Небо там еще темное, на нем горят яркие звезды, выше всех пылает, как камень-самоцвет, денница.Княгиня Ольга садится в кресло. По сторонам от нее горят два светильника. Ветер с Днепра колышет огни, изменчивые отсветы блуждают по палате. Бояре, воеводы и тиуны уже успели войти, стоят полукругом у стен, и княгиня видит их длиннобородые лица, пронзительные взгляды, цепкие, опущенные, кажется, почти до полу руки. Позади кресла княгини занимают свои места мужи нарочитые и сыновья Святослав и Улеб.— Слышали вы, бояре и мужи, — начинает княгиня, — говорят, печенеги появились в поле?— Слыхали. В земле Северской и Переяславской, — раздаются тревожные голоса.— А где князь черниговский Оскол?— Я тут, княгиня!— Подойди ближе…Князь Оскол выходит вперед и останавливается против княгини. Это не старый еще человек, племянник князя Игоря по сестре Горыне, — ее мужу, Ратомиру, князь Игорь и подарил Чернигов.Только не похож Оскол на своего отца, который верно служил Киевскому столу, не однажды ходил с князем Игорем на рать и погиб, защищая его на земле Древлянской.Смотрит княгиня Ольга на Оскола и думает: богат, очень богат князь черниговский, кто знает, у кого больше золота, серебра и всяких сокровищ — у нее на Горе или у него в Чернигове, и не кто— нибудь, а сама княгиня Ольга виновата, что стал таким князь Оскол. Ведь это она, уставляя Русскую землю и задавая погостам уроки, подарила князю Осколу лучшие земли за Черниговом, леса над Десною, пахотные угодья вдоль рек. Думала: богаче будет князь черниговский -сильнее станет стол Киевский.Вот и ошиблась княгиня. Алчная душа у князя Оскола, не может он насытить свою жадность, загребает золото, серебро, захватывает бобровые гоны, перевесища.А вот земли Русской не бережет князь Оскол. Сидит в детинце на Черных горах, держит великую дружину, знает, что никто не подступит и не возьмет его там. Да и кому мешают Чернигов и вся Северская земля? Не на Чернигов, а на Киев метят враги: по одну сторону от Оскола сидят древляне, они только и думают, как бы отколоться от Киевского стола, по другую — вятичи, они и поныне не признают главенства Киева.А на восток от Чернигова — дикое поле, печенеги. Снимет князь Оскол свою стражу по Сейму — вот и открыт печенегам путь на Киев.Не только черниговский Оскол таков. Три дня назад был в Киеве князь переяславский Добыслав, жаловался, что налетают и налетают печенеги на его землю, просил подмоги и по-жалованья для себя, воевод, бояр, волостелинов. И княгиня Ольга вынуждена была дать пожалованье над Альтой.— Князь Оскол, — сурово произносит княгиня, — почему не сдержал печенегов на Сейме? Ведь прошли они через всю Се-верскую землю, были под Любечем и Остром, могли добраться и до Киева.— Матушка княгиня, — медленно, тихо отвечает Оскол, — налетели печенеги с поля внезапно, не сами шли, словно сила какая их несла — щиты хозарские, мечи грецкие, — могу ли я один против Византии, хозар и печенегов стоять?— Против Византии и хозар стоит Киев, ты стереги в поле печенега.— Матушка княгиня, — обиженно говорит Оскол, — поле Широко, Сейм глубок, стража стоит на горе, печенег крадется оврагами…— Так поставь стражу, чтобы печенег не прошел ни горой, ни оврагами, плечом к плечу ставь. Не только меня северян охраняешь.— Кого поставлю, матушка княгиня?! Тяжко ратают люди в Чернигове, Любече, Остре…— А ты дай земли людям по Сейму. И над Десною и Днепром дай, пускай каждый себя охраняет…— Нет у меня вольной земли по Сейму, Десне и Днепру. То твоя земля, княгиня.Княгиня Ольга посмотрела на мужей и бояр, взглянула на широко открытые двери палаты. Там, за Днепром, под самым небосклоном, словно кто то провел раскаленным железом, после чего остался огненный след — розовая полоска; она стала шириться и расти, а от нее, словно колосья, во все стороны потянулись светлые лучи.— Что скажем, мужи и бояре? — спросила княгиня.— Дадим земли князю Осколу, — зазвучали хриплые голоса. — Пусть защищает Русскую землю.— Согласны?— Согласны.Тогда княгиня Ольга велела ларнику Переногу, который сидел неподалеку от нее у стены, где горела свеча, и держал перед собою кожаный свиток и перо:— Пиши, ларник: «Землю над Сеймом на два поприща к заходу солнца дать князю Осколу и волостелинам, чтобы охраняли межу…».— И возле Остра, и на Днепре, под Любечем, — вставил князь Оскол.— И возле Остра на два поприща по Десне, и возле Любеча на два поприща, — согласилась княгиня. — Только береги землю Русскую, Киев береги.— Берегу, матушка княгиня, — громко ответил Оскол. -Моя стража уже прогнала их далеко в поле. И не допустим, не допустим к Киеву вовек!Но княгиня все же была неспокойна.— А может быть, мужи и бояре, — сказала она, — послать за Киев дружину в поле?— Лучше, княгиня, лучше' — зашумели мужи.— Пошлем дружину, — сказала княгиня, — а поведет ее княжич Святослав с воеводой Асмусом. Слышишь, сын?— Слышу, — ответил княжич Святослав и поклонился матери. В это время на лестнице, ведущей в сени, послышались возбужденные голоса, топот многих ног, и в Людную палату вошли несколько человек в темных одеждах, подпоясанных широкими ремнями, с карманами для ножей, огнива, соли и крючками, на которые можно было вешать разные вещи. Пришельцы были в тяжелых, кованных гвоздями сапогах, лица у них были бородатые, почерневшие от солнца и ветра.Больше всех поражал один из них, старый, седой, которого вели под руки, потому что он ничего не видел — вместо глаз у него зияли две черные впадины.— Это ты, Полуяр? — строго спросила княгиня, увидев слепого.— Я, матушка княгиня! — вскрикнул, услыхав ее голос, Полуяр и повалился ей в ноги.— Встань, Полуяр, — сказала княгиня. Тот встал.— Говори!В палате настала такая тишина, что слышно было, как шумит ветер за окнами, как глубоко вздохнул Полуяр.— Ранней весной, — начал он, — знаешь сама, княгиня, и все вы, люди, помните, вышли мы на лодиях из Киева-города, чтобы добраться до Верхнего волока, спуститься Доном, переволочь лодии к Итиль-реке и плыть в Джурджанское море. Не впервой ездим мы этим путем, как и отцы наши, деды и прадеды: со всяким добром — торговать, с мечом — защищать межи. Так ехали мы, много добра везли — моего, твоего, княгиня, вашего, добрые люди, — чтобы самим продать, а иного добра нам привезти.Полуяр на минутку умолк, вспоминая, должно быть, как ранней весной выходили они из Киева, долго боролись с быстрым течением Десны и Сейма, волокли лодии от Сейма до Дона, как плыли Доном до Саркела, где в белых шатрах стоят хозары и берут десятину.Но про этот долгий и тяжкий путь купец Полуяр не сказал, ибо кто же тут, в Киеве, не знал всего этого, а закончил так:— Только когда добрались до Саркела, то увидели там не белые шатры, а большой каменный город, а заплатили за волок не десятиной, а головою. Темной ночью налетели и окружили нас вой. Двух купцов — Греха и Стогуда — убили, многих покалечили, все добро, наше и твое, забрали, а мне за то, что не выпустил меча из рук, выкололи глаза.— Что же это за город?— Хозарский, только храмина в нем поганская, грецкая.— А головников видел?— Видел, княгиня.— Кто они?— Греки…На востоке появился сверкающий луч солнца. В палату сразу ворвался свет, фигуры бояр, воевод и тиунов-стали четко видны, на их лицах можно было прочесть тревогу и отчаяние.— Матушка княгиня! — раздалось сразу множество голосов. — Что делается! На Итиль-реке убивают, в Царьграде раздевают, а печенегов кто насылает на нас? Греки, только греки…— Худо творят хоэары и греки, — сказала княгиня Ольга, -но имеем с ними ряд, хозарам платим дань, грекам в Царьгра-' де даем и все берем у них по укладу.— В Царьграде, — шумели купцы, которые не раз за свою жизнь измерили путь до Константинополя, — с нами не торгуют, а глумятся над нами. И доколе будем платить дань хозарам? За что? За то, что убивают людей наших? Нет, княгиня, надобно нам ехать к императорам и кагану, стать на суд с ними.Княгиня Ольга встала с кресла. Она знала, что кричат не только те, кто стоит тут, в палате, кричит, взывает к ней вся земля. Да разве можно нарушать ряд с хозарами, уложенный еще Игорем? Разве можно утопить в Днепре хартии с греками, подписанные прежними князьями?— Я слышу вас, бояре и воеводы, — проговорила она, — и наряжу послов в Итиль и Царьград.— Что могут сделать послы? — закричали воеводы. — Не со словом надобно к ним идти, а с мечом!— Как идти с мечом? — горестно сказала княгиня. — Идти на хозар, чтобы тут на нас напали греки, либо идти на греков, чтобы под Киевом встали хозары? А в поле бродят еще и печенеги — они служат и хозарам и ромеям…— Не бойся, княгиня! — кричали воеводы. — Пойдем на хозар, а там и на греков!Княгиня Ольга, очень бледная, с горящими глазами, несколько мгновений молчала.— Не за себя боюсь, за Русь. Ряда нарушать не стану, послов слать не буду. Сама в Царьград поеду.— Доброе дело сделаешь, княгиня! — зашумели многие из бояр.— А с тобой, Полуяр, будет так, — сказала княгиня, обращаясь к слепому купцу. — Пиши, ларник: «Купцу Полуяру воздать все, что потерял, а еще дарую ему боярскую гривну, три поприща поля за Днепром…»Боярин Полуяр упал ниц, прополз на коленях несколько шагов, словно хотел найти руку великой княгини.Вот, казалось бы, и решены все дела, которые тревожат землю, не дают спать людям на Руси.Но нет, есть еще Гора, у нее также много своих дел. Это она требует от княгини Ольги суда и правды.По лестнице гремят шаги — идет тиун дворов княжьих Талец, а за ним несколько гридней ведут связанного, окровавленного человека.— Что приключилось? — спрашивает княгиня.Тогда Талец кланяется княгине, вытягивает голову так далеко вперед, что она, кажется, вот-вот оторвется от шеи.— Татьба и убийство! — говорит он. — Минувшей ночью этот вот смерд Векша подкрался в Вышнем городе к житнице боярина Драча, утнул княжьего мужа.— Татьба и убийство! — шумят бояре. — Доколе это будет?! Суди, княгиня, по правде!Смерд Векша — здоровый, молодой еще, широкоплечий человек, с копной волос, напоминающей спелую рожь, — босой, в одной сорочке и ноговицах, стоит посреди палаты, смотрит на бояр, воевод и, должно быть, не понимает, где он очутился и что произошло.А потом видит княгиню, и на его окровавленном лице проявляется не то страх, не то надежда, — он валится ей в ноги.Княгиня молчит. Тут есть кому допросить смерда, будет надобность — мужи и бояре, стоящие в палате, не только расспросят и допросят, а учинят еще и Божий суд: бросят человека в воду и будут следить, утонет ли он, заставят человека взять голой рукой раскаленное железо и станут смотреть, сгорела или не сгорела на руках кожа, — мужи нарочитые и лучшие бояре сделают все, что нужно, княгиня же скажет последнее слово, учинит суд по закону, по правде…— Зачем полез в житницу боярскую? Пошто убил княжьего мужа? — допрашивают бояре.Смерд Векша поднимает голову:— Голодно… Жена, дети… Куда пойду? Купу у боярина имею — нечем отдавать, заставу у купца взял — нечем платить…— Слыхали! Знаем! Все они одно и то же! — возмущенно кричат мужи и бояре.— Бояре мои и мужи! — прерывает княгиня эти голоса и обводит взглядом бородатых людей, которые ждут княжеского суда. — Как будем судить за убийство?— За смерть — смерть! — решительно произносит кто-то в толпе. — Как велит обычай.Княгиня Ольга смотрит туда, откуда донесся этот голос, но не знает, кто это сказал: воевода Сморщ или боярин Ратша? Впрочем, не все ли равно, кто сказал? Смерть за смерть — так велит обычай, так думают все бояре, воеводы и мужи, так думает и сама княгиня.Она поднимает руку:— Аще убил смерд княжьего мужа, головнику — смерть. Но в это время выступает вперед боярин Драч, в темном опашне, с посохом в руках.— А моя житница взломана, княгиня, — говорит он. — И не токмо раз был там смерд Векша. Урон несу, княгиня.— Правда, княгиня! — гомонят бояре и воеводы, у которых то там, то здесь во дворах все чаще случаются разбой и татьба.— Векшу на смерть, — заканчивает княгиня, — а двор его с женой и детьми на поток и разграбление.— Вот это по правде, — разносится в гриднице. 2 Торной дорогой за Днепром едет с дружиной своей княжич Святослав. Ольга повелела им проехать далеко за Днепр, искать печенегов, а коли найдут — брать мечи, гнать их с поля.Княжич Святослав едет впереди дружины, рядом с ним -Асмус. С детских лет воспитывал Асмус княжича, куда княжич, туда и он. Только все труднее и труднее становится Асмусу сопровождать Святослава в далеких походах. Пусти княжича — и помчится он за Итиль-реку, за Джурджанское море. А куда уж лететь старому воеводе? Не те лета!Но Асмус никогда не жаловался и не пожалуется на то, что ему тяжко сидеть на коне и что подчас хочется подняться на высокий курган, лечь, растянуться на траве, отдохнуть. Нет, воеводе, который прошел из края в край эту землю, побывал за многими морями, стоял под стенами Константинополя, негоже сидеть на земле, должен он быть верхом на коне, с мечом в руках до самой смерти.Да и не только это заставляет Асмуса сопровождать княжича. Ему выпала счастливая доля. С детских лет пестует он Святослава, передает ему все, что знает, учит тому, что сам умеет, готовит его к вокняжению.Вот и сейчас едут они впереди дружины, широко открытыми глазами смотрит молодой княжич вдаль, любуется небом и землей, упивается запахами трав, да и начинает расспрашивать Асмуса.Вокруг них широко расстилается поле. Над ним, как волна, пробегает свежий ветер, отряхивает росу с трав, раскачивает, гнет к земле белые цветы ромашки, желтые сережки шалфея, только ковыль противится, поднимает кверху свои упругие стебли, и изменчивая дымка, как седина, затягивает поле из края в край.Княжич Святослав с дружиной своей едет дорогой, она вьется среди курганов, на вершинах которых стоят серые, вытесанные из камня изваяния богатырей, оборонявших с давних времен эту землю. Это Залозный шлях, гостинец, по которому ездят купцы — гости. Он тянется от города Киева до Итиль-реки, по нему можно ехать день, два, неделю, не повстречав человека, — только в траве будут стрекотать кузнечики, высоко в небе петь жаворонки, на склоне кургана порой засвистит сурок, а далеко-далеко, на горизонте, промчится, как туча, табун диких лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14