— Чур я первый!— Не надо! — испугалась я. — Стриптиз мы сегодня уже видели. Давайте лучше караоке попоем.— На фиг! — Артемон махнул рукой. — Песен мы тоже наслушались. В столовке, когда ваша подруженция с толстяком горланили. О! А вот и они! — обрадовался он, глянув на дверь.Я обернулась и увидела, как в зал, пошатываясь, входит Сонька. Ее под руку поддерживает галантный Зорин.— Садись, красотуля, выпей! — радушно предложил Артемон.Сонька застонала.— Иди ты со своей выпивкой. Я смотреть на нее не могу. Чаю дайте.— Чая нет, есть только джин и пиво.— О-о! — продолжала стенать подружка. — Мне плохо! Я хочу чаю.— Опохмелись, — настаивал Артемон. — Полегчает.— Отстань от меня, ирод! — Сонька поморщилась. — А чего это у меня так горло болит?— Так ты же пела…— Че-е-его?! — Сонька ошалело уставилась на Артемона. — Чего я делала?— Ну песни всякие про любовь пела…— Я петь не умею, — неуверенно пробормотала она.— Так никто не говорит, что ты умеешь, — хохотнул Артем. — Но любишь, видать.— Ни черта не помню… А сколько сейчас времени?— Час.— Ночи или у меня в глазах темно?— Ночи.— А чего вы не спите?Суслик только рот открыл, чтобы ответить, но я его опередила, боясь, как бы он лишнего не сморозил.— А мы кататься собрались… На санках.— В час ночи?— А че? — просиял Артемон. — Это клево! Экстремально.— Ничего в этом клевого нет, — пробухтела Ксюша, потирая свой отбитый зад. — К тому же горка там плохенькая. Вся в ухабах и рытвинах.— Это если в сторону дороги — плохенькая, — встал на защиту идеи Серега. — А в сторону реки — хорошая! Надо идти туда, где лыжные трассы проходят!— Точняк! — обрадовался банкир и пхнул своего поклонника Суслика в плечо. — Пошли с гор сигать.— Шею же сломать можно, — попыталась урезонить его Сонька. Трезвая она отличалась благоразумностью.— Фонарики возьмем. Айда, братва!Братва с шумом поднялась из-за стола. Не все, правда, но многие. Среди экстрималов оказались: Серега, Суслик, Галина Ивановна, Ксюша, Тю-тю, вдрызг пьяный радист и еще четверо мало знакомых мне людей. Сонька не пошла, Зорин, как верный рыцарь, остался с ней. Мне, честно говоря, тоже не очень хотелось тащиться на улицу, а уж тем более кататься с гор, но Артемон не стал спрашивать моего мнения, просто вскинул на плечо и поволок, будто я мешок с овощамиМы вышли (в случае меня, выехали) на улицу. Пурга стихла. Теперь с неба падал лишь редкий снежок. Санки мы взяли в сторожке, чем несказанно удивили старика-сторожа.Поляна около ворот была по-прежнему хорошо освещена, так что мы смело двинули в гору. Впереди, взвалив на каждое из плеч по санкам, шел Артемон (меня он к тому времени опустил на землю), на шаг позади Кука, остальные за ними.Взбирались мы довольно долго. Без лыж на ногах передвигаться по лесу оказалось трудно, тем более все тропки перемело, а света от карманных фонариков было мало.— Может, споем? — предложил неугомонный Тю-тю. — Для поднятия настроения!— Че споем? — охотно поинтересовался Артем.— «Ой, цветет калина», — предложил Суслик.— «Интернационал», — выдвинула контр предложение Галина Ивановна.— Лучше «Вот кто-то с горочки спустился», — внесла свою лепту в обсуждение я. — Это в тему.— В тему будет «Большой секрет для маленькой, для маленькой такой компании…», — не согласилась Ксюша.— Или «Убили негра», — встрял Суслик.— Эй! Смотрите, там кто-то есть, — крикнул Артемон и указал куда-то в даль.Я лично никого не увидела, так как страдаю близорукостью (на нее я вам уже жаловалась). Остальные же загалдели.— Кого туда черти понесли? Там же обрыв!— Эй! Братан! — крикнул Артемон неизвестному. — Поворачивай! Убьешься, на фиг!«Братан», видимо не послушал, так как в темноту заорал уже Кука.— Отойдите от края! Немедленно отойдите!Мне стало жутко интересно, кто же там балансирует на краю обрыва и зачем. По этому, преодолев смущение, я вытащила из кармана очки. Дело в том, что я стесняюсь их носить. Мне жутко не нравится Леля Володарская в очках. Какие бы модные оправы я не покупала, они все мне не идут. Любые стекла на глазах делают мое лицо таким простецким, нудным, что хоть застрелись. Однако теперь мне было не до красоты — главное увидетьИ я увидела. Человек на лыжах стоял у края обрыва. Вернее, у очень крутого спуска к реке. Зачем он тут стоял не понятно, так как трассы проходили совсем в другом месте, а этот участок был даже перевязан красной бечевкой, чтобы никто на него не совался.— Смертник, отойди от края! — заверещал Суслик.— Братан, здесь не катаются, — вторил ему Артем.— Отстаньте! — донеслось в ответ. И тут стало ясно, что перед нами не «братан», а «сестра»— Ты чего, дура, делаешь? — озверел Артем. — Напилась, так спи себе в комнате…— Отстаньте! — вновь выкрикнула женщина и, оттолкнувшись палками, двинулась к краю.Следующие секунды все в оцепенении следили за тем, как лыжи с каким-то мерзким скрипом скользят по обледенелому снегу. И только когда они носами зависли над пустотой, все заорали. Один Артемон молчал. Со сжатым в ниточку ртом он сиганул к обрыву. В несколько прыжков он преодолел разделяющее их расстояние, скакнул, цапнул дуру-бабу за капюшон…… И вместе с ней ухнул вниз.Я зажмурилась. А когда открыла глаза, Кука уже несся на помощь своему работодателю.Все бросились за ним. Когда мы добрались до обрыва, то увидели только рифленые подошвы его сапог с подковками на пятках — Кука рыбкой нырнул вниз.— Есть, кто живой? — прокричала в темноту Галина Ивановна.— Есть, — донеслось до нас снизу.И после томительного минутного ожидания мы увидели, как, пыхтя и кряхтя, на поверхность вылезает Артемон. Одной рукой он волок недвижимого Куку, другой поддерживал всхлипывающую бабу.Галина Ивановна, увидев экстрималку, заголосила:— Да что же это за дура такая! В каком отделе работаешь? Я все про тебя директору расскажу, пьянь ты эдакая! — И она рывком сорвала в головы потерпевшей капюшон. — Изольда! — ахнула Галина Ивановна, когда свет луны упал той на лицо. — Да как же так?Изольда ничего не ответила, только всхлипнула. Но Галину Ивановну слезами не проймешь, со словами «Ах ты, засранка» она отвесила своей приятельнице такую мощную плюху, что хлипкая бухгалтерша отлетела на добрых два метра.— Эй, вы, поосторожнее, — пробормотал Артемон, — так и прибить не долго.Я тоже так думала, тем более, что Изольда лежала в сугробе неподвижно, даже беззвучно.— Кажется, уже, — констатировал Суслик.Но когда мы подошли к ней, оказалось, что она жива, но как будто в шоке.— Ты чего, подруга? — похлопал ее по щекам Артемон. — Сбрендила что ли?— Это вы спасли меня? — слабо пропищала Изольда.— Ну не то чтобы спас… — смутился банкир.— Вы герой! — проникновенно произнесла она. — Я и не думала, что в наше время можно встретить настоящего рыцаря.— Да ладно тебе… — совсем смешался Артемон. — Ты лучше скажи — по кой фиг поперлась на спуск?— Я… Я… — Изольда начала метаться, как в бреду. Я даже испугалась, что у нее сейчас голова оторвется— Чего? Перепила что ли?— Петя… Петя… он…— Чего Петя? — набросилась на нее Галина Ивановна. — Говори внятно.— Не давите на девчонку, — рыкнул на нее Артемон. — Не видите — в шоке она. — Потом он почти ласково обратился к Изольде, которая, как мне показалось, уже успокоилась и как-то даже кокетливо уставилась на своего героя. — Ну чего ты там балакала?— Петя он…В комнате… Мертвый.— Ты зашла в комнату, где лежит мертвый Петр? — ахнул Суслик.— Петя умер? — ахнули все.— Умер! — ахнула Галина Ивановна и бухнулась в обморок.— А как ты туда попала? — спросила я, когда все ахать перестали.Изольда полезла в карман и достала из него связку ключей.— Я нашла это около корпуса, прямо около лавочки. Они лежали в снегу. Я решила, что Петя потерял, и собралась ему вернуть, — ее голос задрожал. — Я сначала в его комнату постучала, но там не открыли. И я…Ах, если бы я послушала своего астролога… Ведь мне говорили, что в субботу мне лучше не проявлять настойчивость, но я забыла, забыла… — Она исступленно застучала кулаками по снежному насту.— Ну, а дальше что? Постучала и чего?— Не открыли, и пошла стучать в ту, где инвентарь… Но и там тишина… Я и отперла… А там он… А потом я сама не знаю… Со мной что-то странное произошло. Я ничего не понимал, не чувствовала… Как в бреду… — Она тихонько захныкала. — Сама не знаю, зачем взяла лыжи, палки… и поехала, куда глаза глядят…— Ну все, хорош причитать… Хватит, — неумело успокаивал ее Артемон.— А позвольте узнать, что стряслось с Петром? — прокашлявшись, произнес Серега.— Что, что? Не ясно что ли тебе — убили, — ответил пьяный радист.— А кто?— Менты по утру приедут — разберутся, — буркнул Артемон.— Позвольте, — продолжал настаивать Серега. — Почему мы об убийстве узнаем только сейчас? Мы имеем право…— Заглохни!— И почему милиция приедет только по утру? Ведь среди нас убийца! Он может еще кого-нибудь кокнуть!— Значится так, — нахмурился банкир. — Объясняю один раз и больше ни разу. Витька грохнули — это раз. Кто, не ясно — это два. Телефон не работает — это три. Если кто вякнет другим про убийство — это четыре удара по тыкве. Ясно? — все безмолвствовали. — Молчание знак согласия — значится, ясно. А теперь пошли назад, катания отменяются. Идти сможешь? — спросил он у Изольды.Та закатила глазки и шмякнулось обратно в снег — типа, несите меня семеро, сама не в состоянии. Я фыркнула, вот уж не ожидала от этого «синего чулка» такой бабской хитрости. Ксюха же презрительно сморщилась и зашептала мне на ухо:— Глаз на Артемоныча положила, чума болотная.— Ну и ладно. Авось охмурит алигарха.— Дура что ли? На кой бес она ему? Ни кожи, ни рожи и попа с кулачек.Я глянула на копошащуюся в снегу бухгалтершу и мысленно с подругой согласилась — да, у Изольды ни кожи, ни рожи, про попу я вообще молчу… Да и остальное оставляет желать лучшего. Особенно ноги. Я, конечно, понимаю, что не всех природа наградила длинными стройными конечностями (меня, например, не наградила, у меня ноженки так себе), но ведь можно это как-то скрыть. Вот возьмем меня — я ношу только тонкие эластичные колготки и только устойчивый, хоть и высокий каблук, потому что в плотных колготках у меня толстые коленки, а в обуви с шаткими каблуками угловатые икры. Еще я никогда не надену юбку миди, потому что среднюю длину могут себе позволить только женщины с конечностями от ушей, а мои растут, как у всех нормальных людей, от бедер. И белые джинсы я не надену, так как в них задница кажется на 2 размера больше. Так соблюдая несколько простых правил я слыву чуть ли ни Королевой красоты «Нихлора», а о том, что у меня не очень изящные ноги не догадывается даже мой жених Геркулесов…К чему я все это? Да к тому, что любая женщина может, если постарается, выглядеть если не на 5, то на 4 с плюсом однозначно. И вот смотрю я на Изольду и думаю — эта совсем не старается. Иначе она не напялила на себя гетры в обтяжку (девушка, где вы купили такие кривые гетры?), не стянула бы в куцый хвостик жиденькие волосенки, не накрасила бы губы морковной помадой (не иначе у подружки Ниночки позаимствовала)…— Кто научил ее делать такой макияж? — словно прочитала мои мысли Ксюша. — Кто ей сказал, что к серому цвету лица идет морковная помада?— У них, наверное, она одна на троих…— И если у тебя такие кривые ноги, зачем обтягивать их гетрами? Я не понимаю… Я, например, никогда такие не надену…— Тебе-то можно. У тебя ножки, как у модели!— Ты чего, Леля, совсем? — Ксюша хихикнула и покрутила пальцем у виска. — У меня ноги «иксом». Ты разве не замечала?— Да ты что! — ахнула я. — Никогда бы не подумала!— Вот именно! И никто не думает! Потому что одеваться надо уметь. Мы же не в каменном веке, где все носили один фасон — накидку из шкуры мамонта!Я согласно закивала. Одеваться надо уметь. И надо уметь одеваться со вкусом. Это каждая знает. Но не каждой дано! Что ж поделаешь?— А уши? — продолжала измываться над несчастной бухгалтершей Ксюша. — Они же у нее как у слоника Дамбо. Их надо скрывать под волосами… Хотя под такими разве скроешь… — она горделиво отбросила от лица свои белокурые кудри. — И вообще, Лель, мне этих «серых мышек» не понять…Мне, честно говоря, тоже. Я никогда не была ни тихой, ни скромной, ни робкой, ни серой. И подруги мои мне подстать. Помню, в 8 классе мы втроем сделали одинаковые стрижки («Взрыв на макаронной фабрике»), выкрасили несколько прядей фиолетовым (осветлили, потом оттенили синькой) и так пришли на урок. Это сейчас можно ходить в школу как угодно — хоть лысой, хоть с пирсингом, хоть с татуировкой на лбу, а в наше время… Нас таскали на все педсоветы, советы, заседания, собрания. Нас клеймили, осуждали, ругали, даже проклинали. Родители более скромных девочек просили директора исключить нас из школы, потому что мы подаем дурной пример их чадам (к слову, чада эти начали потихоньку начесывать челки и тонировать их в щадящий каштановый). Конечно, нас не исключили, но строго настрого запретили появляться в школе в таком виде.Мы послушались и на следующий день явились на занятия стриженными «под ноль». С той поры директор к нам больше не приставал. К слову, обрились мы не столько из чувства протеста, сколько из-за того, что после пергидроля и синьки наши волосы начали отваливаться от самых корней. И мы стали похожи на лишайных кошек.Еще нас ругали за то, что мы ходили в школе в рваных на коленях джинсах, что красили ногти зеленым (в бесцветный лак добавляли зеленые чернила), что вместо занятий «Этика и психология семейной жизни» мы посещали подвал, где в компании с парнями из школьной рок-группы слушали Цоя и Бутусова. Кстати, об «Этике…». Предмет этот, и без того бестолковый, преподавала нам недалекая пожилая женщина. Любительница сплетен и пустой болтовни за жизнь. Звали ее то ли Раиса, то ли Анфиса, не помню уже. Эта Анфиса-Раиса меня невзлюбила с первого взгляда, за что — не знаю, то ли за прическу, толи за зеленые ногти, то ли за слишком независимый вид. И буквально на каждом уроке (я, правда, была на немногих) она с достойным другого применения пылом костерила девочку Володарскую (именно так, по имени она меня почему-то не называла) и пророчила мне страшное будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24