Прошло времени не так много и не так мало, и эта радость не в радость стала. Никуда от нее муж не отлучается, глаз с нее не сводит, следит за каждым ее шагом, каждое ее слово ловит. И стал он такой подозрительный, – с кем бы жена словом не перемолвилась, он уже приревнует. Всех подружек от дому отвадил. Не велит жене в нарядные наряды наряжаться, не велит ей никуда из дому отлучаться, даже к матери не пускает. И что дальше, то хуже.
Случится ему куда по делу уйти-уехать, так он жену дома на замок стал запирать, как тюремщик какой. И опять она ничему не рада, вечером слезами обливается, поутру встает – слезами умывается. Думает: «Опять ошиблась, опять не ту радость запросила».
Невтерпеж стала молодой такая жизнь. И вот она украдкой от мужа, задами да огородами убежала к матери, отыскала свое старое лукошко и говорит:
– Пойду, мамаша, в лес по малину. Соскучилась я, дома сидючи, что-то стало мне очень тоскливо.
И отправилась молодая в лес. Птицу Радость искать.
Двадцать дней ходила она по дремучему лесу, под кустами ночевала, ягодой питалась. Домой дорогу находит, а на заветную поляну никак не нападет. И только на двадцать первый день вышла она на эту светлую поляну. И как увидела она Птицу Радость, на колени упала, горькими слезами заплакала:
– Птица Радость, прости! Опять я ошиблась, глупая, опять я не ту радость запросила, и опять радость ко мне горем обернулась.
Птица Радость яркими крылами взмахнула, светом чудесным поляну озарила, запела свою радостную песню, будто на звонких гуслях заиграли. Наконец спросила она девушку:
– Чего же ты, девушка, теперь хочешь? Девушка горькими слезами заливается, едва выговорила:
– Чего хочу, сама не знаю. Только трудно мне, никакой силы моей не стало. Научила бы ты меня, Птица Радость, чего желать, чего просить, как с радостью жить.
Птица Радость долго молчала, потом сказала:
– Трудно тебе оттого, что не свою ты радость запросила. Счастье-то было подружкино, а не твое. Оттого тебе радость горем и обернулась.
– Как же теперь быть? – спрашивает девушка.
– Ладно уж, – отвечает Птица Радость, – пожалею тебя, сама тебе радость выберу. Радость эта всегда при тебе будет. А ты придешь домой, подумай-ка да припомни – не было ли у тебя радости, когда ты еще в бедности жила? А теперь иди, девушка, настанет время, я сама у тебя побываю.
Птица Радость хвостом повернула, крыльями взмахнула, и вся поляна пошла кругом, все у девушки из глаз скрылось…
Скоро ли, не скоро ли, проснулась девушка в родительском доме, на своей мягкой постели.
Мать перед ней стоит и говорят ей:
– Вставай, доченька, скорее. Вставай, милая. Сваты у нас сидят, тебя дожидаемся – что ты скажешь? А мы с отцом согласны, жених хороший – и богатый, и красивый, и одетый по моде. Такой жених, что лучше и не сыскать!
А девушка говорит:
– Что ты, мамаша! Да ведь я замужем. Мать даже руками всхлопнула:
– Опомнись, доченька! С чего тебе такое привиделось? Или ты лишнего заспалась? Да когда же ты замужем была, коли мы тебя еще не просватывали и никуда из своего дома не отдавали. Пойдем скорее в горницу, говорю – сваты сидят, твоего согласия дожидаются.
А дочь спрашивает:
– За кого же, мамаша, сватают?
Называет мать того самого, который ее дочке милее всех казался.
Задумалась девушка. А потом сказала:
– Нет, мамаша, не пойду я за него замуж. Лицом он хорош и пригож, а характера его я не знаю. Не за мной он гнался, не мне за ним и замужем быть. Не мое это счастье. Скажите сватам, что согласия моего нет и не будет.
Жениху отказали.
Стала девушка думать да приглядываться, кто как живет и кому какое счастье. Пригляделась к женихам, которых в то время немало было, и поняла она, что сватают либо за красоту, либо за богатство. И вспомнилось ей, что нравился ей один парень, когда она еще в бедности жила, и она тому парню по душе была, заглядывался он на нее. Парень и умен, и смирен, и характером хорош, и по кузнечному делу первый мастер. Захотелось ей с этим парнем повидаться, да не приходится – в бедный-то дом он к ним хаживал, а в богатый дом незваный не заходил.
И вот собралась она сама к нему в кузницу сходить, как будто по делу – сковородник заказать.
Подходит она к кузнице, слышит – кузнец кует, а сам песню поет. Увидал он ее, обрадовался. Поздоровались. И он спрашивает:
– Чем могу служить?
Девушка говорит:
– У моей мамаши сковородник не годится – на большую сковородку великоват, а на маленькую маловат. Нельзя ли сделать, чтобы и на ту и на другую подходил?
– Можно! – отвечает кузнец. – Сделаем! Не привыкать сковородники ладить, мамаша останется довольна.
Девушка его спрашивает:
– Что это ты так весело поешь? Верно, тебе счастливо живется?
– Счастливо, не счастливо, а плакать не приходится. Было мое счастье, да пролетело мимо. А ведь счастье не птица, за хвост не поймаешь. А ты лучше скажи мне по старой дружбе – почему ты всем женихам отказываешь?
Засмеялась девушка и говорит:
– Потому и отказываю, что за незнакомого человека выходить опасно, а по старой дружбе меня не сватали.
Вздохнул кузнец и говорит:
– Я бы посватал, да ведь ты за такого не пойдешь?
– Я-то пойду, да отец за мной приданого не даст, если я не за купца выйду.
– Это купцам страшно, – отвечает кузнец, – а вот мне на приданое – тьфу! Не в нем счастье, а была бы невеста по душе.
Девушка его словам обрадовалась. Думает: «Вот оно, мое счастье, этот за богатством не гонится. И ума-разума ему не в людях занимать. И красота у него не от моды, а от природы…»
Кузнец спрашивает:
– Ты за сковородником когда придешь?
– Сам принесешь, – сказала девушка и убежала.
На другой день кузнец принарядился и пошел сковородник относить. Приходит он с черного хода в кухню, поздоровался с девушкиной мамашей и говорит:
– Вот, получите сковородник, ваша дочка заказывала. Хорош ли будет?
Мать сковородник к сковородкам примерила и очень обрадовалась. Говорит:
– Вот, миленький, спасибо! Уж так-то ты мне угодил! Сколько же тебе за него платы?
– Да ведь плату-то я хочу больно большую просить. Не знаю – согласны ли будете? Как бы вместо платы мне вот этим сковородником по шее не пришло.
Девушкина мать догадлива была. Засмеялась она и говорит:
– Ну уж не стану такой хороший сковородник об твою шею ломать. Какую хочешь плату бери. Да у вас, верно, дело-то слажено? То-то моя дочка всем женихам отказывает, отца-то печалит. Ступай-ка, милый, в горницу – видать, тебе отказу не будет.
Девушка жениху не отказала, отец согласился. Вскоре и свадьбу сыграли.
Поселилась молодая в мужнином доме. Не так-то жили роскошно, да с умом с разумом голодны не бывали. И пошло в кузнецовом доме все складно да ладно, вроде и не так богато, да не в людях занято, а нажито своим трудом да своим умом. Муж женой не нахвалится – и умна, и приветлива, и на делах ловка. Люди на их счастливую жизнь радуются, на их деток завидуют.
Время идет, как вода течет, день за днем, год за годом. Уже и дети Кузнецовы большие стали, поженились, замуж повышли, своих деток народили. А девушка давным-давно бабушкой стала.
Раз сидит бабушка, внучку баюкает, а сама думу думает: «Вот и век мой проходит, а Птица Радость так у меня и не побывала. Или она прилетала к нам невидимо? Или я того не достойна, чтобы она меня проведала?»
Только она так подумала, озарилась изба ярким светом чудесным, появилась Птица Радость, крылами сверкнула, хвостом повернула, заговорила – словно струны на звонких гуслях заиграли:
– Здравствуй, милая моя девушка! Всем ли ты довольна? Радостно ли живешь на свете?
– Живу, всем довольна. Своей радостью порадовалась, чужой радуюсь. Спасибо тебе, Птица Радость, научила ты меня не одной себе счастья желать, доброе не на стороне искать, не в людях просить, а в своем сердце носить, чтобы было чем и других порадовать-повеселить.
Засмеялась Птица Радость своим радостным смехом, будто серебряные колокольчики зазвенели, взмахнула она крылами, озарила еще раз избу светом чудесным и сказала:
– Доживай свой век счастливо. Я невидимо всегда с тобою.
И стала Птица Радость невидимою. Проснулась внучка, спрашивает:
– Это ты, бабаня, с кем говорила?
– А со своей радостью, моя милая, с Птицей Радостью, про которую тебе сказку сказывала.
– А она где теперь?
– На всем свете, милая. Невидимо она прилетает к людям и дает им радость.
– А если ее на войне убьют?
– Что ты, внученька, что ты! Убить ее нельзя. Нет такой силы, чтобы Птицу Радость убила. Спи, моя милая, пусть и к тебе Птица Радость прилетит, озарит тебя своим ясным светом чудесным.
На этом сказка кончается. Продолжать ее никому не запрещается. А мне бабушка только это и сказывала, а прибавлять ничего не наказывала.
Три Ивана
В одной деревушке в небольшой избушке жили мужик да баба. Люди они были работящие, а поэтому и хозяйство у них было подходящее – не так богато, но и бедным назвать нельзя.
Родился у них сын. Собрались крестить. Отец спрашивает:
– Как же, мать, мы своего первенца назовем? Мать отвечает:
– Да ведь хорошо бы отцово имя дать. Люди-то так дают. Давай назовем, как тебя, – Иваном.
Отец согласился. Так и сделали – окрестили, назвали Иваном.
Прошел год. Родился у них второй сын. Отец опять спрашивает:
– Ну, мать, а этого сына как назовем? Мать подумала и отвечает:
– Да ведь люди-то, если не отцово, так дедово имя дают. Давай назовем, как твоего отца звали.
Отец согласился. При крещении и этого сына Иваном назвали.
Прошло времени еще год. Народился у них третий сын. И опять отец спрашивает:
– Как же, мать, третьего сына звать будем? Она говорит:
– А ты сам-то как думаешь? Отец подумал-подумал и говорит:
– А я вот как думаю: одного деда имя дали, надо и другого деда имя дать. Чтобы без обиды. Давай назовем сына, как твоего отца звали.
Так они и третьему сыну дали имя– Иван. Растут три Ивана, один другого подгоняют. Люди на них удивляются – все трое на одно лицо, ростом ровны, как ниткой ударены, и характером одинаковы. Мать на них не наглядится, мать на них не налюбуется. Всё – «Ванюшка!» да «Ванюшка!», да опять – «Ванюшка!»
Печет она блины-оладьи, выйдет за ворота и позовет:
– Ванюшка!
А они все трое бегут, один с улицы – он там с ребятами в козны играл, другой с речки – этот решетом огольцов ловил, а третий с задов – этот всё клетушки нагораживал. Придет время обедать, выйдет мать за ворота, опять покличет:
– Ванюшка!
И опять все трое тут же явятся.
Так время и шло. Сыновья подрастать стали, а родители стареть начали.
И вот однажды отец говорит матери:
– Трудновато мне, старуха, работать стало. Не молоденький. Сыны подрастают, надо бы их к делу приучать.
– Ну что ж, – отвечает мать, приучай помаленьку.
И вот отец как-то сказал старшему сыну:
– Поедем, Иван, в поле, пора тебе пахать учиться.
А сын отвечает:
– Это что же – я один пахать буду? Нас трое, пусть все пашут.
Средний Иван говорит:
– Мне нельзя пахать, у меня нога болит.
А у него и верно нога болела – наколол чем-то, она и разболелась. А младший Иван говорит:
– Мне еще рано пахать, я всех моложе.
Так этот разговор ничем и кончился – отправился отец один поле пахать.
Другой раз отец хотел про это речь завести. Сыновья все трое в избе были, вот отец и говорит:
– Иван!
Старший Иван с лавки встал да и пошел из избы. Отец опять:
– Иван!
Средний Иван тоже к двери да из избы вон. Отец опять:
– Иван!
Тут младший Иван к двери бегом, через порог шагнул и говорит:
– Сейчас, батюшка, я его позову.
– Кого?
– Да ты Ивана звал, вот я его и скричу. Вышел во двор, кричит старшему:
– Иди, тебя отец зовет. А тот отвечает:
– Меня, что ли? А может, это он тебя звал? Обиделся отец, стал мать упрекать:
– Избаловала ты их. Неслухами растут. А мать ему в ответ:
– Не я баловала, материнская ласка жалела да баловала.
– Ну вот, – говорит отец, – теперь ты с материнской-то лаской сама и приучай их к делу.
У матери характер такой согласный был, она перечить не стала. Говорит:
– Буду приучать. А ты ложись на печь и весь день не слезай – будто захворал.
Бот на другой день отец утром с печи не встает, лежит вроде хворает. Мать печь топить не стала, а поближе к завтраку вышла за калитку и кричит:
– Ванюшка!
Являются сыновья все трое. Мать им говорит:
– Сыночки мои, Ванюшки! Отцу что-то мочи нет, он мне дровец не наколол. Если мне самой идти хворосту порубить, то еще когда-то я завтрак сготовлю. Припасите-ка который-нибудь мне дровец, я похлебку сварю да хлебных пышечек испеку.
Вот старший Иван говорит:
– Я нарублю, матушка. Средний Иван кричит:
– Я нарублю, матушка.
И младший от них не отстает:
– Я нарублю!
Пошли они на зады да в три топора столько хворосту нарубили, что хватит матери печь топить недели на две. Внесли они в избу каждый по беремю дров.
Мать печку истопила, за завтраком всем троим по пышке добавила. А отцу завтрак на печку подала. Сама села за стол да приговаривает:
– Ох, беда-то какая! Вовсе отец разнемогся. Чего он теперь хворый-то напашет? А хлебушко у нас скоро весь подойдет… Вы бы который-нибудь ехали попахать. А уж я пахарю парочку-троечку яичек в поле дам, чтобы посытнее закусил.
Старший Иван говорит:
– Я, матушка, поеду пахать, Средний говорит:
– Я поеду.
И младший не отстает:
– И я поеду.
Поехали в поле все трое. Один пашет, другой обед варит, а третий лошади травы припасает да за водой на родник ходит.
И так-то ли скоро они в ту весну с делом управились – вперед людей попахались. Отец пашню проверял, остался доволен. Говорит матери:
– А ловко ты, мать, их к делу приучила. Гляди-ка, какие работяги стали – и люди-то хвалят.
А мать отвечает:
– Не я, отец, приучала, материнская ласка приучала да приохочивала.
Как мужик барина образовывал
Было однажды такое дело. Собрался один молодой барин на охоту по уткам и пригласил с собой мужика – стрелка отменного. А почему пригласил? Знает этот мужичок всю округу – и все охотные места, и все ходы и переходы. И, конечно, барину не одному-то не так робко по лесам, по болотам ходить.
Взяли они свои ружья – барин заграничное, центрального боя, а мужик свою старенькую шом-полку – и пошли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16