И сразу же соскочила на землю. Лицо ее раскраснелось, грудь часто приподнималась.— Браво, прекрасно работаете! — сказал я. Она хотела заговорить, но все еще не могла отдышаться.— Вы делаете это каждое утро? Она кивнула головой:— Да, ничего другого не остается, чтобы поддерживать себя в форме.Я бросил сигарету. И все никак не мог насмотреться на мою хозяйку. Длинные ноги, тонкая талия, упругая грудь — у меня холодок пробегал по спине.— А вы и встаете так рано каждое утро, чтобы позаниматься?— Да… Из-за сестры. Не хочу, чтобы она это видела. Дурак, я спросил, почему.— О, да, конечно! — сразу же поправился я, поняв, как могло это зрелище расстроить калеку.Ей нужно было идти переодеваться, а мне так не хотелось расставаться — я не мог оторвать от нее глаз!— Скажите, Элен, я могу задать вам один нескромный вопрос?— Давайте…— Сколько вам лет?Она вытерла рукою пот со лба:— Тридцать два…— Мой вопрос не обидел вас?— Совсем нет.— Тогда позвольте задать вам второй? Она улыбнулась:— Почему бы и нет!— В общем-то, Элен, в тридцать два года незамужняя девица — простите, старая дева… Не вы, конечно! Но куда это все ведет?Я тотчас понял, что зашел слишком далеко. Она побледнела. Даже взгляд как-то нехорошо засветился.— Я веду здоровый, размеренный образ жизни, — сказала она. — Делаю разные упражнения, вы сами видите…Тут я увидел, что она совсем растерялась, и мне захотелось обнять ее.— Простите меня… Совсем идиот… Вы более чем красивы, Элен, вы прекрасны! А она рассердилась:— Терпеть не могу, когда мне делают комплименты. Не в моем они вкусе.И она убежала, а я, пристыженный, остался стоять на месте. Тут я услышал взрыв смеха и увидел в окне на втором этаже лицо Евы. Она была свидетелем всей этой сцены. Я помахал ей рукой. Вместо того, чтобы ответить, она отошла от окна. * * * В глубине холла был пристроен своеобразный лифт для поднятия коляски Евы на второй этаж. Впрочем, устройство это было больше похоже на грузоподъемник: вместо двери в нем был ремень безопасности, как в старых трамваях.В тот момент, когда я проходил в холл, Ева приземлялась. Жалея ее всей душой, я все же не мог восхититься легкостью и элегантностью ее движений. Она маневрировала коляской так же свободно и непринужденно, как мы ходим. Чувствовалось, что эта коляска стала ее прямым продолжением.В это утро на ней была шотландская сорочка, расстегнутая настолько, что был виден белый лифчик. Это взволновало меня, как взволновало вчера созерцание ее безупречных форм.Я приблизился к ней, стараясь улыбаться:— Хорошо выспались, Ева? Она усмехнулась:— Вы шутите, я полагаю? Вот уже несколько лет я сплю плохо.— В вашем возрасте!— Мой возраст тут ни при чем, вы все должны понимать…— Вы ночью сочиняете?— Да.— Так вот почему ваши поэмы такие.., черные? Нет ничего хуже горизонтальных идей.Она рассматривала меня в упор. Сейчас она была еще светлее, чем вчера.— Я хотела бы, чтобы у меня были.., вертикальные идеи, Виктор. К сожалению, это невозможно. Что мог сказать я ей в утешение?— Вы не спрашиваете у меня о моем возрасте, — почти прошептала она. Я покраснел.— Ваш возраст виден по вашему личику: двадцать.— Угадали. А вам сколько?— Столько же — двадцать восемь.Она рассматривала меня с восхитительным бесстыдством, дошла до того, что объехала вокруг меня на своей коляске.— А вы красивы, — сказала она мне наконец, пародируя мое недавнее обращение к Элен:— Вы почти красивы.— Вы что, — разозлился я, — предложили мне остаться здесь, чтобы смеяться над моей внешностью?— Ну что вы! Скорее, чтобы рассматривать вас. А то я уже начала спрашивать у себя, существуют ли на свете мужчины.Появилась Амелия. Она терпеть меня не могла, и ее глазки-пуговки выдавали ее отношение ко мне.— Завтрак подан.Я шел рядом с коляской Евы до гостиной. Элен уже ждала нас там. Теперь на ней были крестьянская юбка и белая блузка. Она прямо на глазах молодела.Выпив чашку крепкого кофе, я отодвинул свой стул от стола.— Теперь уже решено твердо: я вас покидаю. Сестры одновременно напряглись, с одним и тем же выражением ошеломленности на лице.— Вот, опять начинается, — вздохнула Ева. Я встал и начал нервно ходить по комнате.— Нет смысла подчеркивать нелепость моего пребывания здесь, — продолжил я. — У меня характер не помойного кота, и я никогда не позволю, чтобы надо мной зубоскалили женщины.— Вы употребляете слова, которые портят все, — прошептала Элен.— Я употребляю те слова, которые подходят к данной ситуации — вот и все! Боже, ну подумайте хоть немного! Вот я у вас, ем за вашим столом, сплю на вашей кровати, не имея ни гроша в кармане и ни малейшей идеи в голове, как мне хоть бы этот самый грош раздобыть… Вы считаете, это нормально?Ева рассматривала меня, как рассматривают странную картину, разве что не приложила руку к глазам.— Люблю, когда он сердится, — вздохнула она. — Он просто прекрасен, ты не находишь?— Да замолчи ты! — закричала Элен. Никогда еще я не видел ее такой возбужденной. Щеки ее стали совсем красные.— Послушайте, Виктор, я сожалею, что вы не поняли, с кем имеете дело. Несмотря на все наши деньги, мы — всего лишь две бедные девушки. Мы ведь в этом доме как узницы…— А чья в этом вина? — возразил я. — Кто запирает вас здесь?— Все, кроме нас… Если бы вы знали… Есть определенные обстоятельства… Наш папа был затворник. У него было, я должна признать, не так уж мало горестей… Мама, рожая меня, умерла,.. Он оплакивал ее десять лет, прежде чем снова женился… Его вторая жена почти годилась ему в дочери. Она оставалась с ним, пока не родила Еву.., а потом убежала с одним мужчиной. Вот тогда он и обосновался здесь вместе с нами… Он был похож на больного зверя. И вырыл эту огромную яму между нами и.., внешним миром…Элен замолчала. Слезы текли по ее пылающим щекам. А она и не чувствовала их…В одно мгновение я все понял… Они никогда не знали настоящей, шумной и теплой жизни внешнего мира… Вот почему так привязались они вдруг ко мне… Ко мне — человеку, представлявшему в их глазах весь остальной мир…— А потом заболела Ева, — добавила Элен.— Без меня ты бы имела свой шанс, — тихо сказала Ева. — Я об этом часто думаю, ты ведь знаешь… Моя каталка у тебя на шее, жертвовать собой…Я сел — не выдерживал больше горечи их признаний. Устал.— Хорошо, слушайте… Они замолчали.— Хорошо, я останусь здесь еще на какое-то время… Но лишь при условии, что найду себе место…— Спасибо, — прошептала Элен.— Место, — чуть ли не проворчала Ева, — это нетрудно, я предлагаю вам…— Место садовника? — перебил я.— Нет, секретаря… Мы будем вместе писать книгу… Сколько вы хотите?..На лице у Элен была невыносимая мука. Она не могла не соглашаться часто с сестрой и поэтому просто отворачивала глаза со смиренным видом.— Несмотря, на все ваше состояние, Ева, я слишком дорог. Не по вашим средствам… Хорошо, я выйду. До вечера.Я ушел, не сказав больше ни слова. * * * Мне стало лучше оттого, что я почувствовал снова дыхание улиц, моря, пестрой толпы купальщиков. Обстановка в доме скверно действовала на меня. Излишне расслабляла. Даже деморализовала. Я почувствовал, что не смогу оставаться в нем долго, — нервы не выдержат.У меня в кармане и су завалящего не было, но это не слишком пугало. В отличие от однообразной жизни сестер Лекэн, моя казалась мне богатой надеждами, и я уже совершенно не понимал, отчего же хотел покончить с собой позавчера.Я шел маленькими улочками. Раскаленный асфальт, раскаленные стены и крыши домов. Воздух был совершенно неподвижен, и небо казалось белым. По дороге ротозейничал. Наконец нашел затерявшееся в скалах уединенное местечко. Лег, вытянулся, подложив руки под затылок, и слушал, как постепенно убаюкивает меня шумное море…В полдень я почувствовал голод. Захотелось вернуться в мое новое прибежище, но сдержала элементарная мужская гордость. Я стал думать о своем положении. Когда я говорил о том, что должен «найти здесь место», то это больше означало благие пожелания.Я не представлял, какое место меня устроит. Не могу же я, конечно, забыть о самолюбии и сдавать напрокат велосипеды или подсоблять в ресторане?!У меня было какое-никакое образование, и я сносно говорил по-английски. Точнее, кое-как говорил. Теперь я понимал, как опрометчиво поступил, покинув столицу. В Париже любой человек может «найти свою дыру». Нужно ожесточиться и вступить в схватку. Но вот в этой стране каникул… * * * Внезапно я услышал, что на дороге остановилась машина и сигналит. Это был американский автомобиль. Я сложил руку козырьком — солнце слепило глаза, — я увидел за рулем Элен. Я встал, обрадовавшись возможности снова увидеть ее, — тем более одну.На ней был голубой костюм — этот цвет так шел ей… Взгляд у нее был очень довольный.— Я так и думала, что вы здесь, — тихо сказала она.— Но почему?— А куда может пойти человек без денег, если не на берег моря?— Логично, мисс Шерлок Холмс!Мне было очень приятно, что она застала меня на месте преступления — в полном ничегонеделании. Теперь меня всегда можно будет пощипать за хвост по поводу моих так называемых поисков работы…— Видите ли, — буркнул я, — я теперь на песке, то бишь, оглянитесь вокруг, почти на мели — в полном смысле этого слова!Я вдруг посмотрел на нее с неприязнью, думая, не она ли была той самой ночной психопаткой. У меня даже холодок пробежал по спине.— Почему вы смотрите на меня такими злыми глазами? — удивилось она.— Я.., я думаю Элен.— Интересно, о чем?Я смотрел ей прямо в глаза, можно сказать, «вставился в ее рассудок».— Я думаю, не вы ли это были той самой ночной женщиной…— Которая сбила вас?— Да, той, которая.., сбила меня, Элен! Она даже не моргнула. Ни один мускул на лице не дрогнул. Глаза ее оставались чистыми и грустными.— А вы упрямы… Я ведь уже сказала вам, что никогда не выезжаю ночью. И потом, вы что, серьезно, можете себе представить, что я, сбив человека, могу убежать? Ну и мнение у вас обо мне, Виктор!— Простите меня… Воображение… Где вы были все это время сегодня, Элен?— Искала вас…— Искали меня?!— Да, искала вас!— Нет, я не могу понять, что происходит. Объясните, Элен, пожалуйста.Ничего не ответив, она вышла из автомобиля. На ней были туфли без каблука, из голубой кожи. Она сделала несколько шагов по песку и уселась на скале.— У моей сестры бывает глубокая депрессия. Это часто у нее происходит, но чтобы так сильно, как сейчас, — никогда. Мне кажется, это ваше появление так на нее повлияло.— Мое появление? Элен кивнула головой.— Ну вот, вы сами видите, — развел я руками, — мне нужно исчезнуть. Но все-таки, что ей мое присутствие?!— Неужели вы еще не понимаете, Виктор, что она влюбилась в вас с первого взгляда?Я вдруг почувствовал, как что-то мерзкое подступило к горлу. Мысль о такой близости показалась мне подобной мысли о кровосмешении…— В таком случае мне нечего колебаться. Я исчезну на четвертой скорости. Элен посмотрела на меня презрительно:— А вы не очень сострадательны, господин Менда!— Но есть сострадание невозможное, мадемуазель Лекэн!Какое-то время она оставалась задумчивой, потом вдруг улыбнулась.— Какая удивительная у нас встреча, — прошептала она. — С тех пор, как вы переступили порог нашего дома, мы не можем и десяти слов произнести, чтобы не бросить друг другу в лицо что-нибудь обидное.— Правда, наши отношения сразу не очень заладились…Мы замолчали. Но Элен оставалась сидеть на месте. Постепенно я стал с восхищением смотреть на то, как благородно прямо, с каким аристократизмом держит она голову. Ото всего в ней исходило впечатление легкости и элегантности. У нее было то, чего так не хватает многим и многим женщинам: класс или, если хотите, порода.— Так, значит, вы исчезаете? — спросила она.— Мне нужно исчезнуть. Несмотря на свои двадцать лет, ваша сестра совсем еще девочка… Было бы опасно развивать в ней, тому не препятствуя, подобное чувство… Пока еще эта так называемая любовь с первого взгляда, о которой вы сказали, всего лишь девичья химера. Ева заинтересовалась мной, как интересуются понравившейся книгой…— Вы ее не знаете. Уже слишком поздно, Виктор! Я сжал в кулаке песок.— Вот на что похожа ее любовь, Элен… — Я разжал кулак.Несколько песчинок впечатались в мою ладонь. И вдруг Элен положила свою ладонь на мою — песчинки слегка царапнули ее и мою кожу. Сердце мое вдруг так переполнилось, что я не мог уже больше молчать. То, что я теперь чувствовал, охватило всего меня.Я осторожно взглянул на нее. Ее светло-голубые глаза смотрели далеко в море.— Элен! — окликнул я ее.— Да?— Это не из-за Евы мне нужно исчезнуть…— А?— Это из-за вас…Только не думайте, что она вздохнула или бросила на меня какой-нибудь там особенный взгляд. Она подождала мгновение, потом высвободила свою руку из моей — будто птица слетела с ветки.— Вы меня понимаете, Элен?— Я не знаю.— Вы это прекрасно знаете…— Хорошо, допустим, что знаю, и что тогда? Она что, думал я, усложняла, играя, мое и без того затруднительное положение? Или же хотела провести меня дорогами правды к глубинам своего сердца?..— Что тогда? — ответил я. — Тогда ничего, Элен… Если бы я был авантюристом, тогда бы я смог вести игру… Но увы, я всего лишь честный малый… Слишком много совестливости и слишком мало наглости, чтобы приспосабливаться к нашей эпохе. Вы понимаете, что я хочу сказать?— Вывод?— Вывод прост: не в наших интересах, ни в моих, ни в ваших, продолжать то, что начато. Во всяком случае, я не чувствую себя на это способным.Она встала:— Все будет, как вы того захотите, Виктор… Я только прошу у вас два или три дня отсрочки — время, которое потребуется вам, чтобы разочаровать Еву.., по возможности, половчее. Нужно непременно посеять разочарование в ее мечтательной душе.., как сеют ядовитые вещества.., чтобы убить.., сорняки… Вы идете?Я пошел за ней. Когда мы сели в машину, я сразу же вспомнил свою схватку с ночной искательницей приключений, вспомнил так ярко, как если бы это было сейчас. Нет, женщина, снявшая меня на улице, как матрос в борделе снимает шлюху, не могла быть Элен…Или скорее наоборот: Элен не могла быть этой женщиной! Глава 5 Ева ждала нас на крыльце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11