Хотела бы Ярина — и оделась бы, и обулась, накопила бы полный сундук всякого добра…Почему же у Яриньг так пусто в ее каморке; в сундуке, у постели, лежат только два куска полотна, что напряла и выткала она своими руками? Из добра у Ярины есть несколько сорочек, сапожки и платно носит она, пока не износятся, еще есть у нее платно — подарок княгини, в котором служит она князьям в трапезной.И не о том горевала теперь ключница Ярина, не о том жалела, что ничего у нее нет. Ей, старой и немощной, показалось в этот вечер, что отняли у нее душу. 4 Ночь. Гора спит. На стенах раздаются шаги, тихие голоса -здесь стоит стража, охраняет город, Не смыкает глаз. А в теремах бояр и воевод, в хижинах у городских стен темно, тихо -там бродит сон.Как красные угольки, горят только несколько окон в княжеском тереме. Одно освещенное окно смотрит на Днепр, — там вырисовывается чья-то тень, она то покачнется, то снова вытянется и застынет надолго.Это стоит у окна княгиня Ольга. Едва стемнело, она легла, долго лежала в темноте, старалась уснуть, но желанный покой не шел к ней, мысли мешали отдохнуть.Вот она и зажгла свечу на столе, стоит у окна, смотрит на ночной Киев, на темную Гору, стены, звезды, что мерцают вверху и серебряными блестками отражаются в днепровском плесе, смотрит на далекие серые луга и берега.Почему же в этот поздний час, когда все вокруг отдыхает, не спит княгиня Ольга? Встревожила ее весть о печенегах в поле? Или испугали слова купцов о новой крепости на Дону? Или, может, ей просто, как одинокой вдовице, тоскливо и неспокойно в эту душную, теплую ночь: тело горит, а ложе холодно — и рядом чудятся тихие слова и дыхание…Да нет, другое мучит, другое не дает уснуть княгине. Давно, когда мужа ее Игоря убили на земле Древлянской, долго не могла она спать по ночам, все ждала, что он придет. И даже когда убедилась, что не придет, все думала о нем, вспоминала, тосковала. Но все это было давно, уже сыновья ее подрастают, в них вся любовь и душа княгини.Не нова для нее и весть про печенегов в поле. Сколько живет Киев, стоит он на этой высокой горе, как богатырь на страже земель. Много орд проходило мимо него, были и такие, что пытались взобраться на его стены, но все они рассыпались, как песок на днепровском берегу. Не страшны Киеву и печенеги, что бродят, как псы, со своими улусами в поле.Думает княгиня и о крепости Саркел на Дону. Не впервые уже стыкаются на пути к Джурджанскому морю ее купцы с грабителями и убийцами. Темен и грозен восток, страшны просторы за Итиль-рекою. Что же, теперь она пошлет послов к хозарскому кагану, подрастут сыновья — пусть уж они поквитаются с каганами.Понимает княгиня и то, какой урон наносит Руси Византия, понимает, что это она окружает Русь своими крепостями, насылает на нее то хозар, то печенегов. Был бы жив князь Игорь, он давно пошел бы на Византию, как ходил в давние времена, еще раз прибил бы свой щит на вратах Царьграда.Но княгиня больше всего боится войны. Уж сколько лет мирно правит она своими землями, уж сколько лет не знает Русь брани. Зовут воеводы идти на печенегов, гнать их с поля, выступать на Саркел. Воевода Свенельд не раз говорил, что мир для Руси страшнее брани, что на окраинах своих и в поле проливает Русь больше крови, чем на брани, что подползает к Руси Византия.Да разве княгиня сама не знает, сколько зла терпит Русская земля от печенегов и хозар, разве не видит, как день изо дня льется горячая кровь ее людей? И все же ей кажется, что даже самый тяжкий мир ради покоя родной земли лучше, чем смерть на брани, что лучше платить дань хозарам, чем воевать с ними, что лучше с великим трудом торговать с греками, чем идти на них с оружием.И не зря говорила сегодня княгиня, что сама поедет в Царьград. Труден, далек и опасен путь Днепром и морем до Константинополя, но она уже давно собирается туда поехать, хочет говорить с императорами.Неужели же они не знают и не понимают, как велика, богата и сильна Русь, неужели им выгодно точить против нее оружие, вместо того чтобы жить в мире, любви и дружбе? Княгине Ольге кажется, что если она побывает в Константинополе, то обо всем договорится с императорами и добро и тишина придут на Русскую землю.Другое тревожит княгиню Ольгу в этот час, когда так тихо вокруг, когда спят Гора, предградье и Подол. Она почему-то вспоминает прошедший день, утро, перед нею все время стоит перекошенное, искаженное страхом лицо смерда Векши, ей чудится его последний вопль: «Княгиня, помилуй!»И думает княгиня о том, что Векша не один, каждый день в терем ее ведут и волокут связанных людей, требуют от нее суда и правды…Княжий суд нужен. Испокон веку сюда, на княжий двор или в палаты терема, приходили люди, просили суда и правды, и княгиню это не удивляло: ведь даже тучи враждуют между собой, а людей множество, не могут они жить в полном согласии друг с другом. Князь один, ему надлежит чинить суд и правду.Княгиня Ольга вспоминает покойного своего мужа Игоря. Когда он творил суд и правду, она сидела рядом с ним, слушала и смотрела, как он правит землею.Князь Игорь был мудр и смел. Княгиня Ольга помнит, как решительно и безжалостно судил он того дружинника, что показывал спину врагу; карал мужей, которые бесчестили друг друга мечом, топором или просто рукоприкладством; он судил и карал, если девицу умыкали не по любви, если сын не корился отцу, если муж из одного рода убивал мужа из другого рода. За смерть карал смертью. И когда княгиня Ольга брала на себя княжество, она хорошо знала суровый старый обычай и говорила себе: «Сел еси на стол, судяй правду…»Но что есть правда и как творить суд, если все больше и больше волокут к княжьему двору людей, если льется кровь на просторах Руси да и в самом стольном городе Киеве?!Почему же льется кровь, что заставляет одного мужа поднимать меч на другого, брата — убивать брата, сына — поносить отца? Может, не умеют они поделить славу, добытую на поле брани, может, как и прежде бывало, каждый из них защищает честь свою, честь брата, сестры и рода, как это испокон веку бывало на Русской земле?Нет, это вовсе не то, что бывало прежде на Руси, это не то, что водилось при прежних князьях, что установлено древним обычаем. Слава? О, тот, кто стяжал славу, знает, как ее сберечь! Честь? И ее русские люди, кто бы ни посягнул, сумеют защитить. Не из-за чести своей и не ради славы идут ныне на княжий суд люди. Один перепахал межу или перетесал в лесу знак, другой взломал житницу и уволок мех ржи, третий взял чужого коня, забрал оружие, порты, четвертый убил огнищанина, княжьего тиуна или посадника — всюду татьба и разбой, везде кровь и смерть. Временами княгиня Ольга ужасается: что же это сталось ныне на Руси? Спорят между собою земли, города, села, все люди! Куда, куда идет Русь?Впрочем, княгиня Ольга понимает, что это не так. Не земли ссорятся между собою, а князья этих земель, не города с городами, а воеводы с воеводами и бояре с боярами. И это вовсе не татьба и не разбой. Каждый из них сумеет взять свое, каждый из них сумеет получить, что ему нужно, и от князя.Нет, татьбу и разбой чинят иные люди — рядовичи, закупы, смерды, холопы и всякий черный рабочий люд; это они залезают в житницы воевод и бояр, это они перепахивают межи, жгут и перетесывают знаки на деревьях в лесах.А разве не слышит княгиня Ольга непрестанно, что черные люди чинят татьбу и разбой уже и на ее дворах, перепахивают межи ее земель, уничтожают знаки в ее лесах, снимают птицу на княжьих перевесищах, тайком бьют бобра на ее гонах, зверя в лесах, ловят рыбу в княжьих реках?Княгиня понимает, что на Руси сталось то, чего раньше не бывало. Была когда-то у воевод и бояр честь — теперь борются за землю, леса и реки; берегли когда-то славу, а теперь берегут свою казну и межевые знаки; имели дружины — теперь хотят иметь как можно больше холопов. Да и сами честь и слава как будто изменились. Гордились когда-то люди подвигами ратными и шрамами от ран, ныне гордятся добром своим и достатками.Княгиня вздрагивает. А не она ли сама в том повинна? Испокон веку была Русь, испокон веку были князья в племенах ее, испокон веку берегли князья границы земли, брали тяжкую дань с людей, но и платили за нее собственной кровью.«Но ведь, — думает княгиня Ольга, — Русь не могла жить так, как жила допреже, тяжкая дань с племен и родов была погибелью для Руси, муж мой Игорь из-за этой дани погиб…»Всю свою жизнь княгиня Ольга наводила порядок на Руси, старалась, чтобы была она единой и непоколебимой, чтобы Киев-град был сердцем всех земель, а в каждой земле был свой град; думала она и о том, чтобы облегчить людям жизнь. Разбила земли, установила волости и погосты, каждому дала урок и устав.Сделать это было нелегко. Сколько лет прошло! Княгиня Ольга была так молода, когда шла во главе дружины отомстить за мужа Игоря и примучить к Киевскому престолу древлян, в лютую зимнюю стужу объехала она на санях всю землю до Верхнего Волока, дошла до Вятской земли, устояла Русскую землю — вот и прошли года, старость уже стоит на пороге.Почему же эта земля ныне неспокойна? Ольга, кажется, делала все как следует, хотела покоя для Русской земли, добра людям и достигла своего. Почему же Русь идет на суд, где та правда, которой ищет княгиня?Внезапно она прерывает свои мысли, вздрагивает, впивается руками в подлокотники. Нет, она не ошиблась, откуда-то издалека, со склонов предградья, а может, и с берега Днепра, доносится крик человека. Крик этот летит издалека, но, кажется, звучит совсем близко, у самого терема.«Княгиня, помилуй!» — чудится Ольге, и она стоит, напряженно вслушиваясь: что же будет дальше?Но крик больше не повторяется; возникнув вдалеке, он там и замирает.— Что это? Что это? — шепчет княгиня.«Неужели это смерд Векша?» Ночь темная, час поздний, в такое время ее гридни вершат суд…Она молится и не слышит, как тихо открывается дверь светлицы и кто-то останавливается на пороге. Это священник Григорий. Он живет тут же, в тереме, внизу, ибо опасно христианскому священнику находиться там, где его храм, — у ручья на Подоле. Да и княгиня часто кличет его к себе на беседу.Вот и сейчас пришел он, в черной рясе, с Евангелием в руке, стоит на пороге, смотрит на княгиню, что упала на колени перед образом. Христа, и усмешка пробегает по его бледному лицу.— Кто это? — отрывает голову от пола и поворачивается к священнику княгиня Ольга.— Это я пришел к тебе, — тихим голосом отвечает он. — Ты ведь меня звала?— Да, я тебя звала. Сядь, отче.Княгиня встает, устало садится в кресло, недалеко от нее на лаБку садится священник. Теперь он видит, что княгиня очень взволнованна. Об этом говорят бледное лицо, горящие глаза, сжатые губы.— Княгиня молилась, и это хорошо, — начинает священник. — Но почему ныне княгиня неспокойна?— Мне страшно, отче.— Почему?Она смотрит за окно, где тихо колышутся ветви деревьев, и медленно говорит:— Вижу я вокруг великую землю, много племен и родов, что прожили несчетное число веков, одолели врагов, построили города…— Ты речешь правду, княгиня, — соглашается, кивая седой головой, священник. — Велика Русская земля, сильна, непобедима.— Немало трудов, — продолжает она, — положили предки мои, князья, чтобы объединить племена и роды, отразить врагов: везде знают ныне Киев и Русь.— И ты, княгиня, немало содеяла, — добавляет священник. -Устрояя Русь, ты быша для нее, аки денница перед солнцем, сияша, аки месяц в ночи.Она смотрит на него широко открытыми глазами, в которых играет отсвет свечи, берет за руку и спрашивает:— Что же творится ныне? Откуда этот мутный поток, который грязнит чистую воду нашу? Откуда ветер, сбивающий спелое жито?— О чем ты говоришь, княгиня?Княгиня всплескивает руками, а потом прикладывает их к сердцу.— Когда-то люди мои жили родами своими, и в каждом роду были тишина и мир, когда-то роды наши были едины в племени своем, а племена стояли только перед врагом и Богом.— Мир неизменен, княгиня, — отгадав ход ее мыслей, отвечает священник, — мы только иными очами зрим и видим его.— Нет, отче, — перебивает его княгиня, — мир меняется, он изменился, ибо муж идет на мужа, сын на отца, брат на брата, а черные люди — на бояр, воевод, и не только на них, а и на князей. Отче, что же сталось?— Мир неизменен, княгиня, — еще раз говорит священник, -всегда брат шел на брата, и Каин первый убил брата своего Авеля; всегда были князья и черные люди, ибо есть на земле месяц, а есть и звезды; всегда были богатые и убогие; один Бог богат, а все мы — нищие люди.— Но где мой Бог? — тихо шепчет княгиня. — На моих глазах приносят жертву и поклоняются Перуну, а я после этого иду и молюсь Христу.— Не суть важно то, каким ликам поклоняется человек, важно, какого Бога исповедует он в душе своей.— Слушай, отче, — говорит княгиня, — я верю в Христа и ему одному молюсь, но что делать мне, когда он мне велит: «Не убий», а бояре и воеводы мои говорят, что аще убьет муж мужа, то мстит брату брат, сыну — отец, отцу — сын? Христос велит: «Не убий», а я, творя суд над теми, что чинят татьбу и разбой, перепахивают межи и уничтожают знаки, велю убивать их, во пса место.— Христос говорит: «Не убий», но он венчает за добро и прощает каждого, кто сотворил зло.— И убийство прощает? — жадно спрашивает княгиня.— Прощает, если оно несет добро людям.— Так что же такое добро и зло?Священник долго не отвечает и, сложив руки на груди, смотрит на усыпанное звездами небо, на ветви деревьев, что колышутся за окном.— Добро и зло существуют на свете, — произносит он, — от века и будут жить также до века, ибо есть Бог, но есть и диавол, ибо добро — власть, богатство — от Бога, а зло — от диавола.— А богатства земные? — спрашивает княгиня.— От Бога, — отвечает священник. — Все от Бога: князю — венец, слава и честь, воеводе — свое, боярину — свое, и черные люди сотворены такожде Богом. И почему это тревожит тебя, княгиня? По делам его каждому воздаст Бог.Княгиня Ольга смотрит на образ Христа, перед которым горит свеча, и в глазах ее появляется кротость и покорность.— Молись, княгиня, — слышит она тихий, но властный голос священника.Она становится на колени.— Молись, — говорит священник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14