Если посмотреть на всю историю с этой точки зрения, то все очень просто.— Действительно, это самое простое объяснение, — с улыбкой ответил отец Ив. — Хотя мне и жаль слышать, как яростно вы нападаете на греков и их предков. Сами знаете, они не еретики. Но спорить с чудесами не приходится: на то они и чудеса, что не подчиняются голосу рассудка. Просто вы должны помнить, что происхождение этой реликвии сомнительно, а посему расслабляться в битве с неверными, надеясь на чудо, не следует. Но мне пора возвращаться в город: в полночь я заступаю на пост. Да благословит вас Господь, и бейтесь с врагом что есть силы!Оставшись один, Рожер поднялся на помост, пытаясь обдумать услышанное. Было бы очень удобно, если бы Господь посылал знамение всякий раз, когда христианское войско оказывалось в критическом положении, но до сих пор этого, кажется, не случалось. Они проникли в самые глубины Азии только благодаря собственной отваге. Хотя в известном смысле Господь не оставлял их своим провидением, и дважды они спасались от неминуемой гибели: впервые это случилось у Дорилея, когда колонна норманнов оказалась под угрозой полного истребления и прованцы вовремя пришли к ним на выручку; во второй раз их зажали между непокоренным городом и «армией избавления», и Боэмунд буквально в последний момент воспользовался услугами предателя. Он вспомнил, как представлял себе паломничество, будучи в Суссексе: ему грезился долгий поход, поскольку на путешествие в Иерусалим уходил по меньшей мере год, и одна-две отчаянные битвы у границ неверных. Но он никак не ожидал, что их ждут бесконечные осады, долгие месяцы голода, огромные каменные стены вокруг каждого города и деревни, неисчислимые орды турок, ускользающих от христианских мечей и днем и ночью осыпающих паломников стрелами, и угрюмая враждебность или настороженное равнодушие местных христиан, которым они пришли на выручку…Этой ночью турки были особенно настырны, и один из дозорных рыцарей был убит: стрела угодила ему в рот и вышла через шею. Враги шумели, кричали, подходили вплотную к стене, но на штурм не отваживались. На следующий день в обед воинам принесли лишь по кусочку ослиного мяса, и доставивший еду слуга рассказал, что предыдущей ночью, пользуясь темнотой, гарнизон оставил замок Боэмунда у ворот Святого Павла. Официальное объяснение гласило, что его не скрепленные известью каменные стены недостаточно надежны и что турки начали рыть под него подкоп, однако тут же распространился слух, что защитники просто отказались держать там оборону и вернулись в город самовольно. Как бы там ни было, этот форт стал первым укреплением, которое паломники сдали врагу, пусть даже дорога на Алеппо, которую он прикрывал, и потеряла всякое значение после взятия города. Это могло стать началом конца, и у рыцарей Кладбищенского замка вытянулись лица. Весь вечер его защитники клялись, что уж они-то будут удерживать свой пост до последнего человека, но звучало это чересчур напыщенно, чтобы выглядеть убедительным.К счастью, турки не желали вести уличные бои с закованными в доспехи воинами, иначе они давно могли войти в цитадель со стороны южной стены и атаковать город сверху. Этой возможностью они не пользовались, но многим пилигримам приходилось денно и нощно дежурить на импровизированных баррикадах, отделявших цитадель от остального города. Стало ясно, что долго им не протянуть, и число дезертиров множилось день ото дня. VI. ХРИСТИАНСКАЯ АНТИОХИЯ, 1098 Двадцать седьмого июня защитники Кладбищенского замка тщетно ждали обеда. Порции становились все меньше и меньше, но до этого дня их кормили хотя бы дважды в сутки. Часа в три надежда вспыхнула вновь, когда они увидели человека, короткими перебежками пробиравшегося по захламленному, обстреливаемому мосту. Наконец он добрался до южной калитки, где голодные воины встретили его насмешливыми аплодисментами. Это был один из клириков герцога. Он заперся с комендантом замка, а затем забрался на наиболее безопасное место в углу южного помоста. Прозвучал сигнал трубы, и внизу начали скапливаться недовольные, — праздные, скучающие и голодные люди. Они злобно роптали, но когда опытный проповедник несколько раз кашлянул и осенил себя крестом, словно был на амвоне, воцарилась относительная тишина. Первые же его слова заставили замолчать всех.— Пилигримы Нормандии, я принес важные вести. Завтра все мы выйдем из города, чтобы дать врагу решающий бой на равнине к северу от реки. Каждый рыцарь, у которого есть лошадь, должен прибыть верхом, другие будут сражаться в пешем строю там, где укажут вожди. Сегодня ночью этот замок займут сторонники графа Тулузского, которые по болезни не смогут принимать участие в битве, но таким образом внесут свой вклад в оборону города.Это заявление вызвало бурю негодования. Хотя граф Тулузский был пожилым человеком и редко пребывал в добром здравии, но перед лицом грозившей опасности болезнь его сторонников сочли проявлением трусости. Клирик продолжил:— Безлошадным рыцарям надлежит встать в строй вместе с простыми пехотинцами. Турки атакуют нас, как только мы пересечем мост, поэтому следует идти сомкнутым строем, изготовясь к бою. Посему герцог приказывает всем бойцам вернуться в город сразу после передачи замка прованцам. Перед рассветом вожди самолично построят войско на площади. Я знаю, что вы сегодня не обедали. Еды больше нет, но вечером герцог устроит вам хороший ужин, на который пойдет все, что осталось. Священное Копье поведет нас в бой, и Господь защитит правое дело. А сейчас кто хочет, может поспать, но не выдавайте себя врагу ни смехом, ни криками.Речь его выслушали в мертвой тишине. Усталые и голодные люди не собирались смеяться, но предстоящая битва взбудоражила их. Рожер, как и большинство рыцарей, был рад прилечь на одеяло и отдохнуть в тенистом углу двора. Перед тем как заснуть, он вяло подумал: завтра все будет кончено. Завтра вечером он отдохнет по-настоящему: либо они одержат победу, либо шакалы будут глодать его труп.Он проснулся на закате, когда в узкую калитку ввалились веселые, болтливые и бесстыжие прованские арбалетчики. Среди них затесалась пара рыцарей, которые преувеличили свою болезнь, мечтая оказаться подальше от передовой. Другие больные, которые еще могли стоять на ногах, предпочли остаться в городе на случай вылазки врага из цитадели. Нормандцы молча потащились через мост и уселись прямо на булыжной мостовой у ворот. Вид у всех был далеко не бравый. От долгих дежурств в полных доспехах у Рожера ослабели и распухли ноги, ломило потное и грязное тело. Последние десять дней он спал не раздеваясь, а одежду не менял уже месяц. Оберк растер макушку до болячек, потому что Рожер непрестанно вертел головой, следя за турецкими стрелами, а на онемевшем правом плече появилась мозоль от ремня, на котором висел щит. От голода у него кружилась голова и в довершение всего из-за недостатка движения он обливался потом при каждом физическом усилии. Впрочем, по сравнению с остальными он держался молодцом. Многих вдобавок мучил понос. Вообще-то все они не годились в строй, и мощь этого воинства не составляла одной десятой от того, что было год назад под Дорилеем, когда они еле выстояли. Рожер утешал себя тем, что доспехи у него целы, щит тоже, а меч наточен, но с ногами у него было так плохо, что в случае поражения спасаться бегством и думать нечего.Тем временем принесли большие котлы с горячей похлебкой. Каждый получил по куску черствого хлеба и отведал вареного мяса неведомого вьючного животного — кому что досталось. В полночь прискакал сам герцог и приказал всем пешим подняться на вершину холма. Там он собрал ничтожные остатки кавалерии. Нормандские норманны смогли выставить лишь сотню рыцарей на европейских скакунах и турецких лошадках и примерно столько же — на вьючных животных, включая ослов, которые должны были составить вторую линию атаки. Арбалетчиков и пеших рыцарей в общей сложности насчитывалось около двух тысяч. Нормандцы составляли примерно десятую часть войска пилигримов. Выходило, что общая численность христианской армии не превысит двадцати тысяч человек. Турок же, по слухам, было сто пятьдесят тысяч.Герцог и его помощники начали сколачивать отряд. Конечно, эти воины не прошли строевой подготовки, а низкий боевой дух делал их еще более разболтанными и неуправляемыми. Ниже, вдоль длинной, извилистой улицы угрюмо выстраивались молчаливые отряды союзников. Сразу за ними стояли фламандцы, у Мостовых ворот расположились французы графа Вермандуа, а выше нормандцев ворчали и бранились отряды лотарингцев. Герцог и знатнейшие бароны спешились и принялись руками заталкивать людей на отведенные им места. Они строили колонну в шесть рядов, правый фланг занимали арбалетчики, а сильно поредевшие копейщики и кое-как вооруженные, но здоровые слуги — левый. Хочешь не хочешь, но элементарный боевой порядок перед битвой следовало установить.Герцог, увидев Рожера, понял, что перед ним рыцарь, и довольно вежливо попросил его встать между двумя арбалетчиками на правом фланге; остальных спешенных рыцарей распределили по одному вдоль всей шеренги, но их оказалось совсем не так много, потому что большинство, награбив денег при взятии Антиохии, предпочло дезертировать. Когда шеренга была кое-как построена, герцог снова сел на коня, чтобы быть на виду, и дал воинам последние указания.— Пилигримы Нормандии, на рассвете мы переходим мост. Французами командует брат короля, и они по праву пойдут во главе войска. Миновав Кладбищенский замок, они свернут налево и немедленно остановятся. Фламандцы пройдут дальше. Как только они увидят свободное место, тоже свернут налево и встанут рядом. Мы последуем за фламандцами и продолжим шеренгу, примкнув к ним правым флангом. За нами выстроятся лотарингцы. Никто не должен сходить с места, пока не соберется все войско, а это будет тогда, когда граф Конан Бретонский приведет свой отряд и поместит его на крайнем левом фланге. Конные рыцари встанут позади пехоты; я буду с ними и с коня увижу, когда закончится построение. Тогда я отдам приказ о наступлении. Пехотинцы, помните: без моей команды вперед ни шагу! А сейчас, пока не настало время выступать, можете сесть или лечь, но не нарушая строй.Речь его была встречена гробовым молчанием, однако все пехотинцы дружно сели наземь там, где стояли. Рожер оказался между двумя ветеранами-арбалетчиками — видно, старыми приятелями, потому что они, нисколько не стесняясь, переговаривались между собой так, словно Рожера тут и не было.— Что за дурацкий способ идти в бой, Фома! — сказал один. — Почему бы нам всем не выйти одной колонной и не свернуть направо, когда последний перейдет реку? Получается, что задним придется идти дальше всех, а мы весь день будем ждать, пока они не встанут на место. Нет, старый герцог, отец нашего, не одобрил бы подобных фокусов.— Тут ты прав, — откликнулся Фома. — Тарентский, или кто там у нас командует, верно, думает, что турки будут сидеть и ждать, пока мы не построимся. Может, у итальянцев так и положено, но я бы предпочел идти прямо на врага и успеть пальнуть в него пару раз, прежде чем рыцари пойдут в атаку. Надо бы всем нам выступать вместе.— Ну да, — ответил первый. — Мы столько всего сделали за время паломничества, а теперь эти провансальские рогоносцы будут из замка любоваться, как нас перережут турки. Не думал я, что умру смертью святого великомученика, когда давал обет пилигрима, но уж одного-двух заберу с собой, прежде чем они нас прикончат. Будь уверен!Рожер решил, что его долг — подбодрить этих ветеранов, которые могли дурно повлиять на сидевших рядом товарищей, и громко сказал:— До этого паломничества я никогда не обнажал меча. Я не знаю, какие порядки были во времена старого герцога, но вижу, что это единственно возможный план. В Европе вы не воевали в армии, состоящей из дюжины разных отрядов, каждый со своим командиром. Кроме того, многие из них говорят на незнакомых и варварских языках. Если все эти люди встанут в одну колонну, как они поймут команду «Направо!» и как главнокомандующий сможет заставить нас одновременно исполнять его приказы? А что турки не станут ждать, пока мы построимся, так вы знаете, что они сначала долго вьются вокруг и осыпают нас стрелами и уж потом набираются смелости идти на строй в атаку. Этот план поможет нам победить. Вспомните, что нас ведет в бой Священное Копье!Арбалетчики умолкли, сердясь на рыцаря, прервавшего их беседу на самом интересном месте. Но спорить с ним было бы глупо и нарушило бы воинскую дисциплину. Рожер же решил, что ободрил своих слушателей, хотя, судя по всему, напрасно приплел сюда весьма сомнительно обретенное Священное Копье.В лунном свете мелькали мальчики, разносившие винные мехи и корзины с кусочками хлеба. Каждый воин успел сделать по глотку и набить рот. Некоторые счастливчики, умудрившиеся не испортить себе пищеварение, облегчились в канаву для нечистот, но большинство страдало запорами от плохого и нерегулярного питания. Затем показались слуги и принялись подтягивать подпруги на исхудавших боевых скакунах, а к Рожеру подошел его последний арбалетчик и проверил завязки на кольчуге и оберке. Когда забрезжили первые утренние лучи, на каждом перекрестке появились священники и пробормотали короткую мессу. А потом встало солнце, с громким скрипом петель распахнулись огромные Мостовые ворота, и армия двинулась вниз по улице.Рожер хромал — распухшие ноги страшно болели, но надеялся, что от ходьбы и возбуждения ему полегчает. Юноша заметил, что ножны бестолково колотятся о конец щита, который он по всем правилам нес на левой руке, и мешают ему идти. Тогда он решил закинуть щит на спину. Все равно враг еще далеко, и стрелы ему пока не угрожали. Он впервые шел пешком в полных доспехах, в середине плотной колонны и, хотя находился на правом краю, нашел такой способ передвижения чертовски неудобным. Его злило, что передние шли то слишком медленно, то слишком быстро, а он не видел выбоин в мостовой и то и дело спотыкался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49