https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Grohe/
OCR Денис
«Сэм Льювеллин. Прилив»: Центрполиграф; Москва; 1994
ISBN 5-7001-0186-6
Оригинал: Sam , “Deadeye”
Перевод: С. Бурин
Сэм Льювеллин
Тросовый талреп
Баренду Вулфу
Глава 1
В ту ночь над морем поднялся этакий зловещий бурый туман, он тяжело колыхался над быстрыми волнами, проскальзывавшими под яхтой. Эти волны катили от самой Америки, протискивались между гранитными глыбами Гебридских островов, сжимались и перестраивались под западным ветерком. Теперь ничто не могло остановить их движение к каменистым берегам Шотландии, до которых оставалось всего лишь семь миль.
Во всяком случае, я надеялся, что до берега оставалось семь миль. Трудно быть в чем-либо уверенным, если глаза болят нестерпимо, потому что сейчас уже пятница, четыре часа утра, а мне пришлось бодрствовать с понедельника, и нет никакой надежды, что удастся прилечь раньше, чем через часов пять, а то и больше. Казалось, что этот туман каким-то образом пробрался мне в голову. Диск компаса превратился в расплывшееся пятно жутковатого зеленого света, и это пятно слишком сильно раскачивалось. Я повернул штурвал, выправив курс и чувствуя, как накренился «Зеленый дельфин», когда рули управления взнуздали воду. Затем я набрал полную грудь этого гнусного тумана и сознался самому себе, что понятия не имею, где сейчас нахожусь.
Медленно и осторожно, словно пьяный, я нашел большим пальцем кнопку автопилота. Компас перестал раскачиваться. Я брел с полузакрытыми глазами, а ноги у меня так устали, что я их почти не чувствовал. С усилием и болью я просунул свое тело в рубку и плюхнулся на штурманское сиденье.
Доска с морскими картами находилась где-то справа. Придерживая веки шершавыми негнущимися пальцами, я пытался сконцентрировать все свое внимание на карте западного побережья Шотландии. Там были разбросаны уверенные крестики, отмечавшие местоположение сигнальных знаков компании «Декка», установленных неподалеку от оконечности сильно вытянутого в длину полуострова Кинтайр, а также в узком проливе между островами Айлей и Джура. Сигнальные знаки, установленные над уходящими в глубину моря отрогами мыса, огибали остров Тайри и тянулись к полуострову Арднамеркен, где они на карте выглядели уже не такими уверенными и напоминали четырехлапых серых пауков. Я приплыл сюда глупым путем, дав сильный крюк. Кромешной ночью где-то в районе маяков у Дюб-Эртэч и Скэрриуор мой «Дельфин» с треском врезался в какой-то берег. Знающие люди не раз говорили мне, что в июле в Шотландии по-настоящему почти и не темнеет. Сегодня ночью мне очень хотелось, чтобы они были со мной в этой тьме египетской на борту сорокапятифутовой яхты с перекореженным освещением.
Зеленые цифры на табло навигационных приборов ярко посверкивали мне в глаза. Сигнальный затвор устойчиво сиял красным светом. Я записал цифры и нанес свое положение на карту. Выглядело все замечательно: я был совсем рядом с северо-восточной оконечностью острова Колл, держа курс к материку и к своему летнему отпуску. Но там в темноте, меня подкарауливали здоровенные утесы, которые могли изогнуть лучи сигнальных знаков, словно спагетти.
А еще меня сильно подташнивало.
Я осторожно слез со штурманского сиденья, еле удержавшись на ногах, когда под днищем перекатилась большая волна. Тошнота подступала все выше к горлу. В кубрике стоял густой запах полистироловой просмолки и мебельного лака, щедро покрывавшего фанеровку из клена. На палубе, на свежем воздухе тошнота пройдет. А внизу всегда плохо. Я подумал, не проверить ли мне свое местоположение по радиосигналу. Но тошнота отогнала эту мысль.
Я выкарабкался из рубки, всосал и себя глоток тумана. Автопилот деловито тикал что-то свое, призрачный главный парус башней уходил в черноту ночи, а волны шумно ударялись об острый нос яхты, проскальзывали мимо киля и разлетались в стороны. Я старался дышать глубже. Тошнота проходила. Вместо нее появилось что-то вроде оптимизма. Скоро станет светло, и я смогу визуально определить свое местоположение по кое-каким прекрасно мне знакомым крупным ориентирам, которые разбросаны в этой части Шотландии.
Напор ветра вдруг переменился, словно что-то пробежало между мной и его источником. Отчего-то я весь вспотел под фуфайкой. А ведь с наветренной стороны не должно было быть ничего до самых островов Барра, милях в тридцати отсюда. Я перебежал к корме, отключил автопилот и крутанул штурвал в сторону правого борта. Нос вильнул, палуба заколыхалась под моими ногами, а волны бешено заревели под подветренным бортом яхты, когда она набрала скорость. Я потравил шкоты главного паруса и присел к рундуку с клеймом компании «Даймо» и надписью: «Сигнальные ракеты». Мои онемевшие пальцы принялись рвать пластиковый пакет.
Ветер теперь дул в корму. Все стало успокаиваться, как это обычно бывает, когда вы идете по ветру. Но запах ветра изменился. Поначалу он пах солью и водой. Теперь же в воздухе запахло угольным дымом.
Я вырвал затычку из основания сигнальной ракеты, отодвинул ее подальше от себя и ударил по колпачку-наконечнику. Ракета тихонько зашипела, потом загорелась, и ночь стала ослепительно белой. Я увидел здоровенное белое крыло главного паруса, и крышу ракеты, и наконечник носа яхты, который простерся вперед, нависая над черной водой и пронзая стену тумана.
Ночь бесилась, завывала протяжным горестным воплем. Я снова почувствовал приступ тошноты. Такое ощущение, что желудок от страха сжимается до размеров грецкого ореха... Ведь это гудела сирена — обычный сигнал судам во время тумана. Звук, казалось, наплывал со всех сторон. Сердце отчаянно колотилось. Сигнальная ракета, которую я поднял как можно выше, обжигала мне руку. Потом она зашипела и погасла. А моя противотуманная сирена лежит внизу. И у меня нет времени сбегать за ней. На ощупь отыскивая следующую сигнальную ракету, я напряженно всматривался в ночь.
Но ничего нельзя было разглядеть. Впереди, в направлении порта, темнота сгущалась, становилась мрачнее, превращалась в громадную черную стену с водяной рябью у своего основания и с неясными очертаниями какого-то паруса наверху. Мой рот непроизвольно раскрылся, и я завыл этаким коротким тонким воем. Все происходило с ужасающей внезапностью, какая бывает во сне.
Пока мой «Зеленый дельфин» отворачивал прочь, у меня было время разглядеть, что у громадной стены имелись и нос и корма. И там стоял какой-то мужчина в непромокаемом плаще. Новая волна подняла на один уровень с ним. Раздался страшный треск и грохот катящихся по палубе предметов. Сигнальная ракета выскользнула из моей липкой ладони и, описав дугу, упала в черную воду. Палуба накренилась, и меня швырнуло через весь кокпит. Я врезался головой в рундук и завопил от боли. «Никакого света, — думал я, — никакого света».
Я попытался привстать на колени. Голова гудела, как колокол. Я не понимал, где нахожусь. А гигантская волна приподняла яхту, и я опять ударился, теперь уже о палубу. Туман сделался красным, но эта краснота не имела отношения к последним отблескам какого-то огня. Я увидел, как мужчина в непромокаемом плаще схватился за перила, но у него ничего не вышло. Он, сложившись, словно перочинный ножик, неуклюже рухнул за борт между двумя нашими судами.
Его разинутый рот промелькнул этаким черным "О" и исчез. Тело проехало по борту «Зеленого дельфина» и ушло под воду, подняв тучу брызг. Я дополз до спасательного круга, висевшего в специальной нише, сорвал его и швырнул в воду, целясь в то место, куда свалился этот человек. А тем временем другое судно отошло в сторонку. И будто солнце засияло над его палубой — это вспыхнул прожектор. Он осветил черноту моря и желтую светящуюся ленточку на спасательном круге, от которого тянулся ко мне на яхту длинный строп. Мозги у меня работали ужасающе медленно. Какой-то бело-голубой свет вспыхнул в тумане и сконцентрировался на спасательном круге. В этой вспышке я успел заметить что-то блестящее, похожее на спину кита, качающегося на волне. Непромокаемый плащ. А самого человека уже не видно.
Во рту у меня пересохло, в голове гудело. Мужчина в непромокаемом плаще распластался на воде вниз лицом. Без сознания. И он погибнет, если никто сейчас же не бросится его спасать. А другое судно отходит все дальше, превращаясь в неясный ореол света. Я вытащил из аварийного рундука сеть-сачок и обмотал вокруг пояса линь от спасательного круга, который я бросил человеку за бортом. Двигатель сделал резкий толчок. Нас относило от того места, где мигал огонек спасательного круга. Я повернул штурвал. Нос моей яхты стал разворачиваться в направлении ветра. Огонек приблизился к левому борту. Я поставил рычаг двигателя в нейтральное положение, ногой перебросил сеть-сачок через борт и прыгнул следом за ней.
Мне показалось, будто я угодил прямиком в ледяной айсберг и чуть не проломил голову. Когда я вынырнул, огонек мигал высоко надо мной, на гребне волны. Между мною и им поблескивал черный горб непромокаемого плаща. А потом все это исчезло. «Ты проклятый кретин! — завопил чей-то голос у меня в голове. — Ведь ты же за бортом, посреди пустоты, посреди тумана. Ты вот-вот подохнешь!» Я оттолкнулся ногами и поплыл на поиски.
Он оказался неподалеку. Мои руки наткнулись на гладкий непромокаемый плащ, надутый пузырем и поддерживающий его на плаву. От удара плащ промялся и воздух пузырьками вырвался наружу. Я выругался в сердцах и хлебнул порцию соленой воды. Плащ скользил под моими руками. Я отчаянно вцепился в него и нашарил воротник. Другая моя рука запуталась в чем-то вроде морских водорослей. «Попался! — вопил чужой голос. — Попался!» Из-под непромокаемого плаща выскакивали новые пузырьки воздуха. Тяжелый вес потянул меня под воду. Теперь я крепко держал за воротник этого человека, и мы с ним вместе шли ко дну.
Изо всех сил я оттолкнулся ногами. Но этот человек висел на мне мертвым грузом. Жуткий страх охватил меня. «Брось его!» — вопили голоса в моей голове. Я уже слышал эти голоса много раз, но всегда старался не обращать на них внимания. Покричат и перестанут. Моя рука выпустила скользкий воротник плаща. А другая так и не смогла выпутаться из водорослей. «Кончено, — думал я. — Погибаем».
Но рука, освободившаяся от воротника, двигалась как бы помимо моей воли, следуя правилам, заложенным давным-давно, в каком-то другом мире. Вот она уже шарит по моей груди. Раздается хлопок. Сжатый воздух перетекает из бутылочки в мой спасательный жилет, меня выносит наверх, и вот я уже на поверхности, в отблесках навигационных огней «Дельфина», отталкиваюсь ногами и закидываю голову этого человека себе на плечо. Он закашлялся. Я слышу, как он дышит — хрипло и тяжело.
Линь, обмотанный вокруг пояса, натянулся. Я с усилием ослабил петлю и втащил в нее этого человека. Теперь можно буксировать его гребок за гребком к корпусу «Зеленого дельфина». Если бы только он не затеял сопротивляться как чумовой, с руганью и брыканием. Его ботинки колотили меня по ногам. У меня не было сил отбиваться от него. Я сам был готов орать и сыпать руганью от боли в руках, изодранных о строп.
Спустя целое столетие мы с ним очутились у борта моей яхты, и я запихнул его в сеть-сачок.
— Сейчас заберусь наверх! — прокричал я. — Тебя вытащу на лебедке! Держись крепче!
Этот человек что-то промычал. Его лицо на белом фоне корпуса яхты казалось каким-то ненормально темным. Я чувствовал, что мои силы на пределе. Мне стоило немалых трудов забраться на борт. Но наконец-то у меня под ногами сухая и прочная палуба. Трясясь от холода, я освободил шкоты главного паруса и перекинул гик через борт. Чего мне не хотелось, так это снова прыгать в воду. Но этот человек сам сообразил, что надо делать со спустившимся к нему снаряжением. Я подождал, пока он привяжет петлю сети-сачка к хомутику на конце шкота, а потом закрепил шкот на большой лебедке и стал ее подтягивать. Приподнялись внешние края сети, и она превратилась в мешок. Этот человек оказался пойманным, словно рыба. Мешок взмыл в высоту, а потом с глухим стуком покатился по палубе, а потом остался лежать там, выворачивая всю воду, которой успел наглотаться. А я, полулежа на сиденье в кубрике, отыскал на ощупь сигнальную ракету и разорван упаковку. Туман превратился в нечто кроваво-красное. Где-то в ночи снова заревела противотуманная сирена. Меня это уже не волновало. Да я и едва мог слышать эту сирену сквозь гул в голове.
Но возник и какой-то другой шум, тревоживший меня. Кто-то кричал. Я поднял глаза. Туман рассеивался, открывалось хмурое, серое небо. Справа по борту показался ослепительно зеленый свет. Такой зеленый и такой ослепительный, что в моей голове возникла картина битого стекла, огромного количества битого стекла от винных бутылок. Я даже увидел уцелевшие винные бутылки. А этот крик заставлял их звенеть у меня в ушах.
— Все нор-р-рмально? — вопил кто-то. — С вами все нор-р-рмально?
А я и сам не знал, нормально или нет. Я закричал:
— Достал! Я его достал!
Потом я вспомнил о том судне, с которого свалился человек в непромокаемом плаще, и ощутил какой-то новый страх. Распухшими пальцами я вытащил из зажимов сигнальный фонарь и осветил палубу моего красавца «Зеленого дельфина». Что у меня тут затрещало, когда мы врезались в высокую черную стену? Как-то непривычно выглядела линия правого борта. Я оставил фонарь и, тихо поругиваясь себе под нос, двинулся на четвереньках вдоль борта. Мои пальцы наткнулись на какие-то щепки.
А за перилами, на резком изгибе у соединения корпуса яхты с палубой, щепок оказалось еще больше. Я попытался просунуть голову между леерами, чтобы осмотреть повреждения до встречи с владельцем того, другого судна. И тут я почувствовал, что меня опять тошнит, и нечем было унять эту проклятую тошноту. Оставалось только позаботиться, чтобы мой желудок вывернуло не на палубу. В слепящем свете фонаря я увидел, как распухли мои руки и сделались от воды похожими на губки. И еще я увидел зазубренные черные тени щепок на белом корпусе яхты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42