Впрочем, долго думать не приходилось. Он должен был что-то делать, да поскорее, пока не наступил вечер и на Горе не опустили мост и не заперли ворота.— Ты посиди здесь, — сказал он Малуше, — а я пойду, все разведаю и вернусь.— Я посижу и подожду, — ответила девушка и, чтобы брат не беспокоился, даже улыбнулась.Когда Добрыня зашагал по круче и исчез, ей стало страшно. Она так закуталась в дерюгу, что видны были только бледный лоб и необычайно большие глаза, и стала похожа на птичку, которая, почуяв опасность, сжалась, прячется в своем гнезде.Добрыня вернулся не скоро и совсем не так, как представляла себе Малуша. Она думала, что он явится таким же, каким плыл с нею в лодии, — обычным, простым. Ан глядь — по склону конь застучал копытами, на коне сидит не то князь, не то воевода. Она хотела поскорее закрыться дерюгой, а всадник окликает ее:— Малуша! Малка!Только тогда она узнала, что сидит на коне ее брат, Добрыня, со щитом в левой руке, с копьем — в правой, словно богатырь, о котором рассказывала мать.Малуша сразу же ласточкой выпорхнула из лодии. Хорошо еще, что узелок — материнский подарок — не забыла взять. Остановилась поодаль от коня, ждет, что будет дальше.А Добрыня ей говорит:— Лезь ко мне!— Куда?— А вот сюда, в седло… Еще и руку подал.Малуше это было не впервой (она вскакивала в Любече и на неоседланного коня) — уцепилась за стремя, потом за руку Добрыни и словно приросла к луке седла впереди брата.Добрыня тронул коня, они поехали, и тогда Малуша увидела гораздо больше, чем из лодии. Некоторое время они ехали низиной — по Оболони, где там и сям стояли убогие хижины и землянки, а справа и слева росли за частоколом различные овощи. Это были, как пояснил Добрыня, княжеские огороды. Потом он внезапно нырнули в огромную толпу людей, -собравшись вокруг высокого деревянного идола, перед которым горел огонь, все кричали, спорили, размахивали руками.— Не бойся, — сказал Добрыня, — это торг, а вон стоит бог Волос.И Малуша долго оглядывалась на многоголосый торг и освещенного огнем бога, который серебряными блестящими глазами смотрел на Подол, Почайну и, как показалось Малуше, посмотрел и на нее.Когда же Малуша оторвала взгляд от торга и бога, то заметила, что они уже поднимаются гористой дорогой и что впереди совсем близко видна Гора, а на ее вершине — стены, ворота, мост.Но, кроме этого, Малуша так и не успела ничего разглядеть, потому что Добрыня вдруг закрыл ее щитом и сказал при этом:— Так под щитом и сиди, потом все увидишь.Вот почему случилось, что Малуша попала на Гору, не увидев того, что хотела повидать, и не понимая, что затеял и что делает ее брат. Она поняла, что ей почему-то надо прятаться, съежилась, как зверек, за щитом и только видела руку Добрыни, которой он придерживал щит за ремень, слышала, как тяжело дышит конь, взбираясь на Гору, и как тяжело дышит сам Добрыня.А Добрыня ехал, горделиво выставив перед собою в левой руке щит, а правой слегка поигрывая копьем. Вот уже копыта коня застучали по мосту, на котором стоит несколько человек из стражи, вот ворота, возле них еще несколько сторожей. Но Добрыня не просчитался, он проделал все, как задумал. Стражи, стоявшие в воротах, только посмотрели, как Добрыня важно восседает на коне и держит щит перед собою, на ничего у него не спросили. Молчали стражи и тогда, когда конь Добрыни въехал в ворота. Сколько тех гридней проезжает через ворота: один — туда, другой — сюда, с Горы едут — кони гарцуют, от Подола поднимаются — кони еле бредут. И ведь каждый гридень везет что-нибудь с собой: один — козу, другой -овцу, третий — пленницу с поля брани. Попробуй поговорить с ними — не перекричишь, хлопот не оберешься, еще и к князю на суд потащат. А князю гридень дороже всех. Другое дело -ремесленник из предградья или купец с Подола. С них можно спросить, можно с них и взять. Для того и стоит в воротах стража — бережет князя с дружиной, да и себя не забывает.Добрыня остановил коня возле домов сразу же за гридницей. Тут жили его друзья — такие же княжьи гридни, как и Добрыня. И сейчас они, услыхав топот копыт, выскакивали из домов, толпились, смотрели, что это за всадник едет по Горе.— Да это ведь Добрыня! — выйдя вперед, закричал вдруг один из них — высокий, широкий в плечах, почти голый, в одних только ноговицах детина, которого все прозвали Туром. -Эй, Добрыня, где еси был?Добрыня ничего не ответил, соскочил с коня и, прислонив к дереву щит, подал обе руки Малуше.— Правду говорит Тур, — закричали тогда уже несколько гридней, — где это ты побывал, Добрыня, где достал такую девицу красную? У печенегов или у хозар?Малуша растерянно озиралась. Здоровые, краснощекие, усатые молодцы обступили ее со всех сторон, смеялись, дергали за руки и даже за косы. Совсем смутившись, она отступила, умоляюще поглядывая на брата.Добрыня стоял молча, насупившись. Он сочувственно посмотрел раз и другой на Малушу, метнул сердитый взгляд на своих друзей-гридней и наконец крикнул:— Сами вы печенеги, а не гридни! А ты, Тур, что выдумал? Сестра это моя, Малуша, слышите, сестра!И сразу словно холодным ветром хлестнуло усатых молодцов. Теперь уже они смутились, приумолкли и, словно другими глазами, ласково, тепло посмотрели на девушку.— Так чего же ты молчал? — сказал наконец тот самый Тур, который заварил всю кашу. — Сказал бы — и все тут… — Но на этом он не кончил, а, широко расставив босые ноги и взявшись руками за бока, добавил: — Ну, раз уж такая причина вышла, то скажу: сроду не бывало, чтобы жена под щитом въезжала на Гору. Видно, будет тебе, Малуша, тут, на Горе, великая честь и счастье.В первую ночь после появления Малуши на Горе Добрыня не знал, что с нею делать. Сам он вместе с двадцатью гриднями жил в доме под городской стеной и оставить Малушу там не мог. Гридни — люди простые, выпить и погулять мастера, но чтобы девушка спала среди них — не бывало. Отвести бы ее в одну из лачуг, где живут со своими семьями ремесленники и кузнецы, но ведь он никого из них не знал. Об этом он и думал, сидя на крылечке у своего жилья. Хорошо, что хоть Малуша этого не понимает, она успела уже обойти весь город, а теперь пошла к требищу, где жрецы приносили вечернюю жертву.И тут помог ему гридень Тур, тот самый, что недавно насмехался над Малушей, увидев ее под щитом на коне.Он подошел к Добрыне, словно невзначай, постоял, поскреб пятерней волосы, виновато подсел.— Ты чего невеселый? — начал Тур, глядя на Добрыню.Добрыня повернулся к Туру, будто хотел проверить, не собирается ли тот снова поиздеваться. Но Тур не шутил — огромный, с копной рыжих волос на голове, с глубокими шрамами на лице, в одной сорочке и ноговицах, он сидел, суровый и тихий, смотрел на солнце, опускавшееся за крыши боярских домов, на голубей, стая которых носилась в небе.— Не с чего мне быть веселым! — раздраженно сказал Добрыня. — Дома сестре жить невмоготу, как довез ее сюда — не знаю, как обманул стражу — сам дрожу. А тут? Посмеялись надо мною и над сестрою да и ушли. А мне что с нею делать?— Ты не обижайся на меня, — сердечно промолвил Тур. -Говорю ведь — не знал, что это твоя сестра, вот и сорвалось слово… Прости меня.Добрыне стало жаль Тура. И в самом деле, что взять с гридня? Сегодня он пь.ет и гуляет, завтра, гляди, погибнет. Один раз живешь на свете, один раз помирать; подшучивай, гри-День, над людьми, над самим собою смейся, — может, завтра ворон в поле будет каркать над твоей головой.— Ладно, Тур! — тихо произнес он. — Не винись, и я тебя не виню. А вот что делать с Малушей — не знаю. Она у меня дите, Нигде еще не бывала, сама о себе не позаботится, а я куда ее поведу? В гридницу или к нам?— Нет, — ответил Тур, — в гриднице и у нас ее не положишь: дознается сотенный, скажет тысяцкому, тысяцкий — воеводе, а тогда с нею хоть в прорубь… А ты, Добрыня, не знаешь ли кого-нибудь из кузнецов или ремесленников?— Если бы знал…— И я не знаю, — вздохнул Тур. — А что, — задумался он, -если бы мы положили ее в конюшне, на сене?— Что ты говоришь, Тур? Туда же днем и ночью ходят все гридни, княжьи слуги.— Правда, Добрыня, — согласился Тур. — Там сестру заметят и обидеть могут.Оба замолчали. Добрыня безнадежно смотрел на город, на требище, где загорелся, заплясал длинными огненными языками костер. Тур смотрел на небо, начинавшее темнеть, на голубей, белыми пятнышками висевших в нем.— А что, — внезапно Тур опустил голову и засмеялся, — если мы положим Малушу у себя…— У себя? — удивился Добрыня.— Да нет же, — перебил его Тур, — в доме нельзя, положим ее наверху…— Где?— В голубятне. — Тур протянул руку и указал на большую голубятню, которая одним концом опиралась на крышу дома, а другим — на сук старого дуба. — Ведь там, в голубятне, есть закуток для корма. Зимой туда лазят княжьи стражи, а сейчас никто не полезет, никто Малушу не тронет.Добрыня задумался. В словах Тура была правда. Тут, на Горе, все очень любили голубей. Сделанные из дерева, прикрытые навесами голубятни стояли на княжеских и боярских теремах. С незапамятных пор была такая голубятня и над их гридницкой, а возле нее — закуток, куда на зиму засыпали для голубей зерно.Голубей на Горе никто не трогал, не ел, они считались Божьими птицами, размножались на воле, стаями летали над зеленой Горой.— Правда, — согласился Добрыня, — в закутке ей будет хорошо, и сотенный ничего не скажет.— А что ему говорить? Ведь это не гридница, а голубятня. Днем Малуша сможет погулять, спать будет на голубятне. Принесем ей и поесть и попить… Так ведь, Добрыня?— Ладно! — согласился Добрыня. — Это ты хорошо придумал. Так и будет!И Малуша в эту ночь спала в закутке рядом с голубятней. Вечером она поела вместе с братом в гридницкой. Ужин был очень вкусный — похлебка с рыбой, душистый хлеб. Рыжий гридень Тур дал ей несколько чудесных цареградских рожков, каких она сроду не видела. Когда же совсем стемнело, брат Добрыня подставил ей плечо, помог забраться в закуток у голубятни.— Тут, Малка, и спи! Голуби — они чистые, смирные!— А я не боюсь… С ними еще лучше.Чего ей было бояться? В закутке было тихо, тепло; через раскрытое окошко виден был клочок неба и несколько звездочек; где-то близко за стеной ворковали и хлопали крыльями старые голуби, тихо пищали голубята. Она была довольна и счастлива, потому что за длинный день увидела столько, сколько не видела за всю свою жизнь, потому что очутилась в городе Киеве, почувствовала доброту гридней. Малуша скоро уснула.Спали и гридни в доме под голубятней. Тут, в деревянном городе, повсюду, кроме княжеских теремов, было запрещено жечь ночью огонь: много раз случалось, что от малой искры вспыхивал и бушевал большой пожар. В городе все ложились спать, как только сумерки спускались на Гору, а если кто и делал что-нибудь, то в темноте, на ощупь. Стража на городских стенах всю ночь охраняла валы и одновременно следила, чтобы никто не жег огня. Просыпался город рано, до восхода солнца. В хижине под голубятней гридни спали крепко.Не спал только один из них. Он долго лежал на деревянной лавке с открытыми глазами, потом поднялся, встал, осторожно вышел, стараясь не зацепить ничего, и сел на завалинке.Рыжий, веселый Тур сейчас был грустен. Склонив голову на грудь, положив руки на колени, сидел он на завалинке, молчаливый, тихий, задумчивый.Гридень думал о том, как он пришел на Гору еще при князе Игоре. Служил в его дружине, ходил с князем на древлян, сражался с обрами, черными клобуками, печенегами в поле, был изранен мечами. Один печенег рассек ему мечом лоб — на весь век помечен шрамом гридень Тур…Это была бурная, веселая жизнь. Сегодня пей, гридень, гуляй, завтра, может, забелеют твои кости в диком поле. Так живут гридни, вои, вся княжеская дружина, так жил и гри-День Тур.И вот гридень Тур задумался. В ночной час вспомнил он далекое село над рекою Десною, возле города Остра, вспомнил отца с матерью, двух братьев и сестру…Скорбь охватила Тура. Отец его был давнего, славного рода — кто в Остре не знает Туров! Но не было у отца ни славы, ни богатства. Обнищал, взял купу у боярина Кожемы, не смог выплатить и стал холопом княжьим, а однажды весной, когда рубили и сплавляли по воде лес, попал под колоду, утонул в Десне.За ним ушли все — мать, сестра, оба брата. Все они умерли, когда после лютой зимы докатился до Остра мор. Только он, младший из Туров, выздоровел, оправился, выжил.Так и попал он в Киев, в княжескую дружину. В селе под Остром, где всю землю захватил Кожема и другие бояре и воеводы, Тур, должно быть, пропал бы. В княжеской дружине его кормили, одевали, тут, на Горе, у него была крыша над головой, лавка, чтобы поспать. Пей, гридень, веселись, — может, не скоро еще стрела пронзит твою грудь, а меч рассечет череп!«А если, — подумал Тур, — стрела не догонит и меч не возьмет, тогда что?»И в самом деле, пока он еще молод и здоров, он нужен в княжеской дружине, а когда не станет у Тура сил, тогда что? Пожалованье, как водится. За верную службу могут дать гридню клок земли в диком поле. Пока гридень был молод -стерег князя в городе, стар стал — береги его поле.«Нет, — продолжал думать Тур, — так жить нельзя, надо иначе!»И еще задумался гридень Тур над тем, почему же именно в эту ночь пришли ему в голову такие мысли, почему ему не спится?Тур встал с завалинки, отошел немного, увидел в ночной полутьме голубятню на крыше, представил себе, как спит там девушка Малуша.Вот почему не спится Туру. Эта девушка с карими глазами сильно взволновала его. Она напомнила ему прошедшие годы, отца, мать, братьев, сестру. Она, пожалуй, даже похожа на его сестру Веселку… Так-так, она очень похожа на нее…Но не только похожа. Когда Тур думал о том, что она лежит там, в голубятне, тихо дышит во сне, у него сильно билось сердце, Ему хотелось бы сесть возле нее, взять ее за руку, сказать ей сердечное, теплое, ласковое слово.Нет, не знал гридень Тур, что сталось с ним. Откуда это нашло на него, почему ему захотелось теперь жить и любить? 3 Ключница Ярина не забыла того, что ей сказала княгиня, и часто думала: кого же ей взять себе на подмогу, кого доведется ввести в княжескую трапезную?И хотя под началом у Ярины было много дворовых девушек, остановиться она не могла ни на ком:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14