– Больной аптекарь способен только покупателей отпугивать.
– Да со мной правда ничего особенного, – уверяла я ее. – Если не возражаете, я просто прилягу минут на десять в задней комнате.
Это время я потратила на то, чтобы как следует подкраситься. На часах было уже около одиннадцати. Может, после стольких лет хранения яд и вправду утратил силу? Как я этого желала!
Не успела я, с косметическим румянцем на щеках, снова встать за прилавок, как зазвонил телефон. В трубке раздался каменный голос Левина:
– Вынужден сообщить тебе печальное известие: дедушка умер. Видимо, я еще позвоню тебе попозже, а сейчас срочно еду в Фирнхайм.
Поскольку начальница была рядом, я таким же неестественным голосом отвечала:
– Боже мой, какой ужас! Когда это произошло? Это экономка тебе позвонила?
– Нет, сам врач. Ладно, пока!
– Случилось что-то? – спросила любопытная шефиня.
Я кивнула.
– У моего друга умер дедушка. Правда, он был уже очень старенький и больной, так что этого следовало ожидать.
– Может, вам все-таки уйти пораньше? – спросила она.
– Нет, спасибо, правда не нужно.
Левин, однако, больше не звонил; работала я просто ужасно, то и дело совала лекарства не на свое место и даже забыла послать на дом одной старушке срочный заказ. Но из аптеки я вышла, только когда закончился рабочий день, и ни минутой раньше.
Дома не было ни души. В восемь наконец зазвонил телефон. Я кинулась к нему, но это была Дорит.
– Ты уже в курсе, что у тебя теперь жутко богатый ухажер? – спросила она с непочтительной игривостью. – У него сегодня дед помер.
– А ты-то откуда знаешь? – протянула я почти в тон ей.
– Геро на хвосте принес. Мужчины – они же сплетницы похлеще баб. Сосед старого Грабера видел катафалк… А он вместе с Геро работает… Ну что, переезжаете в фирнхаймский дом и начинаете строительный бум?
– Рано пока об этом говорить, – ответила я как можно суше. Не хотела долго занимать телефон.
– А я сегодня купила себе шелковый блейзер, – похвасталась Дорит. – Угадай, какого цвета. Розового!
Но мне было не до этой болтовни, я извинилась, закончила разговор и положила трубку. Больше всего на свете мне хотелось сейчас под душ, я просто взмокла от пота. Но я знала: только я подставлю лицо вожделенным теплым струйкам, зазвонит телефон. Правда, теперь я ждала звонка уже не от Левина, а из полиции – вот сейчас позвонят и скажут, что он арестован.
Наконец в половине девятого послышался знакомый рокот подкатившего к дому «порше». Я кинулась к дверям. Левин взял с переднего сиденья множество целлофановых пакетов, протянул мне один и буркнул:
– Рот закрой, и дверцу заодно! Все путем!
Едва мы закрыли за собой дверь квартиры, нервы у меня окончательно сдали. Но Левин только рассмеялся.
– Сейчас увидишь, ты ждала не напрасно! – И стал извлекать из пакетов шампанское, мой любимый салат, креветки, экзотические фрукты, дорогие паштеты. – Или ты не голодна?
Вообще-то я весь день о еде и думать не могла, но вид деликатесов неожиданно пробудил во мне аппетит. Тем не менее я не забыла поинтересоваться, где он пропадал все это время.
– Вовсе я не пропадал, – лениво оправдывался Левин. – Все это время я работал.
Пока я расставляла тарелки и раскладывала еду, он рассказывал… Марго сегодня в десять утра подала завтрак; старик не спеша и с удовольствием его съел, как всегда почитывая за кофе свою газету. Когда он покончил с завтраком, Марго ушла за покупками. А вернувшись через полчаса, застала его бездыханным за письменным столом с выпавшими из рук пасьянсными картами. Он был еще теплый, уверяла Марго, но все равно она так перепугалась, что чуть сама концы не отдала. Она тотчас же кинулась звонить доктору Шнайдеру. Тот приехал, увидел, что помочь ничем уже нельзя, сразу же выписал свидетельство о смерти и позвонил Левину. Когда Левин туда приехал, Марго уже на пороге встретила его рыданиями. Это она во всем виновата, не надо было давать дедушке такой крепкий кофе. Он сразу же отправил ее к себе.
– И что ты потом делал?
– Я же уже сказал: работал. И потрудился на славу.
Я не вполне понимала, о чем он, но Левин с сияющим видом уже поднес к моему рту полную вилку креветок. Потом подлил себе шампанского.
– За нас, Элла, и за лучшие времена!
Он сунул руку во второй пакет и достал оттуда коробочку, явно из ювелирного.
– По-моему, золотистый топаз очень подойдет к твоим карим глазам.
Потом, как фокусник, стал извлекать из пакетов шелковые рубашки для себя, шелковые блузки для меня, туфли, духи, а под конец зачем-то еще и маленький глобус.
Пришлось попотеть, прежде чем он открыл сейф Германа Грабера; должен же был старик держать дома хоть какую-то наличность! Сейф прост по конструкции, без ключа, только с цифровым замком. Но там ничего особенного не оказалось – так, бумаги всякие, альбом для гостей, сводки из банка о процентах по срочным вкладам, кстати, не такие уж большие суммы.
Тогда он тщательно, пядь за пядью, осмотрел спальню, он был уверен, где-то у старика есть тайник. Но только после многочасовых поисков ему улыбнулась удача.
– Нет, старик был не дурак, – протянул Левин уважительно, – кроме меня такую заначку никто бы не отыскал.
Невысоко над полом возле каминного поддувала из-под обоев торчал кончик шнура. Левин поддел плинтус и потянул за шнурок, как за леску, выудив из-под обоев целлофановый пакетик с несколькими тысячными купюрами. Это, разумеется, не само наследство, о котором столько разговоров, но все же как бы аванс. Только после этого Левин вызвал агента из похоронного бюро, обсудил с ним все детали, а потом безуспешно пытался дозвониться до адвоката. И уж совсем перед закрытием магазинов все-таки успел вот кое-что купить.
Только теперь самообладание окончательно меня покинуло. Я завыла и стала жаться к Левину, как потерявший хозяина пес.
Он гладил, утешал, успокаивал меня:
– Ну ладно, ладно, все уже позади. Ляг поспи, тебе сейчас это просто необходимо. А мне надо еще кое-что обмозговать.
После блаженной ванны с травяным экстрактом и нескольких таблеток валерианы я погружалась в сладкую полудрему. «С завтрашнего дня перестаю принимать пилюли, – думала я. – Кольцо с топазом тут совершенно ни при чем, хотя хорошо, что Левин не унаследовал у деда его скупости, лишь бы, правда, это транжирством не обернулось… Придется еще немного его повоспитывать…»
Наутро я отправилась на работу, а Левин поехал в Фирнхайм. Деньги из тайника были на исходе.
Может, уволить Марго? Пожалуй, пока не стоит, и Левин против, – ему спокойнее, если на вилле будет кто-то жить. Все равно мы въедем туда только после капитального ремонта. Кстати, места в доме достаточно, на первом этаже вполне можно будет разместить зубоврачебный кабинет, это еще до начала ремонта спроектировать надо. Я радовалась, что Левин строит столь разумные планы, а не спешит покупать себе второй автомобиль.
В лихорадочном нетерпении Левин ожидал дня приема у нотариуса. Пока что ему не суждено знать, на какую сумму денег он может рассчитывать и нет ли в завещании очередной злокозненной закавыки. Вилла, впрочем, стоит с десяток «порше», уверял он меня; «порше» у Левина – это как валютная единица.
Мрачного вида нотариус томил нас нарочитой медлительностью. Завещание, изрек он наконец, и в самом деле подвергалось переделке двенадцать раз. Последней его версии всего две недели сроку, и ее содержание неизвестно даже ему. Левин побледнел. Однако об университетском дипломе в завещании не было ни слова. Левину отходила часть ценных бумаг – на сумму, в точности соответствующую обязательной наследственной доле. Виллу же и львиную долю своих акций старик Грабер отказывал мне – Элле Морман, буде я в течение ближайшего полугода стану законной супругой его внука. Разумеется, я вправе отказаться от супружества с Левином, и в этом случае моя доля наследства должна быть передана в собственность Красного Креста.
Понадобилось время, прежде чем Левин сумел осознать смысл всего услышанного. Когда этот смысл до него наконец дошел, он вскочил и заорал:
– Это ж любому ясно, что старик не в своем уме был! Это же полный бред – все свои деньги совершенно чужому человеку отдавать! А нельзя посмертно объявить его невменяемым и назначить над ним опеку?
Мои радостные, хотя и робкие надежды как в воду канули. Я-то мечтала совсем не о деньгах.
– Объявить невменяемым… – задумчиво прогнусавил нотариус. – Это путь, который снова и снова пытаются избрать родственники умершего, дабы оспорить завещание, причем иногда даже небезуспешно. Но в вашем случае я не вижу ни малейших шансов, ваш дед до последнего дня пребывал, как у нас принято говорить, в здравом уме и твердой памяти, и засвидетельствовать сие смогут очень многие.
Но Левин уже приходил в себя.
– Да это не столь уж существенно, – проговорил он, с трудом сдерживаясь, – мы с моей невестой все равно скоро поженимся.
– Что ж, в таком случае ничто не должно помешать вашему счастью, – изрек нотариус с почти нескрываемой завистью, лапая меня сальным взглядом. Я не ответила на его улыбку и ничем не подтвердила заявление Левина. Я была уязвлена до глубины души.
6
– Хорошо спали? – спрашиваю я наутро госпожу Хирте, замечая выражение усталости и одновременно некоего лукавства на ее лице.
– Кошмарный сон, – отвечает она, – наверно, все от полнолуния.
– Что же вам такое приснилось? – интересуюсь я с тайным испугом.
– Я застрелила полицейского.
Вообразив себе, как эта мымра очкастая берет на мушку полицейского, я не могу сдержать улыбку.
– Надо справиться у Фрейда, что бы это значило, – замечаю я.
В отличие от меня госпожа Хирте в клинике лежит не в первый раз. Несколько лет назад у нее была операция на кишечнике; она, впрочем, неколебимо убеждена, что именно тогда рак был окончательно и бесповоротно изгнан из ее организма. Ее анализ на гистологию пока не пришел, но не думаю, что врачи станут скрывать от нее правду. Глядя на ее жуткую худобу и желтоватую бледность, не нужно быть специалистом, чтобы поставить диагноз.
– Так на чем я вчера остановилась? – спрашиваю я как бы невзначай.
Она смущена.
– Кажется, там, где речь зашла о диете для дедушки, – бормочет она.
– Ну и чудненько, – говорю я. – Итак, дед умер.
Более чем откровенная реакция Левина на дедовское завещание заметно охладила мои чувства к нему. По дороге от нотариуса он, видимо, это понял.
– Что случилось? – спросил он. – Почему ты так немногословна? Радуйся: пришла, можно сказать, с улицы и вон какой куш сорвала.
Я отнюдь не считала все проделанное нами игрой и тем более не чувствовала себя счастливой победительницей. «Ну погоди, принц мой ненаглядный, – подумала я, – так просто я тебе не дамся».
Разумеется, он уже минуты через две поинтересовался, когда у нас свадьба.
– Не знаю, – холодно ответила я.
– Теоретически у нас полгода времени, – сказал Левин, – только вот Дитер не сегодня-завтра объявится, так что стоит поторопиться.
– К чему такая спешка? – возразила я. – Продай свои акции или «порше», и ты вполне можешь с ним рассчитаться.
У Левина отвисла челюсть.
– Вот оно что, – проговорил он, – я, значит, выкладывай бабки, а ты будешь прохлаждаться на моем наследстве?
– До свадьбы мне не принадлежит ни гроша, – заявила я, – и ты прекрасно это знаешь. Как и то, что за деньгами этими я не гонюсь.
Левин уставился на меня как на совсем чокнутую.
– Ты хочешь сказать, что я тебе больше не нужен, а наследство пусть горит синим пламенем? Послушай, можно ведь сразу же развестись, глупо, если все это Красный Крест заграбастает…
– Ничего не имею против Красного Креста, – холодно заметила я.
Левин рассмеялся.
– Шутить изволите, – сказал он и потянулся меня обнять.
Я оставалась бесчувственной, как статуя.
– Мой совет: до обрученья не целуй ее… – процитировала я.
Этот намек он понял сразу.
– Свадьба через неделю! – воскликнул он бодряческим тоном, но я все равно продолжала дуться.
Несколько дней мы испытывали терпение друг друга. Каждый ждал уступки от другого.
Между прочим, пресловутый Дитер все никак не объявлялся. Я даже начала сомневаться в его существовании, хотя и Марго время от времени со страхом заговаривала о его возвращении. «Может, это фантом, плод коллективной фантазии Левина и Марго?» – подумывала я. Но потом отбросила эту мысль: Левин вряд ли станет пускаться на аферу вместе с такой дурехой. К тому же он человек хотя и легкомысленный, но не интриган.
В конце концов, на попятную пошел Левин. Однажды заехал за мной на «порше», хотя мой кабриолет стоял перед входом в аптеку, и пригласил в очень дорогой ресторан.
– Решил за один вечер спустить все свои денежки? – ехидно поинтересовалась я.
– Мы еще не отпраздновали нашу помолвку, – только и сказал он.
Что ж, тогда мне надо было еще заехать домой, принять душ и переодеться.
И только в ресторане, блаженно откинувшись после трудного, тоскливого дня на уютную спинку диванчика и выпив холодного вина, я сменила гнев на милость.
Левин все очень хитро рассчитал. После нескольких бокалов, когда голова у меня уже слегка пошла кругом, он вдруг огорошил меня вопросом:
– Ну скажи, чего тебе больше всего на свете хочется?
– Ребенка!
На следующий день мы заказали свадебные объявления в газетах. Была суббота, у меня был выходной, но по магазинам с Левином я не поехала, осталась убирать квартиру. Неужели и вправду мы уже скоро сможем позволить себе уборщицу?
Тут позвонили в дверь. Дорит, подумала я, вот уж некстати. Опять многочасовой разговор о мужиках и детях.
Но на пороге я узрела вовсе не Дорит, а статного мужчину.
– Левин Грабер здесь живет? – нерешительно спросил он, хотя табличка на двери делала его вопрос явно излишним.
Хотя я не знала, когда Левин вернется, незнакомец изъявил желание его подождать.
– Я Дитер Кросмански, – добавил он.
Я перепугалась.
От Дитера, похоже, это не укрылось.
– Если вам это неудобно, я зайду сегодня вечером.
«Он понял, – подумала я, – что я про него знаю, и теперь, чего доброго, решит, что я бывших арестантов за людей не считаю».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22