Палач – 102

OCR Денис
«Ликвидатор»: Текс; Санкт-Петербург; 1994
Оригинал: Don Pendleton, “Split Image”
Аннотация
Одного американского пилота обменяли на трех болгар, обвиняемых в шпионаже. Вроде бы рутинная сделка между супердержавами, но в первую же ночь в Штатах американец исчез.
Цель Мака Болана — найти беглеца и вернуть в Лэнгли для допроса. Но в этой погоне его пождидают смертельные сюрпризы и вскоре он понимает, что пилот — не просто беглец, а человек, выполняющий какую-то миссию.
"Дон Пендлтон" (Чарли Макдэйд)
Двойная игра
1
Унылая серая громада моста была окутана утренним туманом. Плавный изгиб сооружения едва вырисовывался сквозь стену мороси и рваной мглы. При въезде на мост застыли в ожидании три автомобиля. В каждой машине сидело по три человека. Водитель невероятных размеров черного лимузина нетерпеливо барабанил пальцами по рулю. Дон Элбрайт, самый молодой из сотрудников Берлинского отделения ЦРУ, изнемогал от бездействия. Ему было двадцать шесть лет, но выглядел он гораздо моложе. И первая порция шпионской романтики, о которой он грезил так долго, пока что доставляла ему не больше удовольствия, чем топтание на автобусной остановке.
Напарник Элбрайта был на тридцать лет старше. Его темное лицо, иссеченное шрамами и морщинами, являло собой летопись его похождений, а грубая кожа напоминала стертые подошвы лакированных ботинок. Ральф Коллингсуорт знал что есть что и кто есть кто в этом мире. Возможно, это была одна из причин, по которым он занимал должность заместителя начальника Берлинского отделения. Коллингсуорт раскинулся на заднем сиденье рядом с толстым человеком, который изо всех сил старался подавить улыбку на одутловатом лице.
Прикурив от дешевой пластиковой зажигалки, Элбрайт повернулся вполоборота к сидящим сзади. Он держал сигарету в правой руке, стряхивая пепел в открытое окно. При этом туман оседал на его рукаве в виде крошечных водяных капель.
— Где же они, черт подери? Уже десять минут седьмого. Я-то надеялся, что все пройдет гладко, — обеспокоенно произнес Элбрайт.
— Не бери в голову, — сказал Коллингсуорт, стараясь успокоить молодого коллегу и не выдать при этом собственного беспокойства, зарождавшегося в глубине его души. — Знакомые штучки. Я уже был однажды на подобном торжестве, на этом же самом месте, но только сделка тогда была покрупнее.
Элбрайт вопросительно посмотрел на своего шефа.
— Абель — Пауэрс, — пояснил Коллингсуорт. — Вскоре после того, как они выстроили эту чертову стену. Мы прождали тогда полчаса, пока, наконец, не появились русские.
— КГБ живет по своим часам. Они приходят тогда когда им вздумается, преимущественно ночью, — заметил толстяк. По-английски он говорил с сильным акцентом.
Элбрайт пригляделся к болгарину и впервые заметил, что тот сильно нервничает, несмотря на улыбку, которая время от времени появлялась на его рыхлой физиономии. Это было странным. Ведь, в конце концов, этот человек ехал домой после четырех лет, проведенных в американской тюрьме. Элбрайт не знал, была ли эта нервозность характерной для толстого болгарина или его соотечественники, находившиеся в двух других машинах, вели себя так же.
Туман внезапно сменился проливным дождем. Элбрайт выкинул окурок и поднял стекло, оставив лишь небольшой проем, достаточный для проникновения в салон свежего воздуха.
— Проклятье, — пробормотал Коллингсуорт себе под нос. — Почему в такие моменты всегда идет дождь? Донни, почисти стекло, я ни черта не вижу.
Элбрайт щелкнул выключателем, и "дворники" торопливо забегали по лобовому стеклу.
— Как там? — спросил он болгарина, вглядываясь в бетонные нагромождения на противоположном берегу.
— Там, здесь... Какая разница? Немцы, они и в Африке немцы, — ответил тот, ухмыльнувшись. — Возможно, на Западе больше разнообразия. В конце концов, мне на это наплевать, я еду в Болгарию.
— Не слишком-то радуйся, приятель, — угрюмо произнес Коллингсуорт, — твои друзья из КГБ зададут тебе не одну сотню вопросов, прежде чем ты окажешься дома.
— А мне-то чего бояться? Я ничего такого не сделал, чтобы они стали меня беспокоить! — выкрикнул толстяк.
Эти слова прозвучали словно мольба о помощи, Никто не ответил, и в салоне воцарилась тишина. Напряжение нарастало.
Сзади хлопнула дверь. Элбрайт опустил стекло и высунулся наружу. Дождь, начавшийся так внезапно несколько минут назад, похоже, начинал стихать. Эндрю Маклинток, водитель среднего автомобиля, торопливо приближался к машине Коллингсуорта, обеими руками поддерживая поднятый воротник шикарного плаща. Элбрайт открыл дверь и перебрался на соседнее сиденье, уступая место Маклинтоку. Тот проскользнул в салон, тихо закрыв за собой дверь. В глазах Элбрайта этот человек в своем шикарном плаще с поднятым воротником и шляпе, надвинутой на брови, выглядел персонажем бондианы — настоящий американский шпион. Однако Маклинток вовсе не был шпионом. Он состоял в должности аналитика, постоянно возившегося с горами всевозможных бумаг. В это слякотное утро он был здесь всего лишь в качестве водителя, и его лицо красноречиво говорило о том, что в такую погоду он с большим удовольствием обнимал бы подушку и видел седьмой сон. Маклинтоку исполнился всего тридцать один год, но у него уже проглядывала изрядная лысина, а лицо его было бледное, почти белое, словно лист протокола, с какими он возился у себя в кабинете.
Маклинток рассеянно кивнул Элбрайту и повернулся к Коллингсуорту, очки его начали запотевать в тепле салона. Прежде чем он открыл рот, вопрос уже был отпечатан, как на бумаге, на его лице. Коллингсуорт, умудренный долгими годами службы в разведуправлении, массой рядовых, ничем не примечательных заданий и командировок, которые больше походили на прогулки по этажам супермаркета и разглядывание витрин, нежели на деятельность служащего разведывательного управления США, ответил Маклинтоку, не дожидаясь, пока тот задаст вопрос вслух:
— Я не имею ни малейшего понятия, где эти молодчики, но тем не менее не вижу повода для беспокойства. Терпение — вот наш козырь. Это как если бы вы встречали тетушку Милли на железнодорожной станции. Иногда поезд задерживается. Так что вооружитесь терпением и возвращайтесь в свою машину — двух агентов ЦРУ вполне достаточно для развлечения этого толстого джентльмена. — Коллингсуорт небрежным жестом указал на болгарина. Тот нервно осклабился.
Элбрайт хотел что-то сказать, но, взглянув на своего наставника, промолчал. Коллингсуорт имел весьма раздраженный вид, а его легковоспламеняющийся характер был хорошо известен всему персоналу Берлинского отделения. Ходили даже слухи, что веди он себя более сдержанно, его продвижение по службе было бы гораздо стремительнее.
Маклинток выбрался из машины и закрыл за собой дверь настолько осторожно, что замок даже не сработал. Элбрайту пришлось заново открыть дверь и с силой захлопнуть. В этот момент в лобовое стекло их "бьюика" уперся размытый дождем свет автомобильных фар с противоположного берега. Элбрайт остановил стеклоочистители и попытался разглядеть, что творилось по ту сторону реки. Фары моргнули поочередно, известив о том, что кто-то вышел из автомашины и направляется к мосту.
— Вперед! — отрывисто скомандовал Коллингсуорт, оживая впервые за все утро. Он открыл дверь, поставил ногу в лакированном ботинке в жидкую грязь и жестом приказал болгарину следовать за ним. Тот не торопясь выбрался из машины, и Элбрайт заметил большие капли, покрывавшие лоб толстяка. То не были капли дождя. Элбрайт выпрыгнул наружу, толкнул ногой дверь и присоединился к остальным.
Почти одновременно хлопнули двери других машин, и две группы по три человека, ежась от холода и сырости, поплелись вслед за первой троицей.
— Все готовы? — гаркнул Коллингсуорт. В ответ раздалось невнятное мычание. — Ну тогда идемте заберем нашего Икара.
Он энергично зашагал к мосту, на всякий случай нащупав в кармане пальто свой пистолет и сняв его с предохранителя. Остальные восемь человек выстроились цепочкой ему в затылок.
В голову Элбрайта закралась мысль, что сия процессия, должно быть, имела крайне идиотский вид: девять клоунов, разыгрывающих пародию на политический детектив. Шли молча. Трое болгар семенили, растерянно озираясь по сторонам, будто бы стараясь понадежнее упрятать в свою память последние виды "западного разнообразия", надолго, а может быть и навсегда возвращаясь в стан всеобщего равенства.
С другого конца моста им навстречу двинулась группа, примерно равная по численности компании Коллингсуорта. Элбрайт знал, что где-то в центре встречной процессии находился Дэвид Андерсон, преодолевающий последнюю сотню шагов к свободе после четырех лет заключения. Андерсон был летчиком, по слухам завербованным в частном порядке, но на самом деле являвшимся агентом по контракту и состоявшим в штате разведуправления. SR-71, пилотируемый Андерсоном, был сбит над советской территорией во время выполнения спецзадания, а катапультировавшего пилота захватили в плен, когда он приземлился на украинском кукурузном поле. С тех пор в течение четырех лет о нем ничего не было слышно. Разумеется, ходили всевозможные слухи, а советская контрразведка даже заявила, что самолет Андерсона захвачен целым и невредимым, но доказательств не последовало, и заявление не было принято всерьёз. В отличие от случая с Генри Пауэрсом, обломки самолета которого экспонировались для всеобщего обозрения, в данной ситуации не было никаких оснований полагать, что русским досталось нечто более значительное, чем обгоревшие останки SR-71. Скорее всего, перед тем как катапультировать, пилот успел включить режим самоуничтожения машины.
Элбрайта поражали такие, как Андерсон, гоняющие свои самолеты на немыслимой высоте с умопомрачительной скоростью через тысячи миль чужих территорий. Вероятно, это были люди иной закваски. Рядовому сотруднику Агентства ЦРУ по должности, а может быть и по возрасту, трудно было представить их характер.
Американская делегация достигла середины моста первой. Трое болгар сбились в кучку, перешептываясь на своем родном языке. Элбрайт не понял ни слова из их разговора, но по тону догадался, что эти люди чем-то сильно обеспокоены. И неудивительно. Советские органы безопасности были хорошо известны тем, что, зачастую, всю вину провала перекладывали на многострадальные плечи своих агентов, и наказание в таких случаях было прямо пропорционально размеру неудачи, о чем болгары, вероятно, знали лучше, чем Элбрайт.
КГБ контролировал все сферы деятельности военных и политических организаций в СССР. Даже служба космического шпионажа, формально подчиняющаяся только Министерству внутренних дел и правительству, фактически действовала по указке Комитета Государственной Безопасности. Его сотрудники были невидимы, пока их дела шли хорошо. Но, как только что-нибудь случалось, откуда ни возьмись появлялись рослые молодцы в штатском сродни тем, что приближались к группе Коллингсуорта.
С подчиненными и насильно завербованными агентами они всегда обращались властно и высокомерно, как с прислугой, не принимая возражений. КГБ широко использовал чехов, болгар и восточных немцев в особо рискованных и вероломных операциях, когда обнаружение связи с Москвой было крайне нежелательно, например при покушении на Папу Иоанна Павла Второго.
Элбрайт стоял чуть в стороне от своих товарищей, наблюдая за приближением русской команды. Андерсон был отгорожен от долгожданной свободы футбольной стенкой из пятерых верзил, как будто он мог рвануться к своим, не дожидаясь торжественной минуты передачи его из рук в руки. Элбрайт с нетерпением ждал этого момента. Он был удивлен, впервые услышав о готовящейся сделке, потому что в данном случае свобода для такого профессионала, как Андерсон, покупалась очень дешево.
Элбрайт задал этот вопрос Коллингсуорту, но тот отмахнулся, посоветовав ему не ломать голову по пустякам.
— Это не более чем игра в шахматы, — сказал он. — Иногда имеет смысл отдать фигуру за пару пешек, если она не влияет на ход дела. — Элбрайт не мог сказать точно, были ли эти слова цинизмом или мудростью. Его шефа хватало и на то, и на другое, зачастую в одном и том же утверждении. Но с другой стороны, Коллингсуорт был профессионалом и разбирался в подобных вещах лучше, чем он, Элбрайт, мог себе вообразить. Скорее всего, шеф был прав. Вероятно, Андерсон просто не знал ничего такого, что заинтересовало бы русских, или их попытки сломить его не увенчались успехом. А что, если болгары оказались гораздо более крупной рыбой, чем их считали рыбаки из Лэнгли? В конце концов, все эти предположения могли быть несостоятельными. Какая разница? Ведь пока Элбрайт не принимал собственных решений, любые его догадки просто ничего не значили.
Когда русская команда, в свою очередь, достигла середины моста, дождь опять усилился. Элбрайт был здесь единственным, кто приехал в легком шерстяном пальто. У него ломило зубы от холода и запаха мокрой шерсти. Это напоминало ему нью-йоркскую подземку, полную людей в мокрых шерстяных пальто. В часы пик, когда поезда набиты до отказа, люди не только выглядели, но даже пахли как овцы.
Мысли Элбрайта были прерваны приветственным возгласом Коллингсуорта.
— Что же это, Сергей? — спросил он чрезвычайно общительным тоном. — Очередная детская забава?
Здоровенный молодчик, по-видимому старший в русской команде, горько улыбнулся.
— Твои колкости, Ральф, необоснованны: мы здесь встретились с одной и той же целью, разве не так? Или ты скажешь, что не смог заснуть и вышел прогуляться?
— Может быть и так, — отвечал Коллингсуорт, широко улыбаясь, — но ведь я гуляю не один. Кингстонское трио в полном составе стоит за моей спиной, а у тебя, Сергей, только один человек.
— Да, замечательная тройка. Который из них Троцкий?
Напряжение спало. Капитаны команд рассмеялись, словно старые друзья, не обращая внимания на своих подчиненных и подопечных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30