— Эльвир хотел быть последним из тех, кто жаждет мести, — продолжала она.Она никогда раньше всерьез не говорила с ним об Эльвире. И теперь она рассказала ему о смерти Эльвира.Пока она рассказывала, он притянул ее к себе, и для нее было облегчением чувствовать его тепло.И когда она замолчала и он, не говоря ни слова, прижал ее к себе еще сильнее, она поняла, что его объятия — единственное для нее убежище в этом мире.Она думала раньше, что не нуждается в нем; он был не таким, каким, по ее мнению, должен был быть. Она думала, что может управлять и им, и собой. И все-таки он был с ней все это время, всегда готовый утешить и защитить ее. И только теперь, когда игра была закончена и она проиграла, она поняла, что нуждается в его помощи.— О чем ты вздыхаешь?Сигрид вздрогнула; она сама не заметила, что вздохнула.— Может быть, я не понимаю и саму себя, — сказала она.— Во многом бывает трудно разобраться, — сказал он и замолчал.Он не имел обыкновения тратить время на пустые размышления.— О чем ты думаешь? — спросила она.Но он не ответил, а только спросил:— Ты по-прежнему ненавидишь короля Олава?— Невозможно ненавидеть умершего, — ответила она.— Возможно, ты права… Ты восприняла это не так, как я ожидал, — вырвалось у него.— А что ты ожидал?— Что ты начнешь расспрашивать меня о смерти конунга. И я подумал, что мне не захочется рассказывать тебе больше, чем я сказал об этом в зале.— Мне достаточно знать что он мертв. Мне вовсе не обязательно слышать о том, как происходила агония.— Теперь я понимаю, в чем дело, — сказал он. — И у меня возникает желание рассказать тебе о том, о чем я не собирался рассказывать.— Случилось что-нибудь необычное? — спросила Сигрид. Она достаточно насмотрелась уже на кровь и раны, и у нее не было желания выслушивать подробное описание схватки.— Да, — сказал он. — Несмотря на то, что король Олав погиб в сражении, он не проиграл борьбу.— Как это могло получиться? — с невесть откуда взявшимся любопытством спросила Сигрид.— Я был совсем близко от короля, когда он был ранен в ногу, — начал Кальв. — Рана была не опасной, она была куда меньше теперешней моей.Указав на свою ногу, он продолжал:— Насколько я понимаю, у него не было причин прекращать битву, да и слабым он никогда не был. Но внезапно он остановился и обратил лицо к небу, словно забыв о кипящем вокруг него сражении. Глядя на него, я и сам чуть не забыл о битве, и мне с трудом удалось уклониться от удара меча и навеки усмирить того, кто пытался это сделать. И когда я снова посмотрел на короля, он стоял, прислонившись к камню. Отбросив далеко в сторону меч, он сложил в молитве руки.Лицо его сияло. Я мог бы зарубить его на месте, но у меня рука не поднималась убить его, хотя дело здесь касалось и моей жизни.— И тогда Турир проткнул его копьем?— Да. Но я был слишком занят тогда обороной, чтобы разобраться в случившемся.Сигрид ничего не сказала. Если бы раньше Кальв сказал ей, что не захотел убивать короля, как это подобало ему в сражении, она назвала бы его трусом.— Не знаю, мог бы я убить его, если бы Турир не сделал этого, — сказал Кальв. — Он отпустил ее, сел на постели, уставился в темноту. — Он ведь оставил меня в живых, когда я был в его руках… Это было на него так непохоже, — задумчиво добавил он. — Во время сражения вдруг стало темно. Казалось, что надвигается ураган, но ни одной капли дождя не упало на землю.— А здесь был дождь, — сказала Сигрид.— Значит, это было обычное ненастье, — с облегчением произнес Кальв. — Многие были напуганы во время сражения, думая, что это знамение.— Интересно, где теперь Турир, — немного помолчав, спросила Сигрид. — Я-то надеялась, что он заглянет сюда, прежде чем отправиться на север.— Если бы он собирался это сделать, он бы уже был здесь.— Финн Харальдссон вышел невредимым из битвы?— Думаю, что да. Он сам снаряжал свой корабль обратно.— Значит, из наших близких погиб только Гутторм.— Я потерял Колбьерна, моего брата, — тихо произнес Кальв. Из его горла вырвался приглушенный всхлип.Сигрид вспомнила, как ему не хотелось сражаться со своими братьями; она догадывалась, что он считает себя виновным в смерти Колбьерна.Она притянула его к себе, спрятала его лицо у себя на груди. Она не знала сама, какие чувства испытывает к нему: сострадание, сочувствие или что-то вроде любви. Она понимала только, что должна помочь ему. И теперь уже речь не шла о том, был ли он слабее или сильнее ее, был ли он для нее тем, кем был для нее Эльвир. Достаточно было того, что он был самим собой.И когда напряжение его ослабло и он стал отвечать на ее ласки, она заплакала, понимая, что ее грех всегда будет разделять их.
Турир Собака не мог отправиться на север, не погостив в Эгга. Он прибыл через два дня после приезда Кальва; он объяснил, что был в Инндалене, где следил за тем, чтобы во время бегства в Свейю королевская дружина не занималась грабежами и поджогами.Финн Арнисон не скрывал своего мнения по поводу приезда Турира, но тот не обращал внимания на его ругань. Сразу после приезда Турир отправился в Стейнкьер, чтобы переговорить со священником Энундом.Энунда дома не оказалось; Турир ждал его до самого вечера. И когда священник пришел, они вместе отправились в Эгга.Когда они пришли, в зале было полно народа, и Энунду освободили место возле хозяйского стула; Турир сел рядом со священником.Сигрид удивилась, увидев их вместе, но, судя по выражению лица Энунда, произошло нечто необычное. Сделав полагающийся гостям глоток пива, Энунд обратился к Кальву:— Ты знаешь, что Турир был ранен в руку во время сражения?— Я видел у него на руке кровь, — сказал Кальв. — А что?— Ты видел его рану?— Я не особенно присматривался.— Кто-нибудь другой видел ее? — спросил Энунд, переводя взгляд с одного человека на другого. Но никто не отвечал.— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Торберг Арнисон, лежа на скамье и приподнявшись на локте.— Если хочешь, расскажи им все сам, — сказал священник Туриру.— В этом нет нужды, — ответил Турир.Больше об этом не было сказано ни слова. Собравшиеся говорили мало и рано разошлись спать.

На следующий день, сразу после завтрака, Сигрид пошла к Туриру; она хотела узнать, в чем дело. И они направились по тропинке, пройдя мимо Кальва.Они говорили о многих вещах. Но когда Сигрид пробовала завести разговор о его ране, он уходил от него.Он принялся рассказывать о том, кто участвовал в сражении и на чьей стороне и кто не участвовал. Большинство имен, которые он называл, были Сигрид незнакомы. Но она вздохнула с облегчением, когда он сказал, что Сигвата Скальда не было в королевской дружине. Эйнар Брюхотряс тоже не участвовал в сражении, сказал он. Он еще не вернулся домой из своей поездки к королю Кнуту.— Наверняка он выжидает, как сложатся дела у короля Олава в Норвегии, — сказала Сигрид.— Это уж точно! — засмеялся Турир.Потом он стал рассказывать про Бьяркей, о своем сыне Сигурде. Он женился на исландке, дочери Снорри Доброго. Ее зовут Ауд, и до этого она была замужем за одним исландцем, но потом развелась с ним.— По какой причине? — спросила Сигрид.— Я не знаю подробностей этого дела, — ответил Турир. — Говорят, что они бросали друг в друга подушками, но муж ее пришел в ярость, и все закончилось тем, что они стали бросать друг в друга камни.— Похоже, она тоже была сумасбродкой. Ты думаешь, Сигурд сможет поладить с ней?— Это его дело. Он хотел получить ее во что бы то ни стало, хотя она и старше его.Сигрид снова попыталась перевести разговор на ранение Турира, но он продолжал рассказывать о Бьяркее. В конце концов она спросила его напрямик:— Что имел в виду Энунд, говоря о твоей руке?— Ничего особенного.— Если бы это было так, он бы не спрашивал у всех об этом.— Обещаешь не выставлять меня на посмешище?— Разве я когда-нибудь делала это?Турир улыбнулся.— Помнишь, однажды я запретил тебе брать с собой щенка на зимнее жертвоприношение в Тронденесе?— Ты имеешь в виду тот, случай, когда я спрятала Фенрира в твой сундук, в котором ты хранил свою лучшую одежду?Турир кивнул, и тут они оба расхохотались.Сигрид внимательно посмотрела на Турира. Несмотря на седеющие волосы, в облике его было что-то такое, что напоминало ей Турира, каким она его знала на Бьяркее. Она не могла в точности сказать, что именно; возможно, глаза или смех…Но внезапно Турир стал серьезным. Он вытянул вперед руку.— Большой палец был почти отрублен ударом топора, — сказал он. — Взгляни!Она посмотрела, но там не было никакой раны, только небольшой шрам, похожий на тонкую нить, между большим и указательным пальцами. Она удивленно взглянула на него.— Как это произошло? — спросила она.— После битвы я подошел к трупу короля, — пояснил Турир. — Я хотел вытащить копье, засевшее в его теле. Но, прежде чем вытащить его, я остановился и посмотрел на него, и мне показалось, что лицо его светится. Я вспомнил одного священника, которого убил в Ирландии, много лет назад; его лицо тогда также сияло.И я не понимаю, что тогда произошло со мной. Я подумал о сказанных священником Энундом словах в то лето, когда Торберг Строгала строил для меня корабль. Я сболтнул ему, что поверю в его Бога, если на это будет знамение. «Если ты действительно хочешь этого, — сказал он, — ты получишь знамение, когда это будет угодно Богу».Помнишь, я как-то уже говорил тебе об этом, и ты спросила, не хотел ли я когда-нибудь увидеть знак Божий.Но Сигрид не помнила об этом.— Нет, — сказал он, — этого я не хотел. Но возле трупа короля я испытал чувство спасения; я почувствовал, что Бог короля где-то совсем рядом и что сейчас произойдет нечто необычное.Я заставил себя вытащить из него копье. И когда королевская кровь стекла с острия копья мне на руку, я задрожал, как мальчишка, впервые убивший человека.И тут я почувствовал в руке тепло; думаю, на миг я потерял сознание. И когда я снова пришел в себя, я стоял на коленях, держа в руке вытянутое из тела короля копье, и рука моя была здорова.— И теперь ты веришь в христианство? — спросила Сигрид.— А что мне еще остается?— Что сказал Энунд?— Сначала он торжественно поблагодарил Бога. Но потом почесал в затылке и сказал, что все это следует обдумать.Сигрид ничего не сказала.— Один человек сказал, что видел короля Олава живым после битвы, — продолжал Турир. — Во всяком случае, тела его на месте не оказалось. И мне пришла в голову мысль, что он ожил. Что ты думаешь по этому поводу?Сигрид медлила с ответом. «Всему есть свои границы», — подумала она. Она не могла поверить, что Турир смеялся над ней, тем не менее, она была в ярости.— Думаю, что вы все рехнулись, — сказала она. — Сначала Кальв говорит о том, что многие приняли обычное ненастье за знамение…— Не думаю, что это было обычное ненастье, — перебил ее Турир.— Могу уверить тебя в том, что здесь лил дождь как из ведра.— Неужели? — удивленно произнес Турир.— А ты говоришь о каком-то знамении! Я скажу тебе вот что: я думаю, что Бьёрн Конюший ударил тебя топором по голове, а не по плечу, как сказал Кальв.— Показать тебе след удара на плече?— То, что у тебя остался след удара на плече, не значит, что он не ударил тебя по голове.Турир рассмеялся.— Думай, что хочешь! — сказал он.Турир отправился на север, и Сигрид очень не хватало его. Они больше не говорили о его знамении, но он был в таком приподнятом настроении, в каком Сигрид не видела его со времени смерти Раннвейг.Перед тем, как он уехал, она сказала ему, что он теперь не нуждается в серебряном молоточке, который она однажды дала ему. Она освободила его от обещания постоянно носить его при себе.Но он улыбнулся и ответил, что она ошибается, думая, что он вернет ей молоточек обратно. Он говорил о нем с Энундом, и тот обещал выковать из него крест.
Сыновья Арни остались в Эгга надолго, хотя было ясно, что ни Финну и ни Торбергу это не нравится. Им не терпелось отправиться домой, хотя Арни предстояло остаться здесь надолго, как полагала Сигрид, перевязывая его раны.Сигрид полюбила их всех, и к своему удивлению даже Финна. Он не стал более мягок в выражениях, но словесные перепалки между ним и Сигрид уже не были такими злобными. В конце концов оба они перестали воспринимать все это всерьез.Однажды она спросила у него, почему он испытывал такую привязанность к королю Олаву. Ей хотелось побольше узнать о короле.— Лучше него короля нет…— Я уже слышала об этом, — перебила она его. — И я не согласна с тобой. Он отнял у меня мужа и двоих сыновей, а также сына моего брата.— Разве тот муж, который теперь есть у тебя, недостаточно хорош для тебя? — вспылил он.— Вот уж не думала, что ты беспокоишься о том, как я отношусь к Кальву! Ведь ты советовал королю убить его, когда он предлагал королю мир!— Одно дело, если я поливаю его грязью… — Финн осекся. — Известно ли тебе, что подразумевал Кальв под миром? — спросил он.— Думаю, что он подразумевал под этим именно мир, — сказала Сигрид. — Я была так зла на него, когда он отправлялся на восток, что готова была выцарапать ему глаза.— Тогда я ему не поверил, — сказал Финн. — И даже сейчас я сомневаюсь в его намерениях.— Ты просто не доверяешь людям. Вот также ты не мог поверить, что Эльвир был христианином.— Он не был христианином!— Он похоронен возле церкви в Мэрине по приказу короля Олава, — сказала Сигрид. — Если ты мне не веришь, спроси священника Энунда.Некоторое время Финн молчал.— Думаю, что Эльвир обманул короля, сказав, что он христианин, — наконец произнес он.— Что он от этого выигрывал?— Он рассчитывал на то, что король позволит тебе и твоим сыновьям сохранить его владения и собственность.Немного помолчав, он добавил:— Теперь я лучше понимаю, что заставило короля так горько раскаиваться в том, что он приказал убить Турира Эльвирссона.— Он раскаивался?— Он сохранил жизнь двум сторонникам короля Кнута, попавшим в его руки во время его бегства через Норвегию в Гардарики. И он сказал, что надеется, что это послужит выкупом за ту жизнь, которую он загубил. Он говорил и многое другое… — продолжал Финн, тогда как Сигрид молчала. — Он сам признавал, что нередко правил страной жестоко и своевольно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33