Сигрид высвободила руки.— Ты не имеешь никакого права спрашивать меня об этом, — сказала она, вставая.— Сигрид, я говорю с тобой как священник, которому Эльвир доверял свои последние раздумья, как священник, чувствующий ответственность за тех, кого он передал в руки Господа навеки…Она снова села на скамью.— Оставь меня в покое! — сказала она.— Нет, — серьезно ответил священник.— Зачем ты пришел? — спросила она.— Мне нужно поговорить с тобой.— О чем?— О намерениях отомстить, которые есть у тебя и твоих сыновей.Сигрид опять вскочила.— Ты вмешиваешься не в свои дела!— Я вмешиваюсь в те дела, в которые Господь велел мне вмешиваться, — спокойно возразил Энунд. — Ты не очень-то сильна в христианской вере, если сидишь тут и ткешь в воскресенье вечером. Поэтому нет ничего удивительного в том, что я сомневаюсь в искренности твоей исповеди, хотя ты и швыряешь мне в лицо, что я не твой духовный отец.Немного помолчав, он продолжал:— Если ты ответишь «да», когда я от имени Господа спрошу тебя, искренне ли ты исповедуешься, я поверю тебе.Сигрид молчала, опустив голову.— Ты не отвечаешь?Почувствовав на глазах слезы, она моргнула. Ей казалось, что он стоит над ней, как неумолимое божество. Она вспомнила, как Эльвир рассказывал ей кордовские сказки о духах, вылезающих из тонких кувшинов и превращающихся в могучих, грозных великанов. Она торопливо взглянула на него, словно надеясь, что священник исчезнет, как злой дух, но он продолжал стоять рядом с ней.— Не хочешь ли ты исповедоваться передо мной, Сигрид? — спросил он. — Или мне поговорить со священником Йоном?— Я приду к тебе, — тихо произнесла она.И Энунд назначил ей время и место.
В Стейнкьере, сидя в церкви перед священником, Сигрид сразу изложила суть дела.Энунд не смотрел на нее, пока она говорила; он сидел, наклонившись вперед, подложив левую руку под правый локоть и закрыв ладонью глаза, чтобы полностью сосредоточиться на ее словах. И когда она говорила ему о своей вере в асов, он не шелохнулся. Лишь время от времени, когда она запиналась, он задавал ей наводящие вопросы своим ничего не выражающим голосом.И когда она, наконец, закончила, он подошел к алтарю и стал на колени.И она удивилась, услышав его мягкий голос, когда он вернулся к ней.— Бедная Сигрид, — сказал он, — после смерти Эльвира ты похожа на корабль, потерпевший крушение.— И что же мне, по-твоему, делать? — спросила она, когда он замолчал. — Чаще ходить в церковь и чаще молиться, как предписывает мне священник Йон?— Молитвы и служба — это хорошо, — сказал Энунд. — Я бы тоже посоветовал тебе это. Но куда важнее, чтобы ты действительно раскаялась в своих грехах. Но, я думаю, ты не сможешь сделать это, пока не поймешь, что поступала дурно.— Я уже сделала это, — сказала Сигрид. — Я только что призналась тебе в этом: что я приносила жертвы богам и…— То, что ты приносила богам жертвы, серьезное прегрешение, — сказал Энунд. — Но чтобы ты не делала этого снова, ты должна понять, что заставило тебя приносить жертву.— Мне хотелось знать наверняка, что Бог принимает меня, — повторила Сигрид то, что уже сказала священнику. — Но священник Йон говорит только о правилах и заветах. И даже когда я пыталась следовать им, я не обретала ни облегчения, ни мира.— Однажды я спросил у тебя, ищешь ли ты Бога в церкви, — сказал Энунд. — И теперь я вижу, что был прав в своем подозрении. Ты искала только свой личный мир и исполнение с твоих желаний. И когда ты не получала их, ты обратилась к богам. В действительности ты поклонялась самой себе — и в церкви, и принося жертвы богам и божествам. Понимаешь?— Какая польза от Бога, если Он не помогает, когда Его просят?Энунд тяжело вздохнул.— Я думал, что ты, слышавшая так часто разговоры Эльвира о Божественной любви, лучше разбираешься во всем. Христос не обещал земные блага тем, кто следует Его учению. «Неси свой крест и следуй за мной!» — говорил он. И разве мы можем здесь, на земле, ждать награду за свои добродетели, если он сам, олицетворяющий добродетель, был распят?Можно торговаться с языческими богами, Сигрид. И если боги не выполняют своих обещаний, на них можно сердиться.С христианским же Богом дело обстоит иначе. Жизнью Христа Бог доказал, что отдает себя целиком в своей любви к людям. Впервые я понял, насколько возвышена его любовь, когда был на острове святого Кутберта. Ему известны наши желания, но он знает, что для нас является благом. Захочет ли отец наносить сыну увечье, даже если тот просит об этом?Но поскольку Он отдает нам себя целиком, Он требует, чтобы мы тоже отдавали Ему себя безраздельно.И это следует понимать не в том смысле, что мы не должны в своих молитвах просить о помощи Его или святых. Ведь Иисус сам просил в своих молитвах в Гефсиманском саду: «Отец, если будет на то твоя воля, пусть минует меня чаша сия!» И мы должны добавить к этому: «Да будет не моя воля, а Твоя!» И если в ответ на наши молитвы Господь отвечает «нет», мы должны смиренно принять Его ответ.— Ты сказал, что не следует торговаться, — заметила Сигрид, — но велика ли разница в том, что кто-то ждет награду за свои деяния на земле, а кто-то — после смерти?Энунд улыбнулся.— Ты выворачиваешь все наизнанку, почти как Эльвир, — сказал он. — На небо это не награда, Сигрид. Небо — это обещание, которое Бог дает людям, надежда, которую Он дает нам, цель, к которой мы стремимся, как говорил святой Павел. Чем больше мы отдаем себя Богу, который сотворил нас и дал нам все, чем больше мы от Его имени и не прося награды делаем добра другим людям, тем ближе мы к цели.— Эльвир как-то сказал, что только то, что человек делает без задней мысли, становится его богатством, — медленно произнесла Сигрид.— Вот именно, — согласился Энунд. — Так оно и есть. Только то, что мы делаем без оглядки на личную выгоду и личное спасение — только это приближает нас к Богу, делает нас похожим и на Него.Но никто, даже святые, не могут отделаться от желания иметь для себя личную выгоду. И Бог знает об этом. Поэтому Он и дал нам таинства, освящающие наши робкие попытки поставить Его волю выше нашей собственной. Но чтобы эти таинства принесли плоды, мы должны быть искренними в нашем раскаянии, когда мы совершаем дурные поступки.Ты жалуешься на священника Йона, потому что он считает самым важным исполнение церковных правил и заветов. Но священник Йон прав.К Богу ведет множество путей; иногда мне кажется, что путей столько же, сколь и людей. Одни понимают больше, другие меньше, сообразно тем способностям, которые Господь дам им. Но к двери, через которую все должны пройти, ведет дорога воли. И дверь эта открыта даже перед теми, кто не в силах разобраться в заветах. И в то же время, через эту дверь проходят самые сведущие люди, и чем величественнее мысль человека, тем ниже должен он склониться, чтобы пройти через эту дверь. Эльвир тоже прошел через эту дверь, когда поставил над своей волей волю Бога и добровольно исповедовался перед священником конунга.В своем милосердии Господь одарил нас этим путем таинств и заветов, делающим нас всех похожим на Него: ученый и невежда, сомневающийся и твердый в своей вере в Бога, добросердечный и жестокосердный, сильный и слабый, даже герой — причащаясь, все мы в смирении доверием Господу свои слабости, в ответ получая прощение, освящаемся Его любовью.Теперь ты это понимаешь, Сигрид?Подумав, она кивнула, хотя и неуверенно.— Ты понимаешь теперь, что заблуждалась, когда приходила к мессе и ждала, что Бог даст тебе знак своей близости, знак того, что принимает тебя?— Ты считаешь, что я должна ходить в церковь, чтобы отдавать саму себя Богу, не требуя за это ничего…— Да, — ответил священник. — И если ты поймешь это и, будешь жить так, я уверен, что большинство твоих ошибок исправятся сами собой.И Сигрид опустилась перед Энундом на колени и получила отпущение грехов.Расставаясь с ней за порогом церкви, Энунд произнес с теплой улыбкой:— Попробуй только теперь придти и сказать, что я не твой духовный отец!

Вскоре после Рождества Кальву пришло известие от его брата Торберга, который после смерти отца был лендманом на Гиске. Ему требовалась помощь.Он вынужден был укрыть на Гиске одного из исландцев, захваченных в качестве пленников королем; человека этого звали Стейн Скафтасон. Торберг пообещал защитить его за одну услугу, которую Стейн сделал его жене, Рагнхильд дочери Эрлинга Скьялгссона. И теперь Олав был настроен очень воинственно против Стейна, убившего одного из королевских сборщиков налога.Король был в гневе из-за того, что Торберг взял исландца к себе, и требовал, чтобы тот явился к нему в середине поста и объяснил, почему он поступил против королевской воли. Торберга это мало радовало; он просил у брата поддержки и совета и спрашивал, не может ли Кальв встретить его на корабле и со своей дружиной у Агденеса.Кальву не особенно хотелось отправляться в плавание, но он все же известил брата, что прибудет.— Вот видишь, на этот раз твои родичи задевают интересы конунга, — сказала Сигрид.— Эрлинг Скьялгссон и раньше задевал его интересы, — ответил Кальв. — И он приходится родней и тебе.— Я рада, что ты, наконец, вспомнил об этом, — сказала Сигрид.Беседы, которые она вела с Энундом, не сделали ее мягче по отношению к конунгу.Она сказала, что король не упустит случая отомстить. Разве он не послал Тормода Скальда Черных Бровей в Гренландию, чтобы отомстить за своего сводного брата?— Вовсе не обязательно, чтобы король снова делал это, — ответил Энунд. И Сигрид не нашла, что ответить.Но сдаваться она не собиралась. Месть за убитого родственника была священной, и позор преследовал того, кто уклонялся от нее.Другое дело, если бы король признал свою ошибку в Мэрине и заключил честный мир с ее сыновьями. Но он замалчивает истину; он отказывается оправдать Эльвира, и его подарки ее сыновьям — это все равно, что брошенная собаке кость. Он слишком высокого о себе мнения, если думает, что, став крестным отцом, он залечит нанесенные им раны!Она понимала, что имеет в виду Энунд, говоря о любви и прощении, но ее ненависть к королю была тем утесом, о который все разбивается и который, несмотря на все свои усилия, Энунд не мог поколебать.Ее посещения церкви стали приобретать другой характер; слова Энунда дошли до нее. И, перестав думать о самой себе, она почувствовала, как какая-то тяжесть свалилась с ее плеч. Она была удивлена тому, что, ничего не ожидая, она, наконец, стала обретать тот мир, который до этого тщетно искала.
Незадолго до середины поста Кальв тайно отправился на юг, взяв на борт дружину. Оба старших сына отправились с ним; Сигрид странно было видеть их в полном вооружении, готовыми к бою.Гутторм Харальдссон тоже отправился с ними.— Когда ты пойдешь к конунгу, я присмотрю за кораблем, — сказал он.Кальв посмотрел ему в глаза.— Пусть будет так, — ответил он. — Если дело дойдет до боя, ты лишним не будешь.
Во дворе стало пусто. И хотя Сигрид постоянно была чем-то занята, ей казалось, что время идет слишком медленно. Однако через две недели Кальв вернулся.Он сказал, что они договорились полюбовно. И Сигрид с трудом удалось скрыть разочарование.Он сказал, что, кроме Торберга, там были еще его братья Финн и Арни. И Эрлинг Скьялгссон послал туда двоих своих сыновей, когда его дочь попросила о помощи. У каждого был корабль и дружина, так что в Каупанг они двинулись с немалой воинской силой.Они причалили к островку Нидар, чтобы посовещаться. Сыновья Эрлинга хотели отправиться в город со всеми дружинами и дать возможность королю решить, хочет ли он сражаться с ними или сдаться, и Кальв поддержал их. Вести переговоры с королем, не имея при этом за спиной вооруженных людей, было не слишком заманчиво, учитывая привычку короля самовольно обращаться с послами.Остальные же были настроены решить дело мирным путем. Поэтому Финн, Арни и некоторые из их людей отправились на переговоры с Олавом.— При этом он заявил, что никому не позволит запугать себя силой, — сухо заметил Кальв. — Хотя это был единственный язык, который он понимал.Король пошел на уступки, пообещав, что не тронет Стейна Скафтасона и что Торберг не пострадает из-за того, что случилось. Но он потребовал от сыновей Арни, чтобы те поклялись, что будут во всем поддерживать его и никогда не скрывать от него изменников.— И ты поклялся ему в этом? — испуганно спросила Сигрид.— Нет, — ответил Кальв. — Я не смог бы этого сделать, даже если бы захотел. Если бы я это сделал, я вынужден был бы отдать Гутторма и твоих сыновей в его руки.Сигрид пристально посмотрела на него. Она не знала точно, догадывается ли он о желании ее сыновей отомстить. Кальв лег на постель и, спершись на локоть, сказал:— Я сказал, что конунг нарушит клятву, если дело дойдет до сражения. Остальные же просто боялись потерять расположение короля. Олав, в свою очередь, тоже отказался дать мне клятву верности, и это свидетельствовало о том, что я был прав.Этой ночью Сигрид была нежнее с Кальвом, чем во все предыдущие годы.
Сразу после Пасхи к ним прибыл гость. Это был Финн Арнисон; вместе с кораблем и дружиной он направлялся из Каупанга на север и решил ненадолго остановиться здесь. После заключения мира между Олавом и сыновьями Арни он побывал у короля.До этого он никогда не был в Эгга; Сигрид не видела его со дня свадьбы в Каупанге.Еще до свадьбы Кальв сказал, что она познакомится с его братьями, но Сигрид встретилась только с младшим, Арни. Тот побывал в Эгга два года назад. Он был спокойным, рассудительным парнем, не берущим на себя, однако, слишком много.И вот теперь прибыл Финн.— Позор иметь таких братьев, как ты и Торберг, которые подчиняются бабам! — сказал он Кальву, когда они вечером сидели в зале. — Сначала Торберг позволяет своей жене уговорить его действовать против указа короля. Потом ты позволяешь своей жене настраивать себя против Олава. Можешь мне поверить, я хорошо понимаю, почему ты был таким упрямым при подходе к Каупангу!— Не тебе рассуждать о том, что кто-то кому-то подчиняется, ты сам рабски привязан к королю, — сухо заметил Кальв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33