Вячеслав Имшенецкий
Секрет лабиринта Гаусса
ПРОЛОГ
Святой памяти советских детей, пропавших без вести в годы Великой Отечественной войны
В гражданскую войну, спасая от японских интервентов ценные секретные документы, таёжными тропами ушёл из Катушевска отряд красноармейцев. Командовал отрядом комиссар Михаил Биль-Былинский. Отряд был вооружён. Люди проверены. Но, как ни странно, ни в Иркутск, ни в Верхнеудинск, ни в какой другой посёлок или город он не пришёл.
Отряд бесследно исчез в сибирской тайге. Позднее органам контрразведки удалось установить, что проводник отряда Лаврентий Мулеков, погубивший людей, был японским диверсантом (агентурные клички — Миякодори, Хорёк, Прозелит).
В лютый мороз обессиленных бойцов он завёл в непроходимые горы и скрылся. Оставшегося в живых командира долго преследовал.
14 января 1922 года на одном из горных перевалов он убил Биль-Былинского из засады. Похищенные документы и путевой дневник комиссара он спрятал в тайнике и, боясь разоблачения, ушёл за кордон.
Прошло двадцать лет, три месяца и двадцать семь дней.
11 мая 1942 года Мулеков снова был заброшен на территорию СССР, теперь уже как немецкий диверсант. Ему поручили взять спрятанные в тайнике у Байкала документы.
Но было у Мулекова и ещё одно, не менее важное задание…
Фашистскому лазутчику удалось проскользнуть Свердловск, Омск, Новосибирск, Красноярск. Ночью он обошёл по тайге Иркутск и вышел к Байкалу. В лесу встретил скитавшихся беспризорных детей: Петю Жмыхина, Таню Котельникову, Тиму Булахова и Шуру Подметкина. Им представился заблудившимся геологом. Дети поверили и охотно согласились проводить его к Онотскому хребту. В пути кормили супами из трав и кореньев, а если случалось подстрелить из лука тяжёлого на подъем глухаря, то «геологу» отделяли самый сытный кусок…
Попав на другую сторону хребта, «геолог» вдруг вспомнил местность. Он вывел ребят к большому обросшему мохом зимовью и сказал, что здесь нужно ждать экспедицию.
Утрами он уходил, взвалив на плечи свой рюкзак, а возвращался поздно ночью или на другой день. Говорил, что ему поручено обследовать отроги хребта, нет ли где здесь железной руды.
Однажды Петя Жмыхин увидел его на горном ручье. «Геолог» шарился в дупле. Выбросил оттуда труху и засунул какой-то свёрток. Дыру заткнул сухим мхом. Потом, воровато оглядываясь, вытащил из рюкзака портативную рацию. Устроившись за камнем, стал что-то торопливо выстукивать ключом. Петя подкрался так близко, что даже видел на рации маленькую эмблему: летящий Змей Горыныч с красным пламенем в разинутой пасти.
Вечером мальчик сходил к дуплу и вытащил свёрток. В новом клеёнчатом мешочке лежала толстая старая тетрадь. На потускневшей коленкоровой обложке едва читалась надпись «Дневник командира» и роспись «Биль-Былинский».
Петя неотлучно стал следить за «геологом» и обнаружил ещё несколько его тайников с картами и схемами на пожелтевшей бумаге и рассказал об этом ребятам. Заподозрили недоброе.
Дневник командира перепрятали, зарыв его под нарами в зимовье. И теперь вчетвером наблюдали за «геологом». В одну из лунных ночей он несколько раз переговаривался с кем-то по рации. Непонятные для ребят звуки морзянки уносили в эфир какие-то важные секреты. А утром он попросил всех четырех побродить в лесу, может, даже с ночёвками, поискать большую поляну для посадки самолёта. Они сделали вид, что пошли искать. На самом деле трое помчались к Байкалу, чтобы сообщить в милицию о подозрительном человеке. А Петя остался тайно наблюдать за «геологом».
Через пять дней фашистский агент Мулеков был захвачен врасплох работниками контрразведки и арестован.
ГЛАВА 1
Возле крыльца гостиницы остановился зелёный мотоцикл с красной звездой на боку. Солдат-водитель, прищурившись от солнца, посмотрел на окна второго этажа и нажал кнопку сигнала. Пик. Пик. Пик. Три коротких и один длинный. П-и-и-и-к.
Петька Жмыхин вскочил с дивана, посмотрел в окно: «Наконец-то!» Он охватил с тумбочки свою старую кепку и помчался по гулкому коридору. Петька спускался на первый этаж, когда услышал, как вахтёр шепчет своей внучке:
— Это тот самый мальчонка, о котором в газете писали, он и его друзья шпиона немецкого помогли изловить.
Натянув кепку до глаз, Петька выскочил во двор. Солдат-водитель шутливо поздоровался:
— Привет, служба! — Он похлопал загорелой ладонью по кожаному сиденью: — Карета подана! Поедем. Ты уж извини, запоздал я малость. Мотор барахлил.
Петька хотел сесть в коляску, чтобы, проезжая по городу, держаться, как всегда, за ручки пулемёта, торчащие из-под брезентового чехла, но оглянулся. Из окна смотрели на него старик-вахтёр и его внучка. Петька застеснялся и сел на мотоцикл позади солдата.
Вторую неделю Петька живёт в Иркутске. С Байкала его доставили гидросамолётом, потому что срочно потребовались свидетели. Немецкий агент Мулеков вдруг опять на допросах начал врать и стал зТянизакопали в зимовье под нарами.
Мулеков выкручивался и не знал, что начальник следственного отдела капитан Платонов приготовил ему неприятный сюрприз. Сегодня, в три часа дня, в Иркутск прилетят на гидросамолёте Петькины друзья: Таня Котельникова, Тимка Булахов и Шурка Подметкин. По просьбе Владимира Ивановича Платонова они ходили с участковым милиционером в тайгу, чтобы показать зимовье, в котором был спрятан дневник командира…
Сегодня состоится очная ставка, и фашистскому резиденту будет предъявлено последнее доказательство…
Как ни гнал солдат свой зелёный мотоцикл, Петька Жмыхин к началу допроса опоздал. Когда он появился в приёмной, секретарь Ольга Филипповна поднесла палец к губам. На цыпочках Петька прошёл в кабинет, бесшумно закрыл за собой тяжёлую дверь и опустился на мягкое кресло. Мулеков сидел спиной к двери и появление Петьки не заметил. Втянув маленькую голову в плечи, диверсант сосредоточенно о чём-то думал. Капитан Платонов глядел на его сжатые кулаки и терпеливо ждал.
Наконец Мулеков поднял голову, выпрямил спину, потёр лоб и начал рассказывать то же самое, что говорил и неделю, и месяц, и полгода назад.
— Во время гражданской войны я случайно остался живым. Один из всего отряда. Испугался чекистов. Допрашивать, думаю, будут, что да как. Почему, мол, все погибли, а ты — живой. Не разберутся, думаю, и дело пришьют. А тогда, гражданин начальник, сами знаете, время было раскалённое. К стенке, и конец! Убежал я в Монголию, оттуда в Китай, а потом в поисках куска хлеба попал в Японию. Был слугой при немецком посольстве, — Мулеков тяжко вздохнул. — За миску горохового супа мыл окна, убирал туалеты, получал зуботычины.
Платонов скосил взгляд на лежащую перед ним радиошифровку советского разведчика из Японии, переданную ещё в начале войны.
В Кейхине, близ Токио, создан японо-немецкий диверсионный сектор под кодовым названием «Отдел зарубежных связей». Инструктором по диверсиям на Кругобайкальской железной дороге назначен прилетевший из Берлина офицер службы Флика Мулеков. Уроженец царской России.
Авдеев
— Слушай, Мулеков, а ты мне про зуботычины раньше не говорил.
— О, гражданин начальник, разве вспомнишь все унижения. — Мулеков заскрипел зубами.
— Угодил я чем-то немецкому послу Диркенсу, и он помог перебраться в Германию. Там не успел я оклематься, войной запахло. Стали меня вербовать в школу диверсантов. Я согласился. Считал, что это единственная возможность вернуться в Россию. Тогда же решил: как только попаду в СССР, сразу сдамся.
— Почему же не сдался?
— Дело в том, что про документы, спрятанные в тайге Биль-Былинским, я нечаянно проговорился фашистам. Меня зацепили. Стали выпытывать. А потом разработали для меня задание — найти документы. Очутившись в Сибири, я решил разыскать эти проклятые тайники, чтобы сдаться, как говорят, не с пустыми руками.
— А про самолёт, Мулеков, опять сочинил?
— Не сочиняю я, истинную правду говорю, самолёт самурайский я бы заставил посадить в Иркутске…
В дальнем углу кабинета мягко постукивала пишущая машинка. Молодой помощник следователя в солдатской гимнастёрке печатал под копирку все, что говорил арестованный.
У окна в кресле приютилась Анна Капитоновна Сергеева, старая учительница. Она приехала тоже из Больших Котов, потому что по закону положено, чтобы при допросе детей присутствовал хорошо знакомый им взрослый или родственник…
Петька почувствовал лёгкий сквозняк и оглянулся. В бесшумно открытую дверь секретарь Ольга Филипповна подтолкнула Шурку, Таню иТимкаала пальцем на стулья.
— Мулеков, а почему ты не упоминаешь о дневнике командира?
— О каком дневнике?
— О том, который ты спрятал в одном из своих тайников.
— Документы и карты прятал, чтоб не достались врагам, а вот о дневнике первый раз слышу.
— Ну что ж, если первый раз слышишь, попросим о нём рассказать ребят.
Арестованный вопросительно посмотрел на капитана.
— Не удивляйся, Мулеков. Оглянись, я разрешаю.
Резидент резко повернулся на стуле. Увидел Петьку, Таню, Тимку и сидящего у дверей, рядом с часовым, Шурку Подметкина.
— О, ребятишечки! Сколько зим, сколько лет не виделись! Доброго вам здоровьица, мои родные.
Ребята промолчали. А он, как будто ни в чём не бывало, продолжал лебезить.
— Как вы подросли. Тимоньку, Танечку прямо не узнать — Он покосился в сторону дверей: — А Шурчик — то, Шуренок — то наш — прямо молодец! Героем выглядит, истинным героем!
Шурка от такой похвалы растерялся и покраснел. Мулеков замигал короткими ресницами:
— Скучал я о вас, ребята, сильно скучал.
Владимир Иванович постучал карандашом по столу.
— Хватит, Мулеков, ломать комедию-то. Он подошёл к ребятам: — Ну, что, привезли, то, что я просил?
— Привезли.
Тимкаитану Платонову. Владимир Иванович бережно принял из рук Тимки дневник. Стал перелистывать хрупкие пожелтевшие листки, внимательно вглядываясь в знакомый почерк своего командира. (Тогда, в гражданскую войну, Платонов был ранен, находился в полевом лазарете, и отряд Биль-Былинского ушёл без него).
Владимир Иванович осторожно перевернул последний листок. С горечью прочёл:
«…Сегодня 14 января 1922 года. Снова показался Мулеков. Теперь в руках у него охотничье ружьё. Подойти боится, думает, наверное, что в револьвере у меня есть патроны. Попытаюсь спрятать документы. Нашедшего мой дневник именем Революции прошу передать в органы Ч К. Документы чрезвычайной важности, и карты… считаю…».
Следующие строчки прочитать было невозможно. Дневник в шести местах пробит насквозь, по-видимому, картечью, и края дыр в этом листке осыпались.
Капитан поднял тяжёлый взгляд на Мулекова. Тот вдруг обмяк, рухнул на колени.
— Не убивайте меня. Я же много рассказал. Помог вам… О лабиринте Гаусса рассказал…
— Но насчёт лабиринта ты, Мулеков, по-моему, крепко запутался. Ведь старик Костоедов давно на том свете.
— Я истинную правду говорил, гражданин начальник, наверное, сын старика Сашик, обманул нас. О Флике я тоже правду рассказал. У него в Берлине я и Сашика Костоедова видел — толстый такой, в золотых очках. Я всей душой хочу вам помочь. Там, в лабиринте, лежит золото, спрятанное колчаковцами. Проверьте.
— Не беспокойся, Мулеков, проверим. Будет ещё у нас время. Разобьём фашистов и проверим. И твой хозяин Флик и предатель Костоедов никуда от нас не спрячутся.
…Когда увели Мулекова, капитан положил дневник командира в сейф и подошёл к ребятам. Улыбнулся и спросил:
— Ну что, в пионерский лагерь поедете, как договорились, или все ещё сомневаетесь?
Тимка и особенно Шурка, смутившись, промолчали, за них ответила Таня.
— Ехать согласны, мы и вещи с собой взяли и на Байкале со всеми попрощались.
— Комиссия к вам приезжала?
— Три тёти приезжали, разговаривали.
— Вот и хорошо. Отдохнёте теперь, а к первому сентября вернётесь и — за учёбу. В лагере сейчас находятся дети, вывезенные с прифронтовой полосы, я думаю, вы с ними подружитесь быстро.
Владимир Иванович достал из стола четыре картонных книжечки. На каждой был нарисован пионер с золотистым горном в руках.
— Это путёвки вам на все три сезона.
Он надел очки и внимательно рассмотрел цифры на путёвках. Сокрушённо покачал головой:
— Из-за нас, ребята, вы опоздали в лагерь на три дня. Вот надо же мне так запамятовать. Вас там, наверное, уже из всех списков вычеркнули и с довольствия сняли. Жаль, что у них телефона нет, позвонить нельзя. Но ничего, сейчас что-нибудь придумаем.
Он сел за стол и на уголке Петькиной путёвки написал несколько строчек.
— Покажите директору, если вычеркнул, пусть снова внесёт в списки, на все три сезона. Понятно?
— Понятно! — весело ответили ребята.
Потом их возили в солдатскую столовую и досыта накормили вкусной овсяной кашей, политой подсолнечным маслом. Повар, которому что-то сказал дежурный по кухне, принёс из склада и положил в мешки к ребятам сухарей, четыре банки консервов, печенье в пачках и что-то в газете. И, кажется, ещё, как заметил Шурка Подметкин, кулёк конфет в красивых бумажках. А через полчаса легковая машина с красной полосой на дверке мчала ребят по укатанной глинистой дороге в пионерский лагерь «Звёздочка».
ГЛАВА 2
Дорога шла между гор. То она круто поднималась до самых скальных круч иТяни ветром откинуло угол брезентового покрытия и оттуда торчали рельсы.
Шофёр, заметив любопытные взгляды ребят, улыбнулся:
— Это грозное оружие, дети. Скажу по секрету, называется оно «катюша». Под Москвой, говорят, такие «катюши» жгли фашистов, как тараканов, а эти, может, и по проклятой Германии палить будут.
— Дядя, а кто эти «катюши» придумал?
— Советские конструкторы, а фамилии их никто не знает. Военная тайна.
— Потом, конечно, в газетах напишут, кто они такие, и фамилии назовут.
— А когда… потом?
— Когда фашистов разобьём.
Мелькнул последний вагон. Со стороны скал опять раздался тихий свист, и шофёр взялся за руль, включил скорость. Переехали рельсы, и дорога пошла круто ввеpx. Зелёные ели загораживали солнце, ветками касались кабины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23