Произошла странная вещь. Как только я позвонил к вам в комнату, телефон отключился. Я подошел к вашей двери и крикнул, что вам звонят, но услышал оттуда лишь звуки телевизора и не стал входить.— Я знаю, что вы не входили.— Откуда?— Вы же живы, не так ли? — ответил Римо. Открыв дверь своего номера он очень тихо вошел в комнату: на полу в позе лотоса неподвижно сидел хрупкий старик-азиат, одетый в золотистое кимоно.Телевизор был снабжен записывающим устройством, позволявшим последовательно смотреть все передачи, идущие одновременно по разным каналам, дабы не упустить какой-нибудь очередной телесериал.Римо бесшумно опустился на диван. Когда Чиун, Мастер Синанджу, наслаждался дневными телесериалами, никто, даже его ученик Римо, не смел его беспокоить.Время от времени кое-кто по неведению воспринимал это зрелище всего лишь как старичка, смотрящего «мыльные оперы», и относился к нему без должного уважения. И расплачивался за это жизнью.Итак, Римо появился в тот момент, когда миссис Лорри Бэнкс обнаружила, что ее молодой любовник любит ее ради нее самой, а не ради результатов пластической операции, которую ей сделал доктор Дженнингс Брайант, чья старшая дочь сбежала с Мертоном Ланкастером, известным экономистом, которого шантажировала Доретта Дэниелс, бывшая исполнительница танца живота, а теперь владелица контрольного пакета акций научно-исследовательской онкологической больницы в городе Элк Ридж. Она угрожала закрыть больницу, если Лорри не признается, где Питер Мальтус припарковал свою машину в ту ночь, когда старшая дочь Лорри была сбита автомобилем и хромала потом несколько недель, в ту ночь, когда произошло наводнение и когда капитан Рэмбо Доннестер уклонился от разговора о своем сомнительном прошлом, оставив весь город Элк Ридж на откуп преступным элементам и без защиты национальной гвардии.Лорри беседовала с доктором Брайантом о том, следует ли знать Питеру о его матери. И Римо пришло в голову, что еще два года назад актриса обсуждала вопрос о том, нужно ли кому-то рассказать какую-то другую мрачную историю о его родственниках, и что все эти драмы далеки от жизни не столько потому, что в них происходит, сколько потому, что все действующие лица в них проявляют жуткую заинтересованность в происходящих событиях. Чиун, однако, считал эти сериалы воплощением красоты и единственным оправданием существования американской цивилизации. Он все более убеждался, что эти драмы олицетворяют американскую культуру. Обмениваясь культурными программами с Россией, Америка послала туда нью-йоркский филармонический оркестр, «где тому и место», как сказал Чиун. Россия же прислала балет Большого театра, который, как знал Чиун, также был второразрядным, потому что исполнители танцевали, по его мнению, весьма неуклюже.В четыре тридцать пополудни, когда закончилась очередная серия и сопутствующая ей реклама, Чиун выключил телевизор.— Мне не нравится, как ты дышишь, — сказал он.— Дышу так же, как и вчера, папочка, — ответил Римо.— Именно поэтому мне и не нравится. Сегодня твое дыхание должно быть спокойнее.— Почему?— Потому что сегодня ты не тот, что вчера.— В каком смысле, папочка?— В этом ты должен разобраться. Когда перестаешь ежедневно контролировать свое состояние, ты теряешь представление о самом себе. Запомни: ни у кого в жизни не бывает двух одинаковых дней.— Нам звонил шеф?— Мне грубо помешали смотреть фильм, но я не держу зла на того, кто звонил. Я вытерпел грубость, бездушие и неуважение к бедному старому человеку, у которого так мало осталось радостей на закате жизни.Римо поискал глазами телефон. В том месте, где была телефонная розетка, он обнаружил дыру. Римо занялся поисками самого аппарата и до тех пор, пока не заметил зиявшего отверстия в белом туалетном столике, не мог понять, куда он исчез. Расплющенный вдребезги аппарат вместе с выбитой задней стенкой столика покоился в углублении в стене.Римо вышел в соседнюю комнату и набрал номер. Это была особая связь через ряд промежуточных каналов по всей стране, позволявшая избежать разговора по прямой линии с директором санатория Фолкрофт.— Добрый день, — сказал Римо. — Звонил дядя Натан.— Нет, — ответил Смит. — Дядя Марвин.— Да, точно, — сказал Римо, — Кто-то из них.— Я пытался дозвониться вам, но все прервалось, и я подумал, что вы заняты.— Нет. Просто вы позвонили в тот момент, когда Чиун смотрел свои «мыльные оперы».— О, — тяжело вздохнул Смит. — У меня возникла особая проблема. С одним человеком произошел несчастный случай, и довольно загадочный. Я подумал, что вы с Чиуном могли бы помочь разобраться в этом деле.— Вы хотите сказать, что кого-то убили неизвестно как, и что Чиун или я сможем распознать технику убийцы?— Римо, ради Бога, ни одна телефонная линия не застрахована от прослушивания.— Что же вы собираетесь делать? Пришлете мне спичечный коробок, исписанный невидимыми чернилами? Слушайте, Смитти, в моей жизни есть вещи поважнее, чем игры в секреты.— Какие вещи. Римо?— Правильное дыхание. Знаете ли вы, что я дышу сегодня так же, как вчера?Смит откашлялся, и Римо понял, что тот смущен, так как услышал нечто такое, с чем не желал иметь дело, ибо боялся, что дальнейшие ответы приведут его в еще большее замешательство. Римо знал, что Смит уже прекратил свои попытки понять его и относился к нему так же, как к Чиуну. К неизвестной величине, проявлявшейся положительно. Это была серьезная уступка со стороны человека, не терпевшего никакой неясности, отсутствия порядка или бессистемности. Неопределенность была невыносима для Смита.— Кстати, — сказал Смит, — поздравьте тетю Милдред с днем рождения. Ей завтра исполняется пятьдесят пять.— Это значит, что я должен встретиться с вами в Чикаго у справочного бюро в аэропорту О'Хара в три часа дня? Или утра? Или это аэропорт Логана?— Утра, в О'Хара, — сказал Смит мрачно и повесил трубку.Во время перелета из Роля в Чикаго Чиун вдруг стал восхищаться скрытыми талантами американцев. Он признал, что должен был раньше понять, что они на многое способны.— Всякая нация, способная создать фильмы «Пока Земля вертится» и «Молодой и дерзновенный», должна проявлять себя и в других сферах.Римо знал, что Чиун считал самолеты весьма искусно сделанными летающими объектами, а потому заметил вслух, что Америка была лидером мирового самолетостроения и что он никогда не слышал о самолете корейской конструкции.Чиун проигнорировал это замечание.— Я вот о чем говорю, — заявил он важно, держа в своих изящных пальцах с длинными ногтями два листка белой бумаги. — В Америке это тоже есть. Какой приятный сюрприз соприкоснуться с этим прекрасным искусством в далекой Америке.Римо посмотрел на листки. С одной стороны каждого из них было что-то напечатано.— Этому можно доверять. Я послал ему дату, место и время моего рождения с точностью до минуты, я послал и твои данные.— Ты не знаешь моих точных данных, я сам этого не знаю, — сказал Римо. — В приюте для сирот не велось точных записей.Чиун нетерпеливо отмахнулся.— Даже при отсутствии точной даты как все четко расписано.Римо пригляделся и увидел на обратной стороне листков круги, внутрь которых были вписаны какие-то странные знаки.— Что это? — спросил он.— Астрологическая карта, — сказал Чиун. — И это здесь, в Америке. Я приятно удивлен, что великое искусство, в котором преуспели столь немногие, достигло такого уровня, и где — в Америке!— Я не покупаю такую чепуху, — сказал Римо.— Конечно, потому что в Америке все делают машины. Но ты забываешь, что еще существуют люди, глубоко постигшие сущность вещей. Ты не веришь в космические силы, потому что ты встречал только дураков и шарлатанов, выступавших от имени этих сил. Но здесь, в Америке, существует, по крайней мере, один человек, способный читать по звездам.— Совсем свихнулся, — сказал Римо и подмигнул проходившей мимо стюардессе, которая от удовольствия и неожиданности чуть не выронила поднос. Римо знал, что ему не следовало так поступать, потому что теперь она без конца будет предлагать ему то чай, то кофе, то молоко, то подушку под голову, то журналы и вообще все что угодно, лишь бы быть рядом. Два года назад в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке стюардесса авиакомпании «Пан-Америкэн» выбежала за ним из самолета, крича, что он забыл в салоне бумажную салфетку.— Ты можешь говорить, что хочешь, — заметил Чиун. — Но давай я прочту на понятном тебе языке, что узнал этот астролог о космических силах.И Чиун стал читать как актер, то повышая голос, то понижая его в соответствующих местах.— "Вы, — читал Чиун, — несете в себе доброту и красоту мира. Немногие понимают, насколько вы мудры и добры, потому что вы стремитесь быть тихим и кротким. Вам без конца мешают окружающие вас люди, которые не могут открыто признать ваше могущество".— Здорово, — сказал Римо. — А что написано про тебя?— Это написано обо мне, — сказал Чиун и стал читать другой текст: — «Вы склонны потакать своим желаниям и имеете обыкновение совершать первое, что приходит вам в голову. Вы ни над чем не задумываетесь по-настоящему и живете одним днем».— Это, конечно, про меня?— Да, — подтвердил Чиун. — О, как он хорошо тебя понял! Это еще не все. «Вы не цените свои таланты и растрачиваете их впустую, словно утиный помет».— Где это написано? — спросил Римо. — Покажи мне, где сказано про утиный помет.— Там нет этих слов, но он бы написал именно так, если бы лучше знал тебя.— Понятно, — сказал Римо и попросил оба листка. Там все так и было написано. Но Римо заметил кое-что. На листке Чиуна было написано: «Достоинства». Там, где их перечисление кончалось, оставшаяся часть листка была оторвана. На листке Римо все было наоборот — сохранен только текст под заголовком «Недостатки».— Ты оставил только мои недостатки и свои достоинства, — сказал Римо.— Я оставил то, что соответствует действительности. В мире много лжи. Надо ценить, что в такой стране, как эта, мы смогли получить даже наполовину верные сведения.— Кто этот тип?— Ки-Ган, житель гор. В горах всегда живут настоящие провидцы. Это здесь, в Америке. Вот почему я сначала написал ему, указав, под какими знаками мы родились.Римо посмотрел на листок Чиуна, где сохранились данные астролога.— Ки Ган? — спросил он. — Его зовут Киган, Брайан Киган, город Питтсфилд, штат Массачусетс.— Беркширские горы, — сказал Чиун.— Питтсфилд. Ты все еще арендуешь там абонентский ящик? Зачем он нужен тебе, Мастер Синанджу?Но Чиун сложил руки и замолчал. Почтовый ящик был арендован много лет назад, когда Чиун предлагал свои услуги наемного убийцы-ассасина, чтобы таким образом поддержать существование старых, больных и бедных жителей своей маленькой деревни Синанджу в Северной Корее. Но угроза безработицы миновала, и Чиун продолжал работать на Смита, однако абонемент не ликвидировал, хотя и скрывал от Римо, какую он получает почту.Стюардесса вернулась. Нет, Римо не хочет ни кофе, ни чая, ни спиртного. Не хочет и почитать журнал «Тайм».— Сэр, — сказала стюардесса, — я никогда ни одному пассажиру не говорила ничего подобного, но вы, видно, считаете себя кем-то особенным. Наверняка вы считаете, что любая женщина готова броситься к вам в постель, не так ли?Ее бледные щеки зарделись, короткие светлые волосы сердито взъерошились. Римо уловил тонкий аромат ее духов. Он пожал плечами.— Я бы не легла с тобой даже на спор, приятель. Даже на пари!— О, — только и сказал Римо.Она ушла, унося подушку и журналы, но тут же вернулась. Она хотела извиниться. Она никогда так не разговаривала с пассажирами. Она просит прощения. Римо ответил, что все нормально, у него нет претензий.— Со мной никогда такого не было.— Забудьте об этом.— Хотелось бы. Но не получается. Может, подскажете как, я все сделаю.— Забудьте об этом, — повторил Римо.— Пошел ты... — сказала она.И тогда Чиун, видя удивленные взгляды пассажиров, поднял изящную руку с длинными ногтями на точеных пальцах.— Драгоценный цветок, не мучь свое нежное сердце. Разве могут полевые мыши знать цену изумруда? Не отдавай свое сокровище тому, кто не достоин его.— Вы чертовски правы, — сказала стюардесса. — Вы очень мудры, сэр, очень.— Что я такого сделал? — пожал плечами Римо.— Грызи свой сыр, мышка, — сказала стюардесса и с торжествующей улыбкой покинула их.— Что на нее нашло? — спросил Римо.— Я отдал лучшие годы своей жизни дураку, — заметил Чиун.— Я не захотел заигрывать с ней, так что же?— Была задета ее гордость, и она не могла уйти без ответа.— Я не обязан угождать каждой встречной!— Ты обязан не обижать тех, кто не причинил тебе никакого вреда.— С каких это пор Мастер Синанджу стал носителем любви и света?— Я всегда им был. Но слепцу этого увидеть не дано, он может лишь ощутить тепло, сопутствующее свету. О, как хорошо Ки-Ган раскусил тебя!— Попробовал бы он хоть раз помешать тебе смотреть телесериалы. Ты бы одарил его любовью и светом... Глава третья Смит поглядывал на часы и терпеливо ждал, когда Римо и Чиун появятся у стойки регистрации пассажиров международных линий.— Вы как раз вовремя, — сказал он Римо, а Чиуну коротко кивнул. Это можно было принять за поклон, если не знать, что Смиту подобные вещи, как и любые проявления обходительности, были совершенно чужды. Для этого требовалась хотя бы минимальная фантазия, что в случае со Смитом было совершенно исключено.Донсхеймская больница была, наверное, самой современной во всем Чикаго. Находилась она в красивом предместье города в районе Хикори-хиллз, в стороне от грабежей, стрельбы и поножовщины, привычных для самого города, которому отчаянно требовалось такое сверхсовременное сооружение, как Донсхейм, и потому согласно законам природы и политики не имевшего шанса когда-либо его получить.Смит, обойдя больницу по чистой бетонной дорожке, окаймленной зеленой травой, уперся в серую дверь без ручки, но с замочной скважиной. Он выбрал ключ из связки, висевшей у него на цепочке, и вставил его в отверстие.— Конспиративная квартира? — поинтересовался Римо.— В некотором роде, — ответил Смит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17