— Снимайте пальто, — распорядился он.
Дверь другой половины дома открылась, и выглянула молодая женщина.
— Вот и Фиона, — сказал Эван.
— Ты мог бы не вышибать каждый раз дверь ногой? — спросила Фиона.
Голос у нее был резким, как у всех американцев с западного побережья.
— У нас небольшое повреждение, — сказал Эван. Женщина строго посмотрела на меня. У нее были темные волосы, постриженные на простой манер — этакий мальчик-паж, — загорелое лицо с высокими скулами, на щеках и на носу веснушки. Джинсы и вязаная шерстяная кофта из множества разноцветных ниток выглядели как-то успокаивающе для моих измученных глаз. Счетчик в моей голове сложил вместе эту кофту и эту прическу и нашел, что вид хозяйки дома выливается в кругленькую сумму.
— О? — только и сказала она, глядя на меня, как на приблудную собаку, почему-то принесенную ей в подарок.
— У меня ушиб вот здесь! — выпалил я, демонстрируя ей свою злосчастную голову.
Все получалось как-то по-дурацки. Я почувствовал себя совсем ослабевшим, на висках выступил противный липкий пот.
— Мы столкнулись по касательной, — пояснил Бучэн. — Гектор вывалился за борт, а мистер Фрэзер прыгнул в воду и спас его.
— Где? — спросила она, и наконец-то ее вопрос прозвучал заинтересованно.
— К северу от Арднамеркена, — ответил он.
Глаза у нее были серо-зелеными. Секунд десять они пристально глядели на меня. Если бы кто-то другой посмотрел на меня подобным образом, я бы разозлился. Она смотрела так, словно пыталась приподнять крышку с моих мозгов и заглянуть внутрь.
— Весьма любезно с вашей стороны, — сказала она.
На ее лицо наконец прорвалась улыбка. «Прорвалась» — единственное слово, которое здесь подходит. Эта улыбка преобразила ее. Осветила все лицо, завлекла в какую-то тайну, сделала меня словно бы кем-то из этой шайки.
— Садитесь, — предложила она, указывая на кресло в холле. Я сел. Она прошлась по моей голове жесткими пальцами, уверенными в том, что так и надо обращаться с пострадавшим.
— Вы медсестра? — спросил я.
— Я вязальщица, — отозвалась она мгновенно. — Не разговаривайте.
Что ж, меня упрашивать насчет молчания не надо. Она нащупала шишку за левым ухом. Надавила посильнее, но я смолчал, несмотря на острейшую боль. Я чувствовал себя немного неловко. В моем кругу, если находили раненых незнакомых людей, тотчас вызывали врача.
— Жить будете, — объявила она. В голосе никакого сочувствия, только насмешка. — Обед готов.
Мы вошли в обшитую сосновыми панелями столовую с окнами на залив. За обедом Эван рассказал Фионе о том, что произошло. Они вели себя друг с другом как давно женатые супруги, но на руке Фионы не было обручального кольца. Я чувствовал себя за столом неловко: пользуюсь их гостеприимством, хотя ничем этого не заслужил. Мое чувство собственного достоинства было уязвлено.
— Итак, — сказала Фиона, когда я принялся за бекон, — что же вы там поделывали, плавая один-одинешенек посреди ночи?
Я прожевал кусочек бекона, ощущая полное отсутствие аппетита.
— Плыл на своей яхте, чтобы повидаться с одним приятелем, — ответил я.
— И кто же это? — спросил Эван.
Я был удивлен, увидев, как вдруг сузились его глаза. С чего бы такое недружелюбие?
— Проспер Дюплесси. Он живет выше по побережью.
— Тот самый, который устраивает приемы? — уточнила Фиона. Я кивнул. Она сказала именно то, что люди обычно говорили о Проспере. А бекон явно не понравился моему желудку. Больше всего мне бы хотелось отправиться в постель.
— Ну а чем вы зарабатываете себе на жизнь? — продолжала расспрашивать Фиона.
— Я адвокат, — ответил я.
— Адвокат по каким делам?
Она смотрела не на меня, а в окно. Кажется, ее заинтересовала рябь, которую оставляла на зеркальной воде залива голова тюленя. Я перестал быть героем происшествия, начались вежливые беседы.
— Моя специальность — разводы, — сказал я.
Она одобрительно кивнула, словно бы ее подозрения подтвердились. Мне даже захотелось перед ней оправдаться, но одновременно я почувствовал тошноту. Пришлось поспешно встать из-за стола. Шатаясь, я вышел через парадную дверь наружу, где меня и стошнило прямо на рододендроны. Фиона явилась следом за мной.
— У вас сотрясение мозга, — объявила она. Ее голос чуточку смягчился: приблудная собака оказалась больной. Я стоял, наклонившись над рододендронами, и чувствовал, что выгляжу в ее глазах не лучшим образом. — Вам нужно отправиться в постель, — распорядилась она.
По узкой лесенке Фиона отвела меня наверх, в непритязательную спальню, где пахло старым ковром. Я лег на железную кровать и сказал, что со мной все в порядке и что я хотел бы чуть попозже взглянуть на повреждения, нанесенные моему судну. Посередине этой фразы я и выключился, словно лампочка.
Когда я проснулся в чужой спальне, мое сознание уже работало вполне нормально. Часы «Роллекс» показывали одиннадцать. В ванной я обнаружил бритву и кисточку для бритья. Лицо у меня длинное и худое, поэтому я не произвожу впечатления этакого здоровяка. А в это утро оно выглядело еще хуже обычного: бледное, с мешками под глазами, с густой щетиной. А сами глаза куда-то провалились. Словом, явное сходство с испанским бандитом. Я слегка улучшил свой вид с помощью бритвы и спустился вниз по лестнице. Фиону я отыскал в большой сырой кухне, увешанной мотками шерсти.
— Вы представляете себе, насколько повреждено ваше судно? — спросила она.
Я пожал плечами.
— Гектор все сделает. — Она помолчала. Ее серо-зеленые глаза смотрели на меня в упор. — Позавтракайте со мной. А потом можете позвонить своим друзьям.
Я хотел было сказать, что избавлю ее от своего присутствия, как только смогу связаться с Проспером. Он сразу же приедет и заберет меня. Но я должен был позаботиться о «Зеленом дельфине» и о ремонте. На верфи Невилла Спирмена в Новом Пултни были ангары с подогревом и опытные лудильщики. Мой друг Чарли Эгаттер мог пройти по этой верфи с зажмуренными глазами. А здесь я бы не нашел ни того ни другого. Но все дело в том, как доставить яхту в Новый Пултни. Ремонт, кажется, превращался в проблему.
Яичница с беконом на этот раз осталась в желудке. После завтрака я позвонил Просперу.
— Пр-р-ривет! — воскликнул он.
Семья Проспера приехала с Мартиники. Он прожил в Европе уже пять лет, но все еще говорил так, словно каждый день полоскал горло ромом. — Где ты, черт подери, находишься?
Я спросил адрес у Фионы. Она как раз выжимала моток шерсти в дымящуюся кастрюлю. Откинув с лица свои черные волосы, Фиона сказала:
— Кинлочбиэг-Лодж.
— Кинлочбиэг-Лодж, — повторил я в телефон.
— Боже мой! — произнес изумленно Проспер. — Чем же ты там питался? Водорослями?
— Яичницей с беконом, — ответил я.
— Ну-ну... Они там носят сандалии.
Я посмотрел на ноги Фионы. Никаких сандалий. Отличные туристические ботинки. Довольно долго я объяснял Просперу, что со мной случилось.
— Тебе еще повезло, что ты пока живой, — сказал он. — Если хочешь заработать деньги, надо действовать поосторожней.
Проспер оказывал на меня плохое влияние. Но он ведь был самым старым моим другом. Шесть недель назад в Бристоле, когда он приезжал купить вина в «Эвери», мы с ним заключили пари. По пять тысяч фунтов поставили на победителя гонки «Три Бена», в которой участники сначала соревновались в скорости на воде между подножиями трех самых высоких гор на побережье в Западной Шотландии, а потом надо было по суше добираться до их вершин.
— Ладно, я все понимаю, — сказал он. — Коричневый рис, газета «Гардиан», борьба за спасение китов. Эван сумасшедший, а Фиона вроде девочки-скаута. Когда-то у них был роман, но потом они разошлись на политической почве и теперь просто живут вместе под одной крышей, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— О! — произнес я достаточно выразительно. Теперь для меня становилась понятной разница между оконцами на скатах крыши.
— Салат из фасоли, — продолжал Проспер. — Бутерброды с овощами. Ты там совсем лишишься аппетита.
— Аппетит у меня здесь прекрасный, — соврал я.
— Ну, разумеется, — с иронией парировал Проспер. — Немного посоревноваться не хочешь?
— Судно получило небольшую пробоину, — сказал я. — Мне придется его отремонтировать.
Не было никакого смысла тратить время на описание искореженного правого борта «Зеленого дельфина».
— Ничего серьезного, надеюсь? — заметил он. — Я собираюсь на днях обогнуть Сент-Килд для пробы. Дня через четыре. Я рассчитывал, что мы сможем потренироваться, посмотреть, как наши суда выглядят на ходу.
— Мое плоховато, — сказал я.
— Между прочим, звонили из твоей конторы, — спохватился он на прощание.
Проспер, конечно, не поинтересовался, с чего бы это им меня искать, если я официально в отпуске.
Мы с ним познакомились в самый первый его день в пансионе. Его увезли от родителей за четыре тысячи миль. А у меня к тому времени уже вовсе не было родителей. Толстый, загорелый, цвета молочного шоколада, он был одарен умением смешить людей. А я был худым и жилистым. Мы подружились, и моя сестренка Ви возила нас пить чай в «Красный лев», в Солсбери. В то время она считалась восходящей кинозвездой, пользующейся успехом.
А позднее мы разъехались по разным школам. Я занимался легкой атлетикой, он — парусным спортом, и мы время от времени возобновляли переписку. Потом мотались вместе по Карибскому морю, после того как он закончил университет, а я сдал свои экзамены на звание адвоката. Когда умер его отец, Проспер стал очень богатым и купил себе дом здесь, на западном побережье, и еще один на Кэп-Феррат, и квартиру в Нью-Йорке, и все остальное.
* * *
— Итак, вам придется остаться на какое-то время, — сказала Фиона. — Это будет несколько скучновато по сравнению с обществом Проспера.
Она засмеялась и отправилась к себе на кухню, служившую мастерской. А я подумал, не позвонить ли в контору. Мой клерк Сирил не верит, что у его кормильца бывают дни отдыха. Он, должно быть, сидит сейчас там, за своим стальным письменным столом, заставляет клиентов волноваться из-за моего отсутствия и готовится выплеснуть их эмоции на меня. Как раз в данный момент я вовсе не собирался доставить ему удовольствие своим звонком. Поэтому я отправился на берег. Отсюда прекрасно была видна высокая, стройная мачта «Зеленого дельфина» и массивная якорная цепь. Прилив уже отхлынул, и яхта сидела на темно-сером песке, опираясь на треногу из своих парных рулей и киля. Моя постель, какие-то куски материи, морские карты — все это было развешано на спасательных тросах и колыхалось на слабом ветерке, идущем от залива. Я направился каменистым побережьем к причалу. Эван сидел на транце катера и крутил в руках сигарету. Гектор отмывал белый борт из длинного шланга, подсоединенного к крану на причале.
Завидев меня, Гектор поднял глаза. Лицо у него было круглое. Обычно оно, наверное, выглядело мясистым. Ну а сегодня было очень сильно опухшим, и вокруг головы белела повязка.
— Соль смываем, — сказал он и умолк, вероятно занятый борьбой с природной застенчивостью. — Моя жена просила передать, как она вам благодарна.
Дыра в борту «Дельфина» не способствовала ответной любезности. Я набросился на них:
— Если бы вы посигналили, этого бы не произошло.
— В такую ночь не до сигналов! — быстро ответил Эван. — Все равно ничего не услышишь. Это был какой-то бедлам. Проклятый ветер отнес меня в сторону, прежде чем я догадался, что Гектор за бортом. Вообще-то, послушай... Гектор — отличный кораблестроитель. Объясни ему толком, что тебе нужно.
Вот это уже ближе к делу. Мне пришлось потратить уйму денег, чтобы хорошенько отладить «Дельфина». Да и Чарли Эгаттеру тоже. Задачей моего плавания было произвести хорошее впечатление на потенциальных заказчиков. На солидную фирму, которая возьмется выпускать такие катера-яхты. Но какое впечатление можно произвести на покалеченном судне?
Гектор скромно прокашлялся.
— Материалом возьмем кедр, а? — спросил он.
Я кивнул.
— Сначала высушим его, прорежем пазы, приклеим эпоксидным клеем новые планки, хорошенько их обстругаем. Потом покроем все металлическими листами изнутри и снаружи. В каркасе ничего не повреждено. Я проверил.
Его голос звучал неуверенно. Хотя Гектор великолепно знал все, о чем говорил. Внезапно я сообразил, что это с ним происходит из-за благодарности мне за спасение. Он очень хочет мне угодить. Я так давно не встречал никого, кто выражал бы благодарность подобным образом, что почти и не помнил, как надо на такое реагировать.
— Давайте спустимся вниз, — предложил он.
Мы спустились вниз. В течение получаса он вводил меня в самые мельчайшие подробности ремонта. К концу его пояснений я пришел к выводу, что Гектор разбирается в судостроении куда лучше, чем я, и, вероятно, так же хорошо, как сам Джеймс Диксон, который у Спирмена руководил строительным отделом.
— Такой план работ вас устраивает? — спросил Гектор.
— Отлично, — ответил я. — Отлично.
— Ну как, договорились? — спросил Эван, когда мы поднялись обратно на палубу. — Я же говорил, что Гектор — прекрасный мастер. А теперь мне надо спуститься вниз по заливу. Не хотите прогуляться со мной? Пока Фиона будет красить шерсть, все равно в дом не войдешь. Вонища страшная.
«Итак, твое судно разбито, — говорил я себе. — Его будут ремонтировать, причем бесплатно. Так что ты теперь свободен от забот. Но ты застрял в местечке, где горы со всех сторон заслоняют небо и где нет никакой, хотя бы захудалой, машины и никакого клерка Сирила, который строит мины, словно похоронщик на железнодорожном крушении, когда сообщает тебе, что мистер Смит только что бросил миссис Смит из-за какой-то сгриптизерки по имени Цза-Цза. Поэтому не будете ли, вы мистер Фрэзер столь любезны, чтобы обеспечить опеку над его детьми».
— Охотно прокачусь вместе с вами, — сказал я Эвану.
Водоросли покачивались в чистой коричневатой воде залива. На маслянистом транце парусного траулера золотой краской было выведено «Флора» с завитушками и замысловатыми узорами.
— Фиона расписывала, — сказал Эван.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42