Она была закутана в шаль, когда-то многоцветную, но под воздействием дождя и солнца давно уже выцветшую и получившую теперь зеленовато-коричневый оттенок.Женщина была безобразной, какой-то неопрятной. Она надела на свои волосы грязно-серую шляпу с пером, лишенным свежести, причем, шляпа сидела косо на ее голове. Из-под кружевной изношенной юбки виднелись ее большие ноги, обутые в стоптанные башмаки.Вид у нее был суровый, нелюдимый.– Да, это я, Гаду, – ответила она. – Вот уже более получаса я жду тебя, бездельник!Зизи извинился, подчиняясь превосходству, благодаря которому эта зловещая женщина, казалось, влияет на него.Он принял, однако, непринужденный вид и сказал:– Вот уже более двух часов, как я понапрасну вас дожидаюсь.Старуха сухо прервала его:– Ты пришел едва ли десять минут назад и остался глазеть на представление вместо того, чтобы найти меня… Да, я видела… Тебе хорошо известно, что я знаю все!– Разве? – спросил загадочно Зизи, подумав о том, как она удивится, когда узнает о его новой работе.Но, к его большому удивлению, подлая старуха отвела Зизи в сторону и сказала ему:– У тебя новые хозяева… Вспомни-ка, что я тебе предсказала восемь дней тому назад.– Черт возьми! – удивился Зизи. – Это действительно так. И как ты могла все отгадать, матушка Гаду?..Но вдруг он разразился хохотом.– Бог мой, – продолжал он, – не надо быть особенно мудрым, чтобы догадаться об этом. Ведь я не ношу более ливреи посыльного из ресторана, и на моей фуражке написано, что я работаю у аристократов.– Разве на ней написано, что ты работаешь у барона де Леско на улице Спонтини? Ну? Кто же прав, бездельник?..Зизи опустил голову.Гаду, раздвинув толпу, отошла в сторону и тихим голосом сказала Зизи:– Ты должен выбалтывать мне все, что узнаешь о своих новых хозяевах.– Черт возьми, хватит делать из меня доносчика! У тебя на уме какие-то особые делишки, если ты устраиваешь мне допросы…– Что?.. Что ты сказал? – угрожающе спросила старуха. – Берегись, мой мальчик! Не устраивай скандалов! Иначе это тебе дорого обойдется!Стараясь миролюбиво прийти к соглашению, Гаду опустила в руку Зизи монету в двадцать су, что должно было смягчить сомнения грума, затем мегера повела наставительную беседу самым нежным голосом:– Поговаривают, что у этой душеньки баронессы, у которой ты служишь теперь, кроме законного мужа есть еще один тип… Ты должен следить за ней и сообщать все мне.Зизи собирался спросить у старухи, что же ему придется делать, но ее взгляд предупредил его.«А вообще-то, чем я рискую?» – подумал он.И Зизи рассказал:– Уверен, что у нее должен быть кто-то, а, в общем, они не мешают друг другу… Так, в первый вечер моей службы какой-то тип прибежал неожиданно и влез в окно, чтобы сразу попасть в курятник. Его зовут…Старуха Гаду прервала его:– Плевать я хотела на его имя… Я знаю, это был доктор… Итак, что же произошло?– Я слышал, как они ругались… хотя, казалось, они были увлечены друг другом… Потом этот тип смотался также через окно. Он драпал по саду…– Хорошо, – сказала она. – Что же ты заметил на другой день?– На другой день, – продолжал колеблясь Зизи, – ну, конечно же, хозяин вышел рано утром до второго завтрака и вернулся только поздно ночью.– А хозяйка?– Хозяйка вышла в два часа как раз, когда я смог освободиться, я шел за ней… Мне не терпелось узнать, где же свил гнездышко ее любовник…– И ты узнал? – прервала старуха Гаду.– Да, на улице Жирардон на Монмартре. Я волновался, что влип, слишком досаждая ей… Она была очень раздосадована, как будто у нее какие-то неприятности… В таком же состоянии она покидала улицу Жирардон. Потом она наняла такси и вскоре вернулась на улицу Спонтини.– Улица Жирардон? – переспросила удивленно старуха, как бы захваченная врасплох. – Что заставило тебя подумать, что именно там живет ее любовник?– Просто так предположил.– Хорошо… И это все, что ты знаешь?– Да, все.Старуха снова спросила:– Что сегодня поделывает баронесса?– Я не знаю, матушка Гаду, так как сегодня, воспользовавшись тем, что дворецкий Дезире навострил лыжи, я сразу же прошмыгнул через дверь, чтобы прийти к тебе на свидание.Старуха вынула из-за корсажа серебряные часики.– Без четверти шесть, – сказала она. – Убирайся и живо! Мне нужно, чтобы ты еще остался на этом месте, постарайся там продержаться как можно дольше и извинись за свои шалости. Сматывайся быстро!Однако Зизи не двигался. Его взгляд вновь остановился на элегантном мужчине, уже привлекшем его внимание несколько минут назад.– Кто этот человек? – спросил он у Гаду, убежденный, что старуха должна все знать.Она действительно все знала и ответила:– Это бразилец Альфонсо. Самый красивый и дорогостоящий мужчина… Чтоб мне провалиться на этом месте!– Чем он занимается и что продает? – спросил Зизи.Старуха, как бы сомневаясь, посмотрела на грума, затем, немного поколебавшись и пожав плечами, ответила:– Ничего особенного… путешествует, занимается торговлей… продает то, что запрещено полицией. Например, опиум… Все это приносит доход, так как запрещено… Кроме того, он занимается еще и другими делами.Зизи улыбнулся, это означало, что он понял последний намек старухи.В этот момент Альфонсо поддерживал степенный разговор с маленькой рыжеволосой женщиной, дочкой хозяина ратодрома. И Зизи, убегая, крикнул на ходу матушке Гаду:– Я понял, что это значит – заниматься другими делами… И блондинками тоже.Час спустя ратодром опустел. Клиенты мало-помалу уходили, растекаясь по соседним маленьким кафе, низкоразрядным кабакам, расположенным вдоль проспекта Сен-Уэн.Горелка, оставшийся в здании после ухода публики, составлял один за другим ящички с крысами в помещение типа ангара, который он запер на ключ. Затем он пошел побеседовать с хозяином, человеком огромного роста, стоявшим у входа в загон и взимавшим плату с посетителей. В течение десяти минут они упорно обсуждали вопрос о зарплате Горелки и пришли наконец к обоюдному согласию.Волоча ноги, переваливаясь с боку на бок, Горелка шел по проспекту Сен-Уэн в направлении к Парижу. Он брел в вечерних сумерках с опущенной головой, поглощенной своими мыслями. Ну, прямо задумчивый мечтатель!И вдруг внезапно вздрогнул: кто-то дотронулся до его руки. Горелка, совесть которого не была особенно спокойной, не любил сюрпризы подобного рода.Он сразу остановился, затем обрадованно вздохнул. К нему подходила старуха Гаду.– Я хотела бы тебе составить компанию. Я также возвращаюсь в Пантрюш.Они шагали молча, на некотором расстоянии друг от друга, затем старуха Гаду осторожно спросила его:– Нельзя сказать, что у тебя довольный вид, Горелка. Ну, как идут дела?Он гордо выпрямился:– Дела идут… но, между прочим, могли бы идти лучше.– Сколько ты получаешь на ратодроме?– Примерно пятьдесят су.– Нежирно, – заметила старуха. – А слесарное ремесло ты забросил?– Вот те на! – произнес Горелка. – Это ремесло для виду, все равно как вывеска на лавке, а лавка-то пустая, товара в ней нет. Знаешь ли, я корплю на этой работе с утра до вечера! Вот в чем беда…– Понятно, – поддакнула Гаду. – А тебе не подошло бы хорошенькое дельце? Чтобы ты смог заработать…– Чтобы я смог заработать? – переспросил машинально Горелка, который, опасаясь себя скомпрометировать, посмотрел на старуху украдкой, делая вид, что не понимает.Она же семенила рядом с ним, опустив голову, устремив свой взгляд на дорогу, продолжая говорить и, казалось, не замечая, как он внимательно за ней наблюдает.– Добиться удачи можно только одним ударом, одним, но мощным. И если бы я была уверена, что ты не струсишь, то можно было бы состряпать дельце сообща.– Что бы я, да струсил? Этого со мной не бывало, – сказал ворчливо Горелка.Гаду стояла перед ним неподвижно.– Послушай! – Она устремила на него свой взгляд. – У меня есть одно дело, и мне не хватает такого молодца-силача, как ты, но который не стал бы доверять скандальным людям.Горелка слегка побледнел и сказал, запинаясь:– Все эти штуки, когда можно влипнуть, доставляют одни лишь неприятности. Все это вздор. Я не привык решать дела с ходу.– Ну и шутник же ты! – засмеялась Гаду. – С тобой не соскучишься! Даже если вдруг влипнем, если будет все плохо, здесь риска не больше, чем при путешествии в новые земли, откуда возвращаются при деньгах. Президент всегда помилует…– Почем знать? – усомнился Горелка.Но подлая старуха говорила наставительно:– Хорошо известно, что… судьи робеют, относятся попустительски к тем, кто смело водит их за нос, а что касается президента республики… можно быть в нем уверенным. Этот человек, в сущности, добрый дядя, который охотно подписывает помилование. И нечего бояться, я тебе говорю, даже в самом худшем случае.Оглянувшись вокруг и убедившись, что никто их не подслушивает, Горелка спросил:– Да что же нужно сделать-то, скажите, матушка Гаду.Зловещие глаза старухи сверкнули от радости. Она поняла, что отныне этот хулиган завоеван ею. И нужно только проявить достаточную ловкость, чтобы добиться его безграничной преданности.Гаду взяла за руку Горелку, притянула его к себе и сказала игриво:– Знаешь, к любому делу не приступают сразу же, и потом, наконец, хорошо бы, чтобы это прошло незаметно, чтобы не влипнуть…– О чем же идет речь? – прервал ее Горелка, который любил точность во всех делах.– Об одной бабенке, – объявила Гаду, прищурив глаза, – с которой надо бы уладить дело. Помни, если я к тебе обращаюсь, Горелка, значит, считаю, что ты работаешь по-серьезному и не будешь отлынивать от дела…Разговаривая таким образом, Гаду снова искусно сверкнула глазами, и нельзя сказать, чтобы это немного не взволновало Горелку!Намек на его прошлое, сделанный Гаду, имел существенное значение для него.«Вот те на! – подумал Горелка, – уж не сам ли Фантомас подослал ко мне эту старуху? Может быть, действительно, Фантомас?»По правде говоря, неуловимый маэстро ужасов передавал новости о себе через воров. Никто не забыл, однако, что и за Горелкой числился должок, когда он работал под начальством короля ужасов.– Это можно было бы уладить, – начал Горелка.Гаду усмехнулась:– Черт возьми, я правильно подумала. Мы к этому еще вернемся, мой мальчик…
Покинув Гаду, Зизи возвратился на улицу Спонтини к шести часам вечера, проскользнув через черный ход для прислуги почти бесшумно, как кошка, которая стремится улизнуть со своей украденной добычей.– Даю голову на отсечение, – говорил себе Зизи, – что я собирал о них сведения только в качестве развлечения! Если я понадоблюсь хозяевам и меня не найдут на месте, это плохо кончится! Ах, черт возьми!Зизи действительно плохо начал на своем месте. Еще прошло очень мало времени с тех пор, как он служил у барона де Леско, но он не отличался ни особенным усердием, ни пристрастием к работе. Он уходил после полудня, слонялся по улицам, не стремясь даже получить разрешение на отсутствие.– Вот что, – решил грум, когда проскользнул в людскую, – дай Бог, чтобы все обошлось! В конце концов, если меня спросят, чем я занимался, то скажу, что начищал до блеска крышу!Но это объяснение было малоправдоподобным, причем, в такой степени, что он стал искать другое.– Между тем, – рассуждал он, – я мог бы навестить мою больную бабушку!Но потом ему показалось, что это опасно!– Что за глупости! – заключил он. – Не следует говорить о больной бабушке. Вдруг им вздумается заняться моей семейкой. Но она столь малопривлекательна, что я бы предпочел, чтобы они о ней ничего не знали.В то время как он рассуждал таким образом, в людскую вошел дворецкий барона – Дезире.– Ты наконец вернулся, проклятый бездельник!– Разумеется, – ответил Зизи. – Вы, наверное, приняли меня за моего брата, мсье Дезире?– За твоего брата? – переспросил Дезире. – Почему же?– Но не меня же вы назвали бездельником.К несчастью, Дезире был не в духе, чтобы шутить.– Помалкивай! – грубо приказал он груму. – И прекрати паясничать! Откуда ты вернулся?– Оттуда, – ответил Зизи, предпочитая не давать определенных ответов.– Ты был в погребе, не правда ли?– Да, – ответил грум, на этот раз не колеблясь, поскольку Дезире еще утром приказал ему убрать туда бутылки.Но Зизи не везло. Едва он сказал неправду о том, что «вернулся» из погреба, как дворецкий резко схватил его за руку и встряхнул:– Ну что же, если это так, тебя ждет хорошенькая взбучка от господина барона!.. Хозяин в ярости!..– Почему же? – спросил Зизи.– Ты разбил семь бутылок.Зизи не ответил…В этот момент его живой ум старался отгадать, правду ли говорит дворецкий, обвиняя его таким образом.Зизи твердо знал, что он не разбил ни одной бутылки в погребе по той причине, что он там не был. Зизи пытался понять, не насмехается ли над ним Дезире? Не стремится ли дворецкий свалить на его голову оплошность, которую только он один мог допустить.Зизи не колебался.– Бутылки, – сказал он. – Да, бутылки большой ценности не представляют! А вот вино, содержащееся в них, стоит дорого. Но я же не разбивал вино, значит…Зизи еще не успел закончить фразу, как Дезире наградил его тумаком и двумя подзатыльниками, что указывало на то, что дворецкий не обладал чувством юмора.– Вот так случай, – продолжал рассуждать Зизи. – До сих пор существовала связь между бутылкой и мной! И я знаю, какая! Нужно, чтобы оно было слегка замороженным… так как это не шампанское, а другое вино. Предъявите счет! Не разбивайте больше!И довольный тем, что за ним осталось последнее слово, оставив обезумевшего от ярости дворецкого, Зизи вышел из людской, чтобы побродить где-нибудь, побыть в более спокойной обстановке…
Было около восьми часов вечера. Гости, приглашенные на ужин, должны были вот-вот начать съезжаться. Как много времени впустую потратил дворецкий Дезире на этого бесшабашного мальчишку!В этот же самый момент в своей комнате Валентина заканчивала вечерний туалет. Накануне молодая женщина вернулась с Монмартра очень взволнованной. Она много думала о своем романтическом приключении, но не могла разобраться ни в его значимости, ни в возможных последствиях.Кто же любил ее? Любил ли в действительности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41