Был у него на при­мете человек, клепавший за солидные деньги докторские, он собирался как-нибудь сделать ему заказ, выходит, хорошо, что не поспешил. Теперь можно было зайти к нему, передать бу­маги и откровенно сказать, вот, мол, работал долгие годы, по­моги оформить, довести до кондиции, не привнося ничего со стороны, только опираясь на мои труды. За деньги, разумеет­ся, просьба выглядела бы достойной, скромно и со вкусом – прокурор порадовался за себя.
Уже заканчивалась третья кассета, и, чтобы ускорить рабо­ту, он сам отнес в подвал остальные бумаги.
– Через полчаса я перепишу монолог бывшего коллеги Азларханова, за это время, я вижу, и ты управишься, умная машина все-таки ксерокс. Мне кажется, мы должны вернуть кейс хозяевам до начала работы, поменьше любопытных глаз будет. Не исключено, что с самого утра поднимут всех нас по тревоге, два трупа во дворе Прокуратуры и взломанный сейф у начальника следственной части, такого я что-то не припоми­наю в своей практике.
– Наверняка сегодня объявят еще об одном ЧП, нацио­нальном, так сказать, о смерти Шарафа Рашидовича, это тоже коснется нас, – добавил Салим.
– Давай заканчивать, а я пойду наводить контакты с Арту­ром Александровичем. Интереснейший человек, хотя неволь­но, даже заочно внушает страх. – И прокурор поспешил к себе, нужно было записать последнюю кассету.
Заправив «Шарп», Сенатор достал записную книжку и от­крыл страницу с записью Коста. Он уже собрался позвонить, как вдруг подумал, а что если они нагрянут раньше, чем будет вновь опечатан дипломат, ответов в таком случае он не нахо­дил, весь риск, да и сама жизнь шли насмарку. Тут спешить следовало осторожно. В одной бутылке, что принес помощник по просьбе Беспалого, на дне осталось еще грамм сто пятьдесят коньяка, и ему неожиданно захотелось выпить, сдерживать себя он не стал. Нервы были на пределе, а впереди еще предстояла встреча с Шубариным, от того, как она пройдет, в даль­нейшем значило многое. Рассуждая о предстоящей встрече с Шубариным, прокурор и не заметил, как в комнате появился Миршаб.
– У меня все готово, – сказал он и бросил на стол три пач­ки копий документов.
Акрамходжаев хотел вначале положить их в сейф, но тот­час передумал, попросил помощника спрятать бумаги у себя в кабинете, а сам принялся укладывать подлинники в кейс, тут же «Шарп» выдал последнюю кассету.
Как только они опечатали кейс и спрятали в сейф, шеф взялся за телефон, а помощник пошел в чайхану принести па­ру чайников чая, а если удастся, и горячих лепешек. Прокурор набрал номер телефона в центре города, несмотря на ранний час, трубку тотчас подняли, словно дежурили. Ответил жен­ский голос.
– Мне, пожалуйста, Артура Александровича, – спросил он как можно спокойнее, беспечнее.
– Одну секунду, кто его спрашивает?
– Прокурор Акрамходжаев. – Таиться не имело смысла, они о нем, наверное, уже немало знали.
– Наконец-то, – радостно вырвалось у нее, потом, спох­ватившись, она сказала: – Не могли бы вы назвать номер сво­его телефона, он непременно позвонит вам в течение десяти минут.
Он продиктовал свои координаты. Любопытство брало верх, захотелось ему проверить систему работы Шубарина, и он набрал другой номер абонента на Чилназаре.
Ответили тотчас, правда, говорил мужчина сдержанно, корректно и почти слово в слово, только спросил, куда позво­нить: на работу или домой, телефонами они уже располагали.
Как только появился Миршаб, прокурор сказал:
– Я уже позвонил, они начеку и наверняка скоро будут.
Помощник поставил поднос с чайниками, горячими ле­пешками и большой пиалой густой домашней сметаны на стол и, как обычно, спокойно обрадовал:
– Мне кажется, они уже здесь, я видел, по крайней мере, три машины, они пронеслись мимо прокуратуры туда и обратно.
– Не было ли среди них белых «Жигулей» шестой модели ТНС 85-04? – выстрелил вопросом Акрамходжаев.
– Была, эта-то мне и попалась дважды.
– Они, – сказал прокурор, и в этот момент раздался теле­фонный звонок.
Сухроб Ахмедович поднял трубку, настраиваясь на разго­вор, уселся поудобнее. «Я буду у вас через пять минут», – толь­ко и сказал спокойный мужской голос и оборвал разговор.
– Он будет здесь через пять минут, – сказал растерянно прокурор помощнику, хотя тот и сам все слышал, он по при­вычке держал трубку на отлете. Сенатор сразу отметил, как трудно будет с таким человеком, как Шубарин, захватить ини­циативу разговора, начало уже было за ним, он диктовал ход событий.
– Не дал и чаю попить, – сказал спокойно Владыка Но­чи, – у него, видимо, в машине японская телефонная установ­ка на сто номеров или как минимум связь через систему «Ал­тай», на которую тоже не всякий имеет выход. Хорошо, собаки, работают! – закончил он восхищенно.
– Помнишь, как не раз в прокуратуре, МВД поднимали вопрос о том, что преступники технически оснащены лучше нас…
– У начальства, да и в ЦК ответ один: начитались зару­бежных детективов, теперь, правда, еще и на видеофильмы ссылаются.
– Откуда же им знать про преступность: живут в спецдо­мах, определенных районах, милиция там дежурит днем и ночью и уголовники обходят эти кварталы стороной, бомбят квартиры рядовых граждан. И карманников, и хулиганов они почувствовали бы сразу, если хотя бы иногда пользовались об­щественным транспортом, – завелся сразу прокурор, горазд он был на праведные речи.
Салим вспомнил про надгробный памятник Никите Сер­геевичу Хрущеву на Новодевичьем кладбище работы извест­ного скульптора Эрнста Неизвестного, ныне живущего в Аме­рике, тот состоял из двух половинок белого и черного мрамо­ра, так и его друг, не ожидаешь, когда и какой половиной души живет, сейчас, понятно, говорила светлая сторона.
«Попить чаю мы теперь не успеем, разве только с гостем, но до чая там скорее всего не дойдет», – вяло рассуждал Сена­тор, поглядывая на румяную лепешку, как вдруг распахнулась дверь и в комнату вошел человек.
– Здравствуйте, – сказал он с порога и, подойдя к столу, протянул руку. – Шубарин Артур Александрович.
Назвались и хозяева кабинета. Впрочем, вошедший без­ошибочно определил сразу, кто есть кто, видимо, описали их подробно и профессионально.
Сенатор пытался вспомнить, где видел этого собранного волевого человека, в котором чувствовались одновременно интеллект и сила, качества столь редкие, как и подобное словосочетание. На собраниях партийного актива в ЦК? Хотя вряд ли. Если откровенно, такой тип людей ему не встречался вообще, а первоначальная ложность восприятия от того, что он при виде вошедшего спутал реальность жизни с кино. Да, да, он видел его, видел в разных лицах в десятках полицейских фильмов, что собирал специально в своей фильмотеке. Наверное, проку­рор не удивился, если бы Шубарин заговорил по-английски. Конечно, что-то неуловимо выдавало принадлежность его к партийной элите, номенклатуре, к касте, в которой находился и сам прокурор, имел он этот штамп, пусть не ясно выражен­ный, истершийся, но имел, наверное, того требовала жизнь, само его существование, но в остальном, в манерах, экипиров­ке, внешности и даже походке человек был иного круга, для ко­торого и классификации нет, ибо нет людей, а есть редко встречающиеся экземпляры с невероятно выраженным чувст­вом достоинства, проявляющегося во всем, – вот такой чело­век и сидел перед Акрамходжаевым.
– Извините за столь ранний визит, прокурор, – начал гость сразу без восточных экивоков, хотя вероятнее всего знал и традиции, и ритуал, – но обстоятельства, к которым вы, ви­димо, случайно оказались сопричастны, требуют того, чтобы вы прояснили кое-что, а в лучшем случае помогли. – Шуба­рин говорил ясно, ничуть не смущаясь кабинета, где он нахо­дился и где его могли записывать, зная о визите. Видимо, хо­рошо ведал, к кому обращается, или настолько был уверен в своей силе и власти людей, стоящих за ним, что ранг прокуро­ра не производил на него впечатления.
Наверное, внезапный гость, как и сам Сенатор, в эту ночь не сомкнул глаз, но по его внешнему виду этого не скажешь, хотя они были, кажется, ровесниками. Человек, сидевший пе­ред прокурором, несомненно обладал большой энергией, во­лей и терпением, лишь слабая, едва обозначенная ниточка под глазами говорила о бессонных часах, да и сами глаза порою выдавали огромную напряженную работу, которую он сосре­доточил на себе. Он походил на пружину, готовую разжаться с огромной силой, с таким партнером всегда следовало держать­ся начеку.
Безукоризненно выглаженная бледно-голубая рубашка, однотонный на американский манер галстук, со скромным, но многозначащим парижским оттиском «Карден» на нижнем поле. Светло-серого цвета костюм с едва заметной голубой по­лоской известной португальской фирмы «Маконда» и туфли «Рейнбергер», мягкие, на низких каблуках, вишневого цвета в тон галстука – все говорило Сенатору, что они отовариваются из одних и тех же источников, да и там это все не каждому да­ют, прокурор знал расклад, потому что торговая база «Узбекбрляшу», куда поступает дефицит из дефицита, и зачастую по прямым договорам, находилась на его территории.
Черт возьми, он выглядит и держится так, словно пришел на званый ужин, а хозяин дома его крупный должник, позави­довал Сухроб Ахмедович и выдержке Шубарина, и его умению подать себя.
Медлить дальше было нельзя, молчание становилось не­приличным, следовало отвечать, и отвечать напрямую, любые уловки только запугали бы его самого и подорвали к нему до­верие, которого он желал добиться, тем более сегодня Шуба­рин встретится с Коста, а тот доложит все как есть, но не хоте­лось сразу выкладывать все карты…
– Так получилось, что я случайно оказался свидетелем, как молодой человек по имени Коста не сумел отобрать дипло­мат у бывшего прокурора Азларханова и сам попал в руки ми­лиции. Я догадался, что документы в кейсе представляют ин­терес или денежный, или политический, а скорее всего и то, и другое, иначе какой был смысл так рисковать собой и тем бо­лее убивать человека из органов правосудия, возмездие тут по­следует однозначное и шансов на помилование никаких. Чис­то абстрактно я подумал, вот если бы завладеть мне тайной прокурора Азларханова, но это виделось нереальным. Мне по­нравился Коста, его отчаянность, чувство долга и преданность своим хозяевам, и в какой-то момент у меня мелькнула мысль, что смог бы спасти его, это казалось мне по силам.
Сухроб Ахмедович нервничал и попросил жестом помощ­ника налить чай.
– Я не понимаю мотивов вашего поступка, – направил разговор в нужное русло Шубарин, – вы вполне преуспеваю­щий прокурор, профессионально ценитесь высоко, не бедны… Есть шанс сделать карьеру. Зачем вам симпатизировать про­фессиональному преступнику и тем более желать спасти его от справедливого наказания?!
«Кто из нас прокурор? – подумал, ощущая дискомфортность, Сенатор и понял, в каких жестких руках он оказался, тут, как Коста, следовало служить до последнего вздоха, дру­гих, видимо, близко не подпускали.
– Спасибо, лестно слышать аттестацию из уст такого че­ловека, как вы, Артур Александрович. Но вы ошиблись в од­ном, главном, не имел я шансов по-настоящему сделать карье­ру, не смог найти ходов ни к Шарафу Рашидовичу, ни к его приближенным. Людей, недовольных своим положением, – тьма, я один из них…
– Что ж, спасибо за откровенность, и вы решили заполу­чить Коста, чтобы добиться расположения его хозяев?
– Если честно, то да. Но, видимо, следует учесть, что вче­ра я спас и ваших ребят из белых «Жигулей», по городу уже была объявлена облава на эту машину, и они вряд ли об этом предполагали, не рассчитали возможностей полковника Джураева.
– Мы оценили ваш жест и ожидали, что вы вступите с на­ми в контакт.
– С кем? – искренне удивился хозяин кабинета. – С вет­ром в поле. Машина вполне могла быть угнанной или с фаль­шивым номером.
– Логично, вполне. Но в конце концов вы вышли на нас, и у вас, к нашему изумлению, оба номера телефонов, которыми пользуются в экстренных случаях, откуда при вашем полном неведении эти данные?
«Не знает, что Коста у меня?» – удивился еще раз Акрамходжаев, а вслух сказал:
– Коста дал мне эти номера.
– Значит, Коста у вас? – от неожиданности Шубарин привстал.
– Да, я же сказал: почувствовал, что выкрасть его мне по силам, и сделал это.
– А мы решили, что поздно вечером его все-таки забрали в тюрьму, и каялись, что опоздали всего лишь на час, повери­ли медсестре, чисто сработали. – И после паузы, наблюдая, как прокурор наслаждается произведенным эффектом, доба­вил: – В вашей расторопности есть резон, я имею в виду ут­ренний звонок, опоздай вы с ним еще на полчаса, я не знаю, чем бы закончился инцидент, мои ребята уже около часа кру­тятся возле прокуратуры. Теперь для меня многое проясни­лось, и я, с вашего позволения, дам отбой, ведь там, на улице, не знают, как идут здесь дела, и не дай бог у кого-нибудь сда­дут нервы и ворвутся в окно с автоматом.
– Вы всерьез? – позволил себе улыбнуться прокурор.
– Вполне, в окно за вашей спиной, это по плану. – И, не дожидаясь ответа хозяина кабинета, негромко сказал: – Ашот!
И тотчас в комнату вошел угрюмого вида мощный парень, он наверняка стоял в тамбуре двери. Спортивная куртка на уз­кой талии выпирала. Сенатор сразу понял, что это пистолет.
– Ашот, а ты единственный оказался прав, прокурор Акрамходжаев не такой уж плохой человек, как уверяли меня многие, и против нас он не таил зла, наоборот, он спас Коста.
Что-то наподобие радости, ликования мелькнуло на се­кунду на угрюмом лице, но Ашот успел унять свой восторг.
– Пожалуйста, дай отбой и отправь ребят домой, а мне за­неси дипломат, что заготовили с вечера.
Ашот вернулся быстро, и они продолжили разговор.
– Вы сказали, что Коста дал вам телефон, наверное, он на­стаивал на немедленной встрече со мной? – спросил Шуба­рин, буравя глазами прокурора, и в них не читалось ни симпа­тии, ни признательности, ни жалости, и все это походило ско­рее на допрос, чем на разговор равных, особенно теперь, в при­сутствии Ашота, расстегнувшего куртку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60