— Его не назовешь хорошим человеком. И доверять ему нельзя. Но он не дьявол.
— В том-то и дело, что дьявол, — возразила Руби. — Поэтому я и прошу вас помочь мне скинуть его.
Самди думал всего несколько секунд, а потом отрицательно покачал головой. Монотонную барабанную дробь вдруг заглушили донесшиеся сверху истошные женские вопли.
Самди вскинул голову и со значением глянул на Руби.
— Корасон требует, чтобы меня выдали. Но ему ничего не скажут. Здесь, в горах, говорят только барабаны, они передают людям все, что нужно. Пока Корасон не нападет на меня, я буду выжидать.
Воцарилась тишина. Затем раздался сухой треск, повлекший новую серию женских воплей, и опять все смолкло, только непрерывно и глухо стучали барабаны, вызывая слабую пульсацию в мозгу.
Руби и старец сидели в полном молчании, пока не услышали женский крик:
— Хозяин! Хозяин! Скорее сюда!
Самди поспешил из пещеры, Руби — за ним. Старик быстро карабкался вверх по склону к хижинам, где его поджидала одна из женщин. Слезы катились по ее черному лицу — точь-в-точь капли глицерина на шоколадном пудинге.
— О, хозяин! — рыдала она.
— А ну-ка собери все свое мужество, — приказал старец, сжимая ее плечо. — Генерал ушел?
— Да, хозяин, но...
Самди отошел от нее, смешавшись с группой мужчин и женщин, стоявших посредине деревни и тупо глядевших под ноги — туда, где разлилась зеленовато-черная маслянистая жижа.
Руби протиснулась к центру толпы и встала рядом со старцем. Самди внимательно оглядел лица жителей деревни. Все беззвучно плакали.
— Где Эдвед? — спросил он.
Безмолвные рыдания сменились громкими стенаниями и воплями.
— Хозяин, хозяин, — произнесла одна женщина и указала на зеленоватую лужицу, выделявшуюся на сухой и пыльной земле.
— Хватит рыдать. Где Эдвед?
— Здесь. И она снова указала на лужицу. — Это все, что от него осталось! — Она испустила вопль, способный заставить скиснуть молоко.
Самди медленно опустился на колени, разглядывая лужицу, похожую на пролитую желчь. Он даже потянул к ней руку, но потом отдернул.
Коленопреклоненный, он простоял так несколько долгих, показавшихся всем вечностью, минут. Когда он наконец поднялся и повернулся к Руби, в уголках его глаз стояли слезы.
— Корасон объявил мне войну, — медленно проговорил он. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я готов на все.
Руби не могла отвести глаз от зеленоватой лужицы на земле. Сама мысль о том, что Корасон превратил юного гиганта в жалкую лужицу, не оставив ничего, кроме воспоминаний о его прежнем облике, заставляла ее содрогаться от отвращения и ярости.
Она смотрела Самди в глаза.
— Готов на все, — повторил он.
И старец хлопнул в ладоши. Хлопок прозвучал в тишине как выстрел, он прорезал атмосферу этого солнечного летнего дня, как не терпящий возражений приказ.
И барабаны смолкли.
Тишина окутала холмы и горы.
Глава одиннадцатая
На улицах столицы Бакьи не горели фонари.
На площади было темно — хоть глаз выколи — и очень тихо, только в висках у Римо пульсировала кровь.
Нет, это что-то другое. Окончательно пробудившись, Римо осознал, что равномерное постукивание доносилось извне. Все та же барабанная дробь — только громче. И ближе.
Римо неподвижно лежал в клетке, всем своим существом ощущая холод ночи. Чутьем он понимал, что стражников что-то беспокоит. Некоторые нервно переминались с ноги на ногу, другие ходили взад-вперед, и все испуганно оглядывались, когда раздавался крик какого-то ночного животного.
А барабанная дробь нарастала, приближаясь и становясь все интенсивнее.
Стараясь не производить ни малейшего шума, Римо незаметно потянулся рукой к решетке.
Пальцы его обпили дюймовый металлический прут. Он попытался сжать руку, но безуспешно — сила не вернулась к нему. Тело ныло от неудобного положения во время сна.
Римо неслышно перевернулся на другой бок, чтобы узнать, как там Чиун. Теперь голова его находилась у самой решетки, рядом с клеткой Чиуна. Сквозь железные прутья он видел лицо азиата — глаза того были открыты. Чиун прижал к губам палец, призывая Римо к молчанию.
Так они некоторое время лежали, прислушиваясь к нарастающему перестуку барабанов.
Барабанная дробь — все громче и ближе, громче и ближе — наполняла собой все воздушное пространство острова и, изменяясь, обретала, казалось, почти осязаемую реальность.
А потом все смолкло. И воздух словно взорвался тишиной.
И тогда послышался другой звук — какое-то царапание, будто что-то волокли по земле. Римо внимательно прислушался. Мышцы его были словно тряпки, но чувства понемногу оживали. Кто-то приближался, шаркая ногами по гальке и пыльной земле. Нет, не один. Двое.
А потом Римо увидел их.
Двое мужчин. Ярдах в пятидесяти от него, в конце главной улицы Сьюдад Нативидадо. До пояса обнаженные, только белые штаны, — и ничего больше. Несмотря на темноту, которую смягчали лишь призрачное лунное сияние да редкая полоска света из окон президентского дворца, Римо мог видеть их глаза — выпуклые, с огромными белками, они словно вылезали из орбит.
Мужчины медленно продвигались вперед, шаркая и поднимая клубы пыли.
Когда они находились на расстоянии двадцати пяти ярдов, часовые повернулись в их сторону и остолбенели.
— Стой! — крикнул один часовой.
Но те продолжали все так же неспешно приближаться — неумолимо, словцо могучая снежная лавина, — выставив вперед руки, как спортсмены перед прыжком в воду. Приоткрыв рты, они протяжно и низко завыли. И тут барабанный бой возобновился — так близко, что Римо не сомневался: расстояние до барабанщиков измеряется теперь в футах — не милях.
— Стой! — крикнул часовой. — А то буду стрелять!
В ответ раздался все тот же вой, сменившийся диким воплем, который, поднимаясь все выше, перешел наконец в жуткий визг.
Часовые застыли на месте, испуганно переглядываясь, когда же эти двое приблизились настолько, что их ужасный облик стал хорошо виден, охранники завопили во всю мочь.
— Нечистая сила! — орал один.
— Зомби! — вопил другой.
Римо слышал топот ног бегущих по грязней улице людей, а потом почувствовал, что клетку поднимают в воздух и куда-то несут. Оглянувшись, он успел увидеть, как двое странных мужчин в белых штанах повернулись и пошли назад тем же путем, все так же шаркая и поднимая пыль, но — молча. Вой прекратился. Постепенно они растворились во тьме.
Римо пытался разглядеть, кто нес клетку, но черные лица несущих сливались с темнотой ночи.
Клетки внесли в маленький деревянный домик. Внутреннее помещение этого убогого жилища слабо освещали свечи, окна были плотно заделаны толем и не пропускали дневной свет.
Теперь Римо мог видеть своих спасителей. Их с Чиуном принесли сюда четверо чернокожих мужчин. Они ловко орудовали ножовкой — раз-два — замок упал и клетка открылась. Римо выполз наружу, поднялся и встал во весь рост на земляном полу. Чиун встал рядом, положив для надежности руку на плечо Римо.
Четверо негров бесшумно выскользнули за дверь.
Римо повернул голову, чтобы сказать им вслед слова благодарности, но тут услышал знакомый голос.
Руби подошла сзади и теперь стояла, укоризненно глядя на него; на ней было зеленое полосатое платье, волосы старательно заплетены в множество косичек-колосков.
Руби покачала головой.
— Как увидела тебя, дорогуша, — сказала она, — сразу поняла — неприятностей не оберешься.
— В уме тебе не откажешь, — согласился Римо.
Он протянул к ней руку, но потерял равновесие и пошатнулся. Руби еле успела его поддержать.
— Не знаю уж, сколько тебе платят, — говорила она, волоча его к лежанке, — да и знать не хочу. Наверняка больше, чем мне. Если узнаю — расстроюсь, потому что ты не стоишь этих денег. Ну-ка ложись, а Руби укроет тебя.
Устроив Римо, Руби точно так же уложила Чиуна на другую лежанку.
— Надо вас подкормить. В обоих чуть душа держится.
— Мы многого не едим, — сказал Римо. — У нас специальная диета.
— Будете есть как миленькие все, что дам, — отрезала Руби. — Вы что, думаете, здесь привилегированный отель для белых? Мне надо поскорей вас поднять, чтобы вы одолели генерала и всем нам можно было бы наконец отсюда умотать.
— Как ты себе представляешь все это? — спросил девушку Римо. — У Корасона — аппарат и армия.
— Но у него нет другого. Знаешь чего, рыбка?
— Чего же? — поинтересовался Римо.
— Меня, — невозмутимо ответила Руби.
Подойдя к Чиуну, она накрыла старика тонкой чистой простыней.
— А почему ты назвала Римо рыбкой? — спросил заинтересованный Чиун.
— Потому что похож. У него совсем нет губ.
— Но он не виноват, — попытался объяснить Чиун. — Его таким создал Бог.
— Пусть так, но от этого он не становится лучше, — сказала Руби. — А теперь — спать.
* * *
Когда двух насмерть перепуганных часовых ввели в гостиную. Генералиссимус встретил их в длинной белой ночной рубашке.
Часовые пали перед ним ниц.
— Это были духи, — рыдал один. — Зомби.
— Значит, вы побросали оружие и бежали, как дети, — подвел итог Корасон.
— Они пришли за нами, — оправдывался второй. — Сначала перестали стучать барабаны, а потом они появились на улице. И шли прямо к нам, протягивая руки.
— Это зомби, — пытался объяснить другой. — Нечистая сила.
— Сила? — взревел Корасон. — Я покажу вам, где сила. Сразу поймете — у меня она или у горцев. А ну, вставайте!
Он заставил часовых повернуться лицом к стене, снял накидку с аппарата и нажал кнопку. Раздался громкий треск, и, когда двое мужчин превратились в жидкий кисель, Корасон заорал снова:
— Ну, видите теперь, у кого сила. Настоящая сила. Сила Корасона. Вот это, я понимаю, сила.
Стоя в стороне, майор Эстрада молча наблюдал за происходящим. Он не упустил из виду, что Корасон на этот раз нажал только одну кнопку, и постарался запомнить — какую.
— Не стой без дела, Эстрада, — пристыдил его Корасон. — Принеси-ка мне соль.
Эстрада пошел на дворцовую кухню и взял там две закрытые солонки. Одну положил в карман, а вторую принес Корасону, который с мрачным видом восседал на позолоченном троне.
Приняв из рук Эстрады солонку, Корасон хитро глянул на майора, отвинтил у солонки крышку и сунул внутрь палец. Обсосал его, чтобы убедиться, что там действительно соль. И удовлетворенно кивнул.
— Теперь, когда у меня при себе соль, все в порядке, — сказал Корасон. — Зомби не переносят соли. Завтра я убью Самди и стану религиозным вождем страны. Навсегда. Аминь. — И указал царственным жестом на зеленоватое желе на полу: — Убери-ка эту гадость.
* * *
Римо разбудил запах еды. Странный запах — непонятно, что там такое варилось.
— Пора тебе, лодырю, продирать глаза, — заявила Руби, возясь в углу у печки.
— А Чиун проснулся?
— Чиун еще спит, но он все-таки постарше будет и потому имеет полное право спать допоздна, а иногда и побездельничать. Правда, с тобой у него много хлопот — разве выспишься?
— А что ты там варишь? Запах жуткий, — спросил Римо. Он попытался напрячь мускулы, но с раздражением осознал, что сила все еще не вернулась к нему.
Голос Руби вдруг взлетел до пронзительного визга:
— Пусть это тебя не волнует. Тебе надо нагнать жирок. Съешь все за милую душу. — Она что-то мешала ложкой в мисочке.
Даже под этим бесформенным одеянием Римо различал точеную форму ягодиц, изысканную линию длинного бедра, высокую полную грудь. Он сел в постели.
— А известно ли тебе, что если бы не прическа, ты была бы очень привлекательной женщиной, — сказал он. — А так твоя голова напоминает пшеничное поле после урагана.
— Ты прав, — задумчиво произнесла Руби. — Но оставь я старую прическу, меня бы тут же схватили. Лучше уж потерпеть, пока мы не вернулись домой. На вот, ешь.
Римо внимательно обследовал тарелку, которую ему вручила Руби. Вроде бы все овощное, но эти зеленые и желтые волокна он никогда раньше не видел.
— Скажи, что это? Я не ем неизвестные блюда. Всегда есть опасность, что в тарелке окажутся приготовленные особым способом шейки или требуха.
— Это всего лишь зеленые овощи. Ешь и не волнуйся. — Девушка положила овощное рагу на тарелку Чиуна.
— Какие именно овощи? — продолжал приставать Римо.
— Что за допрос? Зелень есть зелень. Овощи есть овощи. Тебе что, нужен специальный человек для снятия пробы? Может, возомнил себя царем и думаешь, что тебя хотят отравить? Так вот что я скажу тебе: никакой ты не царь, а простофиля с рыбьими губами, от которого одни неприятности. Ешь.
Римо понял, что ему не отвертеться, иначе Руби снова завизжит так, что хоть святых выноси, и осторожно попробовал еду.
А что, неплохо. Тело его принимало эту пищу. Римо заметил, что глаза Чиуна открыты. Руби, видимо, тоже заметила это, потому что тут же подскочила к Чиуну и заботливо завозилась, помогая тому сесть в постели. Потом решительно вручила старику тарелку со словами:
— Все это надо съесть.
Чиун кивнул, вяло положил в рот немного зелени, но, попробовав, стал уплетать за обе щеки.
— Мне незнакомо это кушанье, но оно недурно, — заявил Чиун.
Римо тоже ничего не оставил на тарелке.
— Молодцы, вот вам еще, — сказала Руби. — Это придаст вам силы.
Она снова наполнила тарелки и, усевшись на деревянную скамеечку для ног, следила за ними, словно боясь, что иначе они надуют ее и ничего не съедят.
Когда с едой было покончено, Руби сложила грязную посуду у печки и снова уселась на скамеечку.
— Думаю, мы сумеем договориться, — сказала она.
Чиун поторопился кивнуть. Римо смотрел на нее, не говоря ни слова.
— Я беру дело в свои руки, а вы поступаете в мое распоряжение, — заявила Руби.
Чиун снова кивнул.
— С какой стати? — поинтересовался Римо.
— Потому что я знаю, что делаю, — ответила Руби. — Вам известно, что меня прислало ЦРУ. О вас я не знаю ничего, знаю только, что знать не хочу, на кого вы работаете. Но давайте посмотрим правде в глаза — что вы, собственно, сделали? Ничего не хочу сказать, вы разбираетесь, кто как ходит и у кого какое оружие, где спрятано, но дальше-то что? Тебя, простофиля такой, чуть не пристрелила охрана, а потом вас обоих засадили в клетки, и Руби пришлось вас вытаскивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19