– спросил я.К моему удивлению, в консульстве названная книга имелась, хотя от британских морей до этой сибирской глуши было по меньшей мере тысяча миль.– Найдите там капитан-лейтенанта Генри Джорджа Дайкстона.Отложив в сторону «Список», консул спросил:– В таком случае что означает этот маскарад с Яковлевым?– Вы должны дать мне честное слово, Престон, что никогда и никому не скажете о нашем разговоре ни единого слова.Престон недовольно поморщился.– Лишь в том случае, если вы сможете мне доказать, что действительно выполняете поручение его величества. У вас есть доказательства?– Нет.Тем не менее я рассказал ему свою историю и показал мандат от Свердлова. Престон был вынужден мне поверить. Правда, при упоминании о Захарове он скривился:– Неужели этот человек действует по поручению короля?Вот в это Престону поверить было трудно.– Не только по поручению, но с благословения короля. Итак, вы даете честное слово?Престон пообещал хранить тайну, и тогда я изложил ему суть проблемы. У консула, впрочем, и собственных проблем хватало. Лондон и британское посольство в Москве постоянно его одолевали требованиями как-то помочь императорской семье. Престон ежедневно пытался проникнуть в дом Ипатьева, однако неизменно получал отказ.– Таким образом, – резюмировал он, – мне так и не удалось добиться аудиенции с его величеством, но видеть его издали я могу. Пойдемте со мной.Мы поднялись на самый верхний этаж в одну из комнат. Престон отодвинул штору, и помещение наполнилось лунным светом.– Видите? – спросил он.Да, я видел. Дело в том, что консулат находился сразу за домом Ипатьева, поэтому сверху можно было видеть все как на ладони. Точнее говоря, просматривался не сам Дом особого назначения, а его внутренний двор. Сейчас, ночью, там, разумеется, никого не было, да и в самом доме не наблюдалось никакого движения – лишь в нескольких окнах горел приглушенный свет.– И вы их видите? – спросил я Престона.– Естественно. – Консул держался очень сдержанно, но сразу было видно, что этот человек не чужд глубоких чувств. – Ежедневно примерно в течение часа царь и царица в сопровождении дочери выходят на прогулку. Они ходят по дворику взад и вперед. Только представьте, до какой малости сжалось пространство, подвластное самодержцу всея Руси!– А можно вступить с ними в какой-нибудь контакт? – спросил я. – Не пробовали?Он покачал головой:– Не осмелился.– Ах, вы не осмелились! – возмутился я. – Кузен вашего государя находится в такой опасности...Престон перебил меня:– Боюсь, вы не все знаете. Печальные новости.– Что еще?Престон вздохнул:– В Архангельске высадились британские и американские войска. По сути дела, я теперь представляю здесь державу, ведущую боевые действия против России.– Мы воюем с Россией?!Я просто не верил своим ушам. Ведь мы так долго состояли с Россией в союзе.– Нет, не воюем. Война не объявлена, хотя это мало что меняет. Мое положение здесь стало весьма двусмысленным. Дело, естественно, не в моей персоне, а в том, что я представляю здесь интересы многих иностранных граждан, не только британцев. Я не могу себе позволить предпринимать какие-либо рискованные действия.Я сердито посмотрел на консула, но он жестом попросил не перебивать:– С другой стороны улицы, из дома Пурина, обзор еще лучше. Оттуда видно даже сад.– Где этот дом?Оказалось, что дом, принадлежавший купцу Льву Пурину, находился совсем близко.– Этот человек предан царю?– Он банкир, – печально усмехнулся Престон. – Что теперь у него осталось, кроме преданности?Консул положил мне руку на плечо и, очевидно, почувствовал, что я весь трясусь.– Вы нездоровы? – спросил он.– Очень может быть, – ответил я, хотя факт болезни уже не вызывал у меня никаких сомнений.– Аспирин, горячий чай и лимон, – сказал Престон и отвел меня в гостиную, где пылал камин, несмотря на теплый весенний вечер.В чай Престон добавил виски, и я выпил этот бодрящий напиток. Тем временем Престон рассказывал мне о Пурине. Выяснилось кое-что интересное: оказывается, из дома Пурина не только открывался отличный вид на Дом особого назначения, но там имелся и частный телефон, о котором никто не знал. У жены банкира в другой части города жила сестра, и приватная телефонная связь соединяла два эти дома.– Это может вам пригодиться, – заметил Престон.Он готов был помогать советами, на большее рассчитывать не приходилось. Помню, как я взволнованно втолковывал ему что-то о чувстве долга, но состояние мое было столь плачевным, что детали разговора в памяти не отложились.Вскоре я ушел, с трудом переставляя ноги. Помню, что Рузский ждал меня снаружи. Я коротко пересказал ему сведения, полученные от Престона, причем два раза чуть не потерял сознание – Рузский влепил мне пару звонких пощечин, чтобы я не упал... * * * Очнулся я в каком-то голом помещении и некоторое время лежал без движения, не в силах как следует открыть глаза – веки казались неимоверно тяжелыми. Постепенно я смог осмотреться. Я лежал под белой простыней, стены тоже были белыми. В углу располагалось небольшое зарешеченное оконце без занавески. Скачала я подумал, что нахожусь в заточении. Собственно, так оно и оказалось, правда, это была не тюрьма. Вскоре я убедился, до какой степени меня оставили силы. Я не мог пошевелить рукой, оторвать голову от подушки, даже на то, чтобы поднять палец, требовалось невероятное усилие воли. Все тело онемело, в голове было гулко и пусто.Я лежал примерно час, ни о чем не думая. Впоследствии я узнал, что такое состояние объяснялось крайним упадком сил – ведь я находился на волосок от смерти.В конце концов раздался звук открываемой двери, шелест ткани, и женский голос спросил по-русски:– Вы очнулись?Я хотел ответить, но во рту так пересохло, что вырвался лишь какой-то стон.Ко мне склонилось женское лицо. Я увидел перед собой монахиню лет пятидесяти, чьи голова и плечи были замотаны в платок.– Действительно очнулся, – сказала она.Я хотел кивнуть, но она поспешно произнесла:– Нет-нет, не двигайтесь. – Положила мне на лоб холодную и сухую руку. – Как вы себя чувствуете? Пить хотите?Я чуть шевельнул тяжелыми веками, а она налила в стакан воды. Потом приподняла мне голову и дала попить.Я с наслаждением напился.Монахиня сказала:– Вас спасли молитвы. Мы все за вас молились.Я поблагодарил ее и спросил, где я нахожусь. Оказалось, что я по-прежнему в Екатеринбурге, в женском монастыре.Смочив рот, я почувствовал, что могу говорить. Правда, разговаривал я едва слышным шепотом.– Как я сюда попал?– Вас привел сюда ваш друг, мсье Бронар. Ах, сударь, это было так давно.Монахиня, сама того не замечая, перешла на французский. Как многие образованные русские той эпохи, она говорила по-французски не хуже, чем по-русски.– Давно? – переспросил я. – Что вы имеете в виду?– Прошел почти месяц, – улыбнулась она. – Почти месяц мы беспокоились о вас и молились за вас.– Целый месяц?! А какое сегодня число?– Четвертое июня.А ведь я вернулся в Екатеринбург десятого мая!– Не может быть! Что со мной произошло?Монахиня нежно улыбнулась.– Воспаление легких: сначала одностороннее, потом двустороннее. Вы перенесли одну за другой две тяжелые болезни. Два раза вы были на волосок от смерти. А теперь вам нужно хорошо питаться и набираться сил.Мои мысли понемногу прояснялись. Головокружение исчезло, и я попытался разобраться в ситуации.– Скажите, сестра, чья власть в городе?– Большевистская, – поджала она губы. Было ясно, что коммунисты у нее симпатии не вызывают.– А белые?– Наступают. Во всяком случае, все об этом говорят. Но они пока еще далеко от Екатеринбурга.– А царь?Монахиня приложила палец к губам:– Вы слишком много разговариваете, мсье. Вам нужно отдохнуть.– Скажите мне...– Нам не нужно разговаривать о таких вещах.– Но он жив?Она кивнула и вышла из комнаты, прошептав на прощание:– Отдыхайте, мсье.Я слышал, как закрылась дверь.Если бы я мог владеть своим телом, то немедленно поднялся бы с кровати, но увы: глоток воды оживил меня всего на несколько минут, а затем я почувствовал себя еще более слабым. Вскоре меня вновь заклонило в сон, а когда я проснулся, то в комнате уже горели свечи. Рядом сидела добрая монахиня, и восхитительно пахло едой. Женщина села рядом со мной и с ложечки стала поить меня бульоном, словно маленького ребенка. Бульон был замечательный – с луком и перловкой. В жизни не ел ничего столь чудесного. Главное же, что я ощутил, как в моем теле возрождается жизнь, появляется сила. Покормив меня, монахиня улыбнулась и сказала:– Скоро вы поправитесь.Через час явился Бронар. Я уже засыпал, но он бесцеремонно ущипнул меня за щеку, чтобы я очнулся. Чувствуя неимоверную слабость, я попросил его оставить меня в покое, хотя мне ужасно хотелось узнать свежие новости.– Вам что, неинтересно? – прошептал он.– Конечно интересно.– Вся царская семья здесь.– Где «здесь»?– В доме Ипатьева. Под стражей. Мальчика и остальных трех великих княжон привезли из Тобольска. Семья воссоединилась.– Все живы?– Пока да. Значительную часть свиты вернули обратно в Тобольск.Я вздохнул с облегчением. Слава Богу, царская семья воссоединилась, и все в добром здравии. А ведь прошел целый месяц.– Еще какие новости?– Одного из слуг расстреляли, – сухо заметил Бронар.– Что с документом?Я чувствовал, что силы меня окончательно оставляют.– Ничего не слышу! – раздраженно сказал Бронар.– Документ, – прошептал я.– Нет, у меня его нет! – нетерпеливо воскликнул он. – Но его необходимо раздобыть во что бы то ни стало. Понимаете?" Глава 9Парень на мотоцикле Сэр Хорейс Мэлори не имел обыкновения посещать ежеквартальные приемы, устраиваемые организацией, которая более всего известна под названием СШАСК – то есть Соединенные Штаты Америки плюс Соединенное Королевство. Членами состоят представители компаний и банков двух этих стран. Главной задачей организации является содействие деловому сотрудничеству между обоими государствами, а также помощь американским гражданам, временно проживающим в Британии, в наведении социальных контактов с дружественными англичанами.По традиции, банкеты проходили в непринужденной обстановке: шум, свист, крики, легкомысленные шутки, всевозможные пари.Мэлори чувствовал, что он уже несколько староват для подобного сборища, однако ради Пилгрима все же решил сходить. Возможно, молодому человеку это мероприятие понравится...Нет, Пилгриму оно не понравилось. О Мэлори и говорить нечего. Неприятности начались с того, что некий цветущий господин, оказавшийся рядом с ними за банкетным столом, шутливо сказал, обращаясь к Мэлори:– Видел вас на аукционе, где продавали Тернера. Вы знаете, кому досталась картина?– Нет, – коротко ответил Мэлори.– Такие деньжищи выложили за квадратный метр холста, по которому размазано много краски, – жизнерадостно продолжил сосед. – Поразительно, как люди умеют швыряться деньгами. По-моему, это чистейшее расточительство.– Я тоже так считаю, – согласился Мэлори, более всего желавший, чтобы сосед заткнулся. Старый банкир решил вновь изобразить выжившего из ума идиота. – Только деньги на ветер пускают, так я вам скажу. И какие деньги! Вот мне тут рассказывали про лорда-канцлера...– Забавно, – перебил его сосед. – А я слышал, что картину купил банк «Хильярд и Клиф».– Мы не такие идиоты, – пробормотал Мэлори. – Скажете тоже! Вы слышали, Пилгрим?Пилгрим деланно рассмеялся:– Чушь собачья! Кто вам это рассказал?– А мне рассказали не только это, – весело ответил сосед, повышая голос, чтобы остальные присутствующие тоже могли услышать его.– Наверняка какие-нибудь пустые сплетни, – заметил Мэлори. – Давайте лучше поедим супу.Он хлебнул супу и обжегся – суп был слишком горячим. Но разговор остановить не удалось.– Мне рассказали вот что, – с энтузиазмом продолжил сосед – финансовый директор одной из страховых компаний. – Причем слухи идут, можно сказать, от аукционной компании. Они сказали, что покупатель пожелал остаться анонимным, но что это был крупный англо-американский банк.– Полнейшая чушь! – перебил Мэлори.– Банк, который хочет сделать обществу прекрасный подарок.Все слушали с интересом, подсмеиваясь.Мэлори решил, что пора скинуть маску старого идиота. Он уже понял, к чему идет дело. Небрежным жестом банкир взмахнул рукой и как бы случайно опрокинул тарелку с супом прямо на колени соседу... из страховой компании.Позднее он объяснил потрясенному Пилгриму:– Это был единственный приятный момент за весь вечер. Помните, как этот тип скакал по залу, держась за брюки?Вы ведь знаете, что он собирался произнести в следующую секунду?– Нет, не знаю.Мэлори предостерегающе взглянул на компаньона:– Я не собираюсь говорить этого вслух даже наедине с вами, дружище. Слово не воробей.Беседовали они на ходу, точнее, на бегу. Суп обжег директору весьма неудобное место, и этот жизнерадостный господин вознамерился задать Мэлори взбучку, невзирая на преклонный возраст банкира. Когда же настигнуть виновника не удалось, он отправился в ванную с переносным телефоном в руке, положил себе на травмированное место мешочек со льдом и принялся названивать в отдел искусства газеты «Таймс». Когда ему удалось разыскать редактора отдела, то он мстительно сообщил ему новость, которую назвал «слухом, поступившим из хорошо информированных источников». Редактор воскликнул, что новость кажется ему необычайно интересной. Так оно и было.– Редактор газеты «Таймс» был бы весьма признателен, если бы вы нашли время для беседы с ним, – сообщила на следующее утро своему шефу секретарша Пилгрима.Пилгрим сразу же снял трубку.– Чем могу быть полезен, Джордж?Однако это оказался не главный редактор, с которым Пилгрим был знаком, а какой-то Валентайн, имя которого банкир слышал впервые.– У меня всего один вопрос, мистер Пилгрим.– Валяйте.– Правда ли, что вы приобрели Тернера, намереваясь подарить его государству?Пилгрим моментально мобилизовался. Если он ответит «нет», следующий вопрос будет: «Зачем же вы тогда приобрели эту картину?» Если он ответит «да», то это обойдется банку в три с половиной миллиона фунтов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36