Она ввела меня в ту же самую комнату и предложила сесть в пушистое кресло:— Садитесь!Сама она села в кресло напротив, и ей удалось так скрестить ноги, чтобы не были видны колени.— Я ничего не понимаю в этой истории, — прошептала она. — Я живу здесь одна с сестрой-инвалидом.., и старухой-служанкой, которую вы видели. Ни одна, ни другая не могут водить машину, вы сами понимаете… Что же касается меня, то я с абсолютной уверенностью могу вам сказать, что не садилась за руль этой ночью. Да и вообще, я никогда не выезжаю ночью.Было видно, что она сильно взволнована. Я сочувственно покачал головой.— Быть может, кто-то одолжил у вас машину?— Я бы знала об этом.— Не обязательно. Я заметил, что ваш гараж выходит на дорогу, к тому же у вас почти бесшумный мотор…Она слегка пожала плечами:— Но…— Что?— Ключ от гаража?— На гараже железная решетка. Иногда мелкие камни могут помешать ей опуститься до конца, и замок не срабатывает. Готов поспорить, что вы никогда ее не проверяете.— Да, действительно.— И вы оставляете ключ от зажигания на приборной панели?— Да…— Тогда не ищите, мадемуазель… Кто-нибудь из соседей катается по ночам на вашем автомобиле, наслаждается лунным светом.— Не может быть.А я в таком положении не находил ничего удивительного. Поведение встреченной мною ночной мышки оставляло богатое поле для всяких фантазий.— Вы думаете, мне следует обратиться в полицию?— Вы уверены, что ваша машина стоит сейчас в гараже?— Она была там совсем недавно… Я ходила туда взять одну нужную мне вещь.Я встал. В холле раздался скрип. Я повернул голову в ту сторону и увидел девушку из патио, которая подъезжала к нам в своей инвалидной коляске. Вблизи она была еще красивее!Она посмотрела мне прямо в глаза. Я покраснел. Девушка была похожа на оживший персонаж из скандинавской легенды. В белизне ее волос, бледности было что-то сказочное.Старшая сестра представила нас друг другу:— Это господин Менда, Ева… Ева — моя сестра. Девушка ждала объяснений о поводе моего визита. Сестра объяснила ей ситуацию. Мне показалось, эта странная история совсем не вызвала интереса у несчастной красавицы. Быстрым и ловким движением она подтолкнула коляску ко мне.— Менда? — спросила она. — Вы — Виктор Менда?Мне показалось, ее сестра удивилась еще больше, чем я.— Как, Ева, ты знаешь господина?— По имени — да… Это вы вели передачу по радио в прошлом году?— В самом деле… Вы ее слушали?— Да, регулярно. Ты помнишь, Элен, милая вечерняя болтовня «Добрый вечер всем!»?— Так это вы?! — удивилась Элен.Она улыбнулась в первый раз, и я был поражен, насколько же она похорошела. Понимаете, вот вы, скажем, гуляете в угрюмых окрестностях деревни, не обращая внимания на пейзаж. И вдруг — выглядывает солнце, и все начинает жить, волноваться, петь…То же произошло и с этой женщиной. Она сразу же показалась мне молодой, красивой и страстной.— Это я… Однако я не думал оставить в памяти моих слушателей хоть какой-нибудь след.— У вас потрясающий голос, — сказала Ева. — Его невозможно забыть. Почему вы больше не выступаете по радио? У вас была замечательная передача!— Этот вопрос нужно адресовать в комитет. Им не очень понравилась.., интимная сторона моих передач, и они их сняли.— Жаль, — сказала Элен. Я пошутил:— А больше всех об этом жалею я.— А что вы делаете теперь? Пальцами я изобразил ноль:— Вот что я делаю… Я устал от Парижа, где делал все, что мог, а точнее, ничего особенного, и в поисках удачи явился сюда. Мне тут пообещали дело на «Радио Монте-Карло»… Но сорвалось… Попробовал счастья в казино… И вот разбит наголову…Я встал. Покалывало уже в ногах.— Позвольте уйти.— Куда вы пойдете?— А никуда… Куда-нибудь… Я уже неплохо знаю эти места. Ева посмотрела на сестру.— Знаешь, о чем я думаю, Элен? Мне показалось, старшая сестра замечталась. Она повернулась лицом к сестре, взгляд у нее был рассеянный.— Будет ведь замечательно, если господин Менда запишет мои поэмы на магнитофон, ты не думаешь?— Конечно, моя дорогая. Ева внезапно возбудилась:— Вас это не затруднит? — спросила она. — Я уверена, что благодаря вашему замечательному голосу мои скромные поэмы зазвучат. Вы останетесь пообедать с нами?Живот у меня был пуст, и предложение отозвалось в нем магическим звоном. Со вчерашнего дня во рту у меня не было ни крошки, и чего бы я только не сделал ради куска мяса с жареным картофелем. Тем не менее, давно воспитанная в себе порядочность заставила возражать:— Вы знаете, чтец из меня скверный… Не умею я декламировать… Ева тряхнула своей восхитительной шевелюрой.— А мои поэмы как раз этого и не требуют. По всему было видно, что эта девушка — создание капризное, привыкшее, что все ей уступают. И я поступил как все. Глава 3 После обеда я курил сигарету в патио в компании двух хозяек. Я записал четыре небольших текста, которые Ева называла поэмами, но которые были скорее криками отчаяния прелестной двадцатилетней девушки, прикованной к инвалидной коляске. Прочитав их, я почувствовал себя подавленным. В них было такое горькое разочарование, что солнце показалось менее ярким.Жизнь этих двух девушек в их огромном доме вряд ли была слишком веселой, несмотря на состояние, по-видимому, немалое, которым они владели. Через несколько часов после знакомства, не дождавшись и подобия исповеди, я понял ситуацию… Ева была парализована вследствие приступа полиомиелита, и ее старшая сестра посвящала ей всю себя. Но инвалиды — эгоисты. Ева ждала от Элен полного самоотречения. Трудно было, наверняка, Элен с таким подарком судьбы.Я прикрыл глаза. Не хотелось больше думать о будущем! Достаточно насладиться прекрасным мгновением, которое переживаешь сейчас. 1 Все было тут чудесно: покой в патио, журчание воды в бассейне, щебетание птиц, но больше всего — сестры.Из-под полуприкрытых век я наблюдал за ними. Элен была похожа на древнегреческую статую. У нее было, как я уже успел убедиться, действительно красивое лицо, спокойное и благородное. Каждая черта казалась безупречной. Она сидела на садовом стуле, и мне казалось, что она слушает какой-то внутренний голос.Элен очень нравилась мне в своей задумчивости. Мне захотелось быть художником, чтобы обессмертить ее на полотне. А Ева гладила шкуру медведя у себя на ногах. Шкура белого медведя под таким солнцем! Было в этом что-то непонятное… Ведь ее больные ноги нечувствительны ни к жаре, ни к холоду, зачем тогда этот анахронизм? Кокетство? Бравада?Несчастье ее было тем более ужасным, что весь ее вид говорил: эта девушка предназначена для жизни исключительной! Она и красавицей была идеальной, и ум у нее был очень живой. Хотя как инвалид она меня отталкивала, ее восхитительное — над шкурой медведя — тело все же притягивало к себе мой взгляд. Я не мог не восхищаться ее прекрасной грудью, которой не касалась ни одна мужская рука.— О чем вы думаете, господин Менда? — спросила вдруг она.Я раздавил сигарету в пепельнице, вмонтированной в подлокотник моего кресла.— Я не думаю: я плыву на облаке… Элен вышла из своего оцепенения. В глазах ее было что-то вроде зова на помощь существа на краю гибели.— Лишь от вас зависит, чтобы он повторился, — заверила меня Элен.— Вы очень любезны, спасибо…— Но нет, это мы вас благодарим, не так ли, Ева? Девушка не ответила. Казалось, она чем-то озабочена. Довольно долго молчали. Наконец Ева щелкнула пальцами:— А почему бы вам не остановиться на какое-то время у нас, пока вы ищете себе место? От такого предложения у меня дыхание оборвалось.— Подумайте! — поддержала ее Элен.— Я вот уже два часа только об этом и думаю, — совсем уже раскрылась Ева.— Но в каком качестве?..— В качестве друга. У нас его нет, вот он у нас и появится, не так ли, Элен?Что было отличительного в разговоре сестер, так это то, что никогда ни одна из них не высказывала никакой идеи, не добившись согласия другой. Из-за того, что они так долго жили вместе и так тесно связали свои жизни, у них выработалось в конце концов нечто вроде одной своеобразной индивидуальности в двух лицах. Обращался я к одной, автоматически смотрел на другую.— Конечно, моя дорогая… Я решительно отказался:— Это совершенно невозможно, маде… Ева яростно ударила рукой по колесу своей коляски:— Ради всего святого, не называйте меня больше мадемуазель. Меня зовут Ева, вас — Виктор, сестру — Элен… Хорошо, а теперь объясните, почему это, невозможно? Вы симпатичный молодой человек, а нам нужно, чтобы кто-нибудь еще присутствовал в этом доме… Я уже по горло сыта физиономией Амелии!— Видите ли, Ева… Девушка пожала плечами:— Я говорю, что думаю. Моя жизнь ничтожна. Тебе не кажется? Я как птица без лап в позолоченной клетке… Каждый уголок этого дома проходит у меня перед глазами… Я знаю этот фонтан наизусть… Его шум щекочет мне нервы…— Успокойся, Ева!Элен снова заговорила суровым голосом, вид ее вмиг стал строгим.Ева несколько раз несильно ударила по колесу, и каталка развернулась — теперь девушка сидела к нам спиной.— Господин, Менда, — снова начала она, — вы остались без гроша…— Ева! — закричала возмущенно Элен…— Совсем без гроша! — буквально прорычала девушка. — Если вы не останетесь здесь, завтра вам нечего будет есть… Вам не кажется, что это не очень весело, а?Я принял единственно правильное решение: встал. И, обращаясь к одной Элен, сказал:— Спасибо за ваш прекрасный обед…И пошел прочь большими шагами, полный достоинства, как лорд-мэр.Конечно, это был разрыв. Мои отношения с девицами Лекэн закончились. Вспышка Евы была такой резкой, что Элен даже не пробовала извиниться. Спасти положение мог только случай. И он представился самым забавным образом.Когда я шел по бордюру бассейна, «я выбрал этот путь из желания не задеть коляску калеки», нога моя попала в кольцо для поднятия плиты, закрывавшей экран. Зацепившись, я не смог удержать равновесие, другая нога скользнула по отполированному краю бассейна, и я упал в воду. Все произошло мгновенно.Теперь я сидел в воде, глубина которой не превышала сорока сантиметров, вид у меня был очень рассерженный и самый нелепый.Сестры смеялись до слез. Я встал, по мне стекала вода, я был зол и на сестер, и на себя. У меня возникло жуткое желание надавать пощечин этим двум бездельницам, даже рука задрожала.Но ведь, как вам известно, из всех проявлений человеческих чувств смех — наиболее заразителен. Гнев мой вскоре сменился самым сумасшедшим хохотом, которым я когда-либо смеялся в своей жизни. Я даже сел на борт бассейна, согнутый пополам этим взрывом, и ноги по-прежнему оставались в воде.Первой перестала смеяться Элен. Она встала и протянула мне руку, чтобы помочь выйти из бассейна.Стоя на каменных плитах патио, в брюках, прилипших к ногам, я по-прежнему походил на какого-то гротескного персонажа.— Вам нужно переодеться, — сказала мне Элен, — пойдемте в ванную… Я дам вам халат, и мы пошлем Амелию в отель взять вашу одежду. Где вы остановились?— В «Голубых волнах»…Я прошел вслед за ней к ванной комнате на втором этаже. Снимая мокрый костюм, я услышал, как она отдавала распоряжения служанке, и сразу же подумал о своем неоплаченном счете. Да никогда в жизни владелец этого достопочтенного заведения не отдаст служанке мои вещи! Умирая от стыда, я приоткрыл двери:— Мадемуазель Лекэн!Элен сразу же подошла.Ну и смешон же я был, пожалуй, в этом белом халате, слишком узком для моих широких плеч! К тому же он был мне слишком короток, и рукава едва доходили до локтей.— Я… Я думаю, не стоит беспокоить вашу служанку… Если она выгладит брюки, этого будет достаточно, чтобы я смог выйти в город…Элен и слушать меня не хотела:— И не думайте даже! Брюки так намокли! Да они и через день будут еще влажными.— Тем хуже… Я…Она хотела было протестовать еще, как вдруг все поняла. Я покраснел. Стыд обжег мне щеки. Элен отвернулась и позвала служанку:— Амелия!— Мадемуазель? — сразу же отозвалась та.— Господин Менда будет жить здесь некоторое время. Договоритесь обо всем с владельцем отеля и возьмите такси, чтобы забрать багаж.Амелия была потрясена.— Здесь… — пробормотала она невнятно, но сразу же спохватилась:— Хорошо, мадемуазель.— Я думаю, — сказала мне Элен, что вы не откажете в этой радости Еве.Она улыбнулась. Но это была не прежняя улыбка. Теперь в ней было что-то судорожное.Если бы я не находился в столь щекотливом положении, то еще раз отклонил бы ее предложение. Но видец у меня был таков, что в голове оставалась лишь одна мысль: спрятаться до тех пор, пока не оденусь прилично.— Мы поговорим об этом позже, — вздохнул я. Элен прошла передо мной и открыла дверь, выходящую на деревянную лестницу, покрашенную под мрамор.— Я покажу вам сейчас вашу комнату. Мою комнату!Ничего не скажешь — удивительное было приключение! Глава 4 Во всяком случае, в ту ночь я спал очень хорошо.Проснулся я назавтра, заслышав легкий скрип возле моей комнаты.Вскочил с кровати и подошел к окну. Это была задняя сторона дома.Я застыл от удивления, когда увидел, что Элен делает упражнения на гимнастических кольцах, и не просто делает, а безупречно! Рядом висел канат. Одета она была в голубые шорты и сине-белую полосатую майку, которая подчеркивала великолепную грудь. Это нужно было видеть вблизи!Я наспех умылся, надел льняные брюки и белый свитер. За несколько дней я прилично загорел, несмотря на то, что часами сидел в казино, а эта белоснежная одежда должна была оттенить мой загар. * * * В доме было тихо, как в храме. Я прокрался по лестнице неслышно, как волк. В холле уже пахло чудесным кофе.Часы пробили шесть. Вот уже долгие годы я никогда не вставал так рано. Пересекая патио, я вышел к задней стороне дома.Элен по-прежнему делала упражнения на кольцах. Их скрип напоминал мне тоскливый крик зимних птиц. Я подошел к Элен со спины. Закурил сигарету, сел на большой камень и стал рассматривать ее. Она выполняла такие упражнения, которые можно увидеть лишь на соревнованиях в залах.Наконец она стрелою вытянула ноги, подтянулась и выпрямилась, медленно раздвинула кольца и прогнулась назад. Только теперь она заметила мое присутствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11