И когда, старательно причесавшись перед зеркалом, делегация проследовала в гостиную и чинно расположилась вокруг стола, Артист, валявшийся на диване в своем свитерке и выношенных до белизны джинсах, даже присвистнул:
- Ого! Аграрная фракция мухосранской госдумы в полном составе. Здорово, аграрии! Как виды на урожай? Чего не посеем, того и не соберем? А чего не соберем, того не сгноим?
Но делегация не была расположена к шуткам.
- Серега, мы к тебе по серьезному делу, - объявил Мишка. - По очень серьезному. Мы все свои, так? И можем говорить без обвиняков, так? Мы, Серега, не с кондачка пришли. Мы, можно сказать, глас народа - глас Божий. Мы все обтолковали со всеми, и у нас, Серега, полный консенсус.
- Приступай, - поторопил я. - А то в регламент не уложишься.
- Приступаю. Сколько мы получали до кризиса? На круг - по две сотни баксов. Так? А сколько сейчас? Сто пятьдесят - потолок. Поправь меня, если я ошибаюсь. Мы все понимаем: кризис - это кризис. Дефолт и пирамида ГКО. Мы вошли в твое положение. Хоть слово тебе кто сказал? Нет, не сказал. По сто пятьдесят - значит, по сто пятьдесят.
- Долларов, - уточнил я.
- А чего еще может быть? - удивился Мишка.
- Рублей.
- Это не разговор, Серега. За рубли сейчас уже никто не пашет.
- Ну, почему? На свинокомплексе пашут. И получают, насколько я знаю, сотни по три-четыре. Рублей.
- Да там же пьянь голимая! - искренне возмутился Мишка. - Ты что - нас с ними ровняешь?
- Не ровняю, не ровняю, - успокоил я его. - Продолжай.
- Продолжаю. Кризис прошел? Прошел. Рост валового продукта составил один и четыре десятых процента. А мы как получали по полторы сотни, так и получаем. Это мы, бригадиры. А работяги - так те вообще по сто. А ведь пашем не меньше. Как пахали, так и сейчас пашем. Это правильно, по-твоему? Справедливо?
- Правильно и справедливо - не одно и то же, - подал голос Артист.
- А ты меня не сбивай, не сбивай! - повысил голос Мишка. - Ты лежишь на диване и лежи. У нас тут серьезный разговор, посторонних просят не беспокоиться. Твое дело - рекламировать "Стиморол". Вот и рекламируй это говно.
- Если ты скажешь еще хоть одно плохое слово про "Стиморол", я поднимусь с дивана и выбью тебе зуб, - лениво пообещал Артист. - Или два. Это уж как получится.
- Не мешай, - сказал я Артисту и обернулся к Чванову: - Переходи к требованиям. Вы же их сформулировали?
- Да, - подтвердил он. - С учетом всех поправок и предложений с мест. Но сначала скажу про другое. Как ты сам живешь - мы в это не лезем. Ольге ты покупаешь "Ниву", себе - "террано", девчонке - пианино. Приобщать ребенка к музыкальной культуре - святое дело. Но ведь должна быть и социальная справедливость! Правильно я говорю, мужики? - обратился он за поддержкой к членам делегации.
Костик Васин отмолчался, а Артем с Борисычем покивали:
- Оно, конечно. Все должно быть по справедливости.
- Не то беда, что водка дорога, а то беда, что шинкарь богатеет, прокомментировал Артист.
Но Мишка не отреагировал на провокационный выпад.
- Так вот, Серега, наш консенсус. Лишнего нам не надо, но и наше отдай. Турки на Осетре получают за ту же работу по шестьсот баксов, а молдаване - по триста. А мы? Это же смеху подобно! Поэтому мы говорим: бригадирам - по сто восемьдесят, остальным - по сто сорок. И с этого месяца.
- И все с этим согласны?
- Все!
- Вообще-то, Серега, если у тебя напряженка, - нерешительно проговорил Костик Васин, но Мишка его перебил:
- А ты молчи! Не будь штрейкбрехером! Штрейкбрехеры - это позор рабочего класса!
- Да я ничего, - смирился Костик. - Я как все.
- Не дело вы затеяли, мужики. Ох не дело, - попытался вмешаться в ход обсуждения дед Егор.
- А ты, дед, слова тут не имеешь! - оборвал его Мишка. - Ты вообще существуешь у нас на правах социальной благотворительности, так что сиди и сопи в жилетку. Твое слово, Серега! Если тебе нужно время для размышления, мы не торопим. Дело серьезное, требует продумывания.
- Я уже все продумал. Посидите, сейчас приду.
Я прошел во вторую половину дома, спустился в подвал и достал из тайника пятитысячную пачку баксов. Купюры были по пятьдесят долларов, двадцаток и десяток не было, но вступать в мелочные расчеты с представителями моего трудового коллектива у меня не было никакого желания. Поэтому, вернувшись в гостиную, я выдал Мишке, Костику, Артему и Борисычу по двести баксов, деду Егору - сто пятьдесят, пересчитал доллары на рубли и заставил всех расписаться в ведомости. Оставшиеся баксы отдал вместе с ведомостью Костику Васину, чтобы он завтра утром заплатил остальным работягам.
Когда процедура была закончена, Мишка Чванов повеселел.
- Молоток, Серега! - заявил он. - Мы так и знали: поймешь. Потому как свой. Чем занимаемся завтра? - перешел он на деловой тон.
- Не знаю, - ответил я. - Лично я завтра уезжаю в Эстонию. А чем будешь заниматься ты - понятия не имею.
- Погоди! В какую такую Эстонию? - озадачился Мишка.
- В независимую республику Эстонию. Прибалтика. Столица - Таллин. Бывший Ревель.
- Зачем?
- Да вот Артист пригласил. Он там будет сниматься в фильме "Битва на Векше". В роли второго плана. Хоть посмотрю, как снимают кино. Заодно и проветримся. Послушаем орган в Домском соборе, осмотрим достопримечательности. Должны же быть в жизни какие-то развлечения, правильно? А пока меня не будет, дед Егор поживет в доме, присмотрит, собак будет кормить. Поживешь, дед?
- Отчего ж нет? Конечно, Серега, - закивал старый плотник. - Не беспокойся, за всем пригляжу.
- Вот и прекрасно, - сказал я.
- Погоди, погоди! - заволновался Мишка. - Ладно, ты в Эстонию. А мужикам куда выходить? На пилораму, в столярку, на лесосеку?
- В столярку - нет, - возразил я. - Ее я запру и обес-точу. Они могут, конечно, идти и на лесосеку, и на пилораму. Может, там и найдется для них работа. Но с завтрашнего утра аренду я платить не буду.
- Ты хочешь сказать...
Я одобрительно похлопал его по плечу:
- Молоток, Мишка! Быстро соображаешь. Именно это я и хочу сказать. С завтрашнего утра ИЧП "Затопино" прекращает свое существование.
- Совсем? - глупо переспросил Мишка.
- Может быть, и совсем.
- Погоди, Серега! А мы что будем делать?
- Ну и вопросы ты задаешь! У тебя же баня недостроена. Достраивай. А остальные... Ну, не знаю. Можно попроситься в бригаду к туркам. Шестьсот баксов - хорошие деньги. Или к молдаванам. Триста - тоже неплохо. А можно на свинокомплекс устроиться. Да что я к вам со своими советами лезу? Взрослые мужики, сами с усами.
В гостиной повисла тишина. Эдакий коктейль из недоумения и растерянности. Потом Костик Васин поднялся из-за стола и обратился к Мишке:
- Я не штрейкбрехер. Я баран. И мы все бараны. А ты - козел! - Он повернулся ко мне: - Извини, Серега. Ты, конечно, имеешь право сделать, как решил. Но, может, все-таки передумаешь?
- Может быть, - сказал я. - Но не завтра.
Члены делегации покинули мой дом в полном молчании. Артист поднялся с дивана, постоял у окна, глядя, как растворяются в метельных сумерках их фигуры, и озадаченно покачал головой:
- Неслабо ты их приложил! Они же теперь запьют.
- Не раньше чем через три года, - ответил я. - Они все подшитые.
- В самом деле? А, да, ты говорил. Слушай, но это же хохма. Что будут делать тридцать непьющих мужиков в деревне, где нет никакой работы? Мы будем следить за ходом этого необычного эксперимента. Оставайтесь с нами.
- Кончай, - попросил я. - Все это совсем не смешно.
- Пожалуй, - согласился Артист. - Один мой приятель из диссидентов как-то рассказал. Когда начинаешь бороться за права человека, сначала ненавидишь власть, которая попирает эти права. Потом начинаешь презирать и ненавидеть тех, кто безропотно позволяет попирать их права. И в конце концов начинаешь ненавидеть себя за то, что пытаешься облагодетельствовать тех, кто тебя об этом не просил и даже спасибо не скажет. По-моему, ты сейчас приближаешься к третьей стадии.
- Я к ней не приближаюсь, - возразил я. - Я в ней уже по уши.
- Тем более самое время сменить обстановку, - за-ключил Артист. - Знаешь, как говорил известный русский ученый Пржевальский? "А еще я люблю жизнь за то, что в ней есть возможность путешествовать". Вот мы и будем путешествовать.
Утром мы вымыли и до блеска надраили "мазератти", дабы прибыть в Европу в приличном виде, потом заехали за Мухой и рванули по Ленинградскому шоссе, чтобы оказаться, как это с нами случалось уже не раз, в самом неподходящем месте в самый неподходящий момент.
III
Начало натурных съемок полнометражного художественного фильма "Битва на Векше" было назначено на 24 февраля. В этот день командующий Силами обороны Эстонии генерал-лейтенант Йоханнес Кейт появился в своем служебном кабинете ровно в восемь утра. Рабочий день во всех государственных учреждениях республики начинался в девять, но Кейт всегда приезжал на час раньше. И до девяти его не имел права тревожить никто.
Сбросив в приемной плащ на руки адъютанта, он тщательно причесал перед старинным, в бронзовой оправе зеркалом густые рыжеватые волосы, подправил расческой аккуратно подстриженные усы, четкая линия которых скрадывала несколько немужественную и, как ему самому казалось, молодящую его припухлость губ. Это ему не нравилось. В свои сорок два года генерал-лейтенант Кейт не хотел выглядеть моложавым.
Произведя придирчивую ревизию своей внешности и одернув облегающий его статную фигуру мундир, он вошел в кабинет, где на столе его уже ждала чашка крепкого черного кофе и стопка отпечатанных на лазерном принтере листков: сводка происшествий за минувшие сутки, аналитические записки отдела Джи-2 Информационного отдела Главного штаба Минобороны, агентурные данные Бюро-1 и Бюро-2 Кайтселийта - Департамента охранной полиции.
В отдельную справку была сведена полученая развед-службами республики оперативная информация о 76-й Псковской воздушно-десантной дивизии - самом крупном мобильным формировании российской армии, дислоцированном на восточной границе Эстонии.
С изучения этих документов генерал-лейтенант Кейт и начал, как всегда, свой рабочий день. Но уже через четверть часа привычный порядок был нарушен: на пороге кабинета появился порученец командующего капитан Клаус Медлер, низкорослый, пухлый, рано полысевший и потому тщательно следивший за тем, чтобы единственная черная прядь прикрывала лысину, что достигалось обильным количеством бриолина. Не приближаясь к письменному столу командующего и тем самым давая понять, что лишь крайняя необходимость заставляет его нарушить священное утреннее уединение шефа, он доложил:
- Господин генерал, позвонили с киностудии: все будет готово к шестнадцати ноль-ноль. Газетчиков и телевидение к месту съемки доставят на автобусах. Полагаю, вам следует появиться на площадке не раньше семнадцати. Иначе получится, что вы ждете журналистов, а не они вас. Я приказал подготовить вертолет к шестнадцати двадцати. Полетное время - около сорока минут. Ваши планы не изменились?
- Спасибо, Клаус, - кивнул Кейт, не ответив на главный вопрос порученца: намерен ли он почтить своим присутствием начало съемок фильма "Битва на Векше" или решит проигнорировать это мероприятие, задуманное его устроителями как презентация - нечто вроде торжественной закладки первого камня в фундамент здания.
Капитан Медлер вышел. В кабинете установилась привычная глубокая тишина, нарушаемая лишь постукиванием маятника напольных часов. Генерал-лейтенант Кейт вернулся к прерванному приходом порученца занятию, но настроение его было безнадежно испорчено. Он не подтвердил намерения присутствовать на презентации, но знал, что лететь придется. К этому вынуждали его обстоятельства, и сознание подневольности усиливало его раздражение.
Причина была не только в том, что придется ломать рабочий график, лететь под Тарту на съемочную площадку и общаться с нахальной журналистской братией. Главная причина была в самом факте начала съемок фильма, вокруг которого устраивался непонятный Кейту ажиотаж. Об идее этого фильма он знал давно, считал затею дурным анекдотом и даже предположить не мог, что этот анекдот может стать для него серьезной проблемой и, более того, поставить под угрозу всю его карьеру.
Как и все эстонские военачальники, генерал-лейтенант Кейт начинал службу в Советской Армии. До обретения Эстонией независимости командовал в Кантемировской дивизии танковым батальоном. Туда он был переведен из Забайкальского военного округа, где оказался после окончания училища в Таллине.
Ему очень нелегко пришлось в читинских степях. После мягкой Прибалтики давили сорокаградусные морозы, была постоянная тяжесть в желудке от грубой пищи, а от местной водки и сивушного самогона его выворачивало наизнанку. Но не пить с сослуживцами было нельзя - он и так выглядел в части белой вороной со своей исполнительностью и добросовестностью. Он был требователен не только к себе и к подчиненным, но и к командованию, обязанному обеспечивать условия, необходимые для успешного несения службы. И видно, так допек всех своим рвением, что после учений, на которых его танковая рота показала блестящие результаты, его без колебаний сплавили в Московский военный округ, хотя об этом переводе мечтали многие офицеры.
Кантемировская дивизия, как и соседняя Таманская, считалась элитной, "кремлевской", дисциплина здесь была строжайшая, но и при этом Йоханнес Кейт чувствовал себя чужаком. Те же пьянки, что и в Чите, хоть и более подпольные, то же начальственное самодурство плюс стукачество и стремление выслужиться чем-угодно, кроме добросовестной службы, - все это было глубоко противно его натуре и ощущалось окружающими. И хотя майора ему дали довольно быстро, он понимал, что перспектив у него нет. Но тут Эстония стала независимой, Кейт вернулся в Таллин, и его карьера пошла круто вверх.
Учитывая его несомненное эстонское происхождение, высшее военное образование и безупречный послужной список, ему предложили должность начальника штаба Сил обороны Эстонии. Указом президента Кейту было присвоено внеочередное звание полковника, а через год - генерал-майора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48