— Ваш основной объект — по-прежнему оружие Корасона. Нужно захватить его раньше, чем это сделают другие.
— Пусть это вас не тревожит.
— В тюрьме томится американский агент.
— Хотите, чтобы мы его ликвидировали?
— Нет, нет. Это женщина. В тюрьму ее бросил Корасон. Ее надо освободить.
— Значит, убить этого негодяя? Чтобы неповадно было.
— Да не надо никого убивать! Просто освободите агента. Ее зовут Руби Гонзалес.
— И все?
— Да. Можете это сделать?
— Еще до захода солнца, — обещал Чиун.
— Спасибо.
— Это наш долг — нести с достоинством службу, император, — сказал на прощанье Чиун. А повесив трубку, признался Римо: — Не могу дождаться, когда мой президент решит наконец освободиться от Смита. Этот человек — маньяк.
— Твой президент? — переспросил Римо.
— У Дома Синанджу есть пословица: «Чей хлеб жую, того и песню пою». Да, мой президент.
— Чего Смиту от тебя надо?
— Да все этот аппарат. Похоже, все его хотят. Но, скажи честно, может ли в этой стране быть что-то стоящее, если у них даже номера приличного в гостинице нет?
— Однако ради этого аппарата тебя и послали сюда, — заметил Римо.
— А еще Смит хочет, чтобы я кого-то освободил из тюрьмы.
— И как ты собираешься это сделать? — поинтересовался Римо.
— В этой стране ничего толком нельзя сделать. Нет чистых полотенец, из кранов не течет вода, еда мерзкая. Пойду к президенту, к этому, как там его, Кортизону, и прямо скажу, что мне нужно.
— И ты полагаешь, он тебя послушает? Кстати, его зовут Корасон.
— Еще как послушает.
— И когда ты отправляешься к нему?
— Задачу надо решать сразу же, как только она поставлена — лучшего времени не подобрать. Поэтому я иду прямо сейчас, — сказал Чиун.
— Я с тобой, — заявил Римо. — Давно не смеялся.
Чиун подошел к голому, без всяких занавесок окну и, к удивлению Римо, стал махать рукой, делая кому-то загадочные знаки. Потом, удовлетворенно кивнув, отвернулся от окна.
— Что это с тобой?
— В доме напротив у окна президент Корасон. Торчит там целый день. Я предупредил его о своем визите.
— Неужели это и есть президент? Я думал, что это Любопытная Варвара.
— Нет, это Корасон.
— Он наверняка уже улепетывает во всю прыть.
— Меня он дождется, — сказал Чиун, направляясь к двери.
— Как зовут агента, которого тебе надо освободить? — спросил Римо.
— Да кто знает! Агент — женщина. Кажется, ее зовут Руби. Фамилию не разобрал. У вас, американцев, они все на один лад.
Глава седьмая
Оба тюремщика — и лейтенант, и сержант — решили поразвлечься с Руби Гонзалес. Руби была политической заключенной и, следовательно, врагом, к тому же она нанесла оскорбление священной особе президента — одно это позволяло делать с ней все что угодно. А поскольку девушка была хорошенькой, игра стоила свеч.
Однако ни одни из них не преуспел, потому что Руби по доброте душевной предупредила каждого о коварных планах сослуживца: сержант мечтал убрать с дороги лейтенанта, чтобы поскорей занять его место, а лейтенанту сержант тоже мешал: будь место свободно, шурин лейтенанта купил бы его себе.
Руби сидела прямо на полу. В камере стояло что-то вроде матраса на ножках, но Руби знала, что женщины, которые валяются днем на постели, напрашиваются на неприятности.
Она ждала, что рано или поздно сержант или лейтенант обязательно принесут ей оружие: ведь она пообещала каждому, что в обмен на освобождение уберет его врага и конкурента. По плану после этого Руби дадут убежать, но чтобы больше никто о ней не слышал и чтобы на имя помогавшего ей охранника американское правительство перевело семьдесят три миллиона долларов в швейцарский банк.
Труднее всего было установить сумму, которую Соединенные Штаты должны будут уплатить за ее побег. Руби прикинула, что тысяч пять она могла бы вытянуть из ЦРУ. Но тысячи, она знала, не производили особого впечатления на жителей Бакьи. Они слишком мало отличались от сотен. Миллион — это уже было то, что надо, но столь круглая цифра отдавала фальшивкой. Поэтому Руби остановилась на семидесяти трех миллионах — такая цифра выглядела и солидно и правдоподобно, особенно если учесть, что большинство жителей Бакьи не умело считать до семидесяти трех.
Выгорит, подумала Руби. Внутренне она успокоилась, как только попала в тюрьму и увидела первого тюремщика. Ясно — за трехфунтовую банку кофе без кофеина здесь можно купить всех чиновников, находящихся на государственной службе.
Теперь ей оставалось только ждать, кто из двоих окажется большим дураком и принесет оружие.
Руби претило вынужденное безделье. Сидя на полу, она предавалась размышлениям, как расширить свое дело. Достать деньги не представляло труда. С этой проблемой она справилась еще два года назад.
Тогда, решив открыть собственное дело, она отправилась в банк за ссудой, но там ее подняли на смех. Сама мысль о том, что женщина, всего двадцати одного года от роду, черная и не имеющая солидных родственников, рассчитывает получить ссуду, была, по меньшей мере, абсурдной — директор банка не бросал деньги на ветер.
Но его веселое настроение продержалось не более четырех часов. Затем перед банком замаячили первые пикетчики с плакатами, призывавшими чернокожих вкладчиков забрать свои деньги и поместить во вновь созданный банк, где учредитель — негр и где с ними будут обращаться, как с людьми, и окажут поддержку их бизнесу. На щитах, укрепленных у пикетчиков на груди и спине, был указан телефонный номер, по которому можно получить всю необходимую информацию. Директор банка позвонил по этому номеру.
Трубку сняла Руби.
На следующий день она получила ссуду.
Руби погасила долг за два года вместо оговоренных пяти и приобрела репутацию солидного клиента. На пыльном бетонном полу камеры она чертила цифры. На расширение системы закупок ей потребуется двадцать тысяч долларов — и тогда она не будет зависеть от моряков, привозивших ей волосы контрабандой. Особых трудностей она не предвидела.
* * *
На вид они были неказисты. У тощего американца только широкие запястья заставляли подозревать кое-какую силу. Что касается азиата, то Корасон и раньше знал, что тот стар, но теперь увидел, что азиат старше, чем раньше ему представлялось. Перед ним стоял дряхлый старик, которого могли запросто свалить с ног и поколотить даже некоторые женщины из горных деревень.
Однако за последние два дня многое произошло. Погибли англичане, погибли русские. Следовало быть настороже.
— Жители Бакьи рады приветствовать вас на нашем прекрасном острове, — начал он. — Американцы — наши давние и любимые друзья.
Костлявой рукой, торчащей из рукава оранжевого кимоно, Чиун отмахнулся от традиционных любезностей.
Но Корасона это не смутило.
— Если вам что-нибудь нужно...
— Полотенца, — сказал Чиун. — Чистые полотенца. Чистые простыни. Что еще, Римо?
— Консервный нож неплохо бы, — прибавил Римо.
— Считайте, что все это у вас уже есть, — заверил Корасон, не понимая, почему надо делать проблему из таких мелочей. — Думаю, вам доставит удовольствие узнать, что мы возобновили дипломатические отношения с вашей страной.
Чиун повернулся к Римо:
— Это он о чем?
— Кто его знает, — меланхолично отозвался Римо.
— Он думает, что я американец? — спросил Чиун.
— Вероятно. Все вы, патриоты, на одно лицо, — сказал Римо.
— Генералиссимус Корасон говорит об узах, которые сильнее, чем узы крови, узах нерушимой дружбы и любви, традиционно связывающие народы Бакьи и Америки.
— Да хватит, — поморщился Чиун. — Это нас не волнует. Нам нужны чистые полотенца и простыни.
Какие странные пожелания, опять подумал Корасон, но вслух произнес:
— Хорошо. Что-нибудь еще?
— Пока все, — ответил Чиун.
Римо дернул его за рукав кимоно.
— Чиун, ты забыл о женщине. Той, которую вроде бы зовут Руби.
— А, вот еще что, — добавил Чиун, обращаясь к Корасону. — У вас в тюрьме томится женщина.
— Бывает и так. Томятся иногда, — подтвердил Корасон.
— Американская женщина по имени Руби. Ее нужно освободить.
— Будет сделано. Еще что-нибудь?
— Римо, что еще?
— Аппарат, Чиун, — напомнил Римо.
— Да, — сказал Чиун. — Еще нам нужен ваш аппарат. Президент сказал, что это очень важно.
— Чудесно.
Корасон так и сиял. Волшебное оружие, по его словам, хранилось в тюрьме под надежной охраной. Он хочет продемонстрировать Америке добрую волю, честность и лояльность и потому сам лично встретится с Чиуном и Римо в тюрьме, освободит женщину и отдаст аппарат. Тот ему порядком надоел. Корасон, обращаясь к своему помощнику, отдал приказ:
— Автомобиль для наших замечательных американских гостей, и побыстрее, а то тебя мигом посадят голым задом на раскаленную сковородку, слышишь, парень?.. Автомобиль скоро будет стоять перед дворцом, — пообещал Корасон, когда за помощником закрылась дверь, и хитро посмотрел на американцев. — Вы мне пришлись по душе.
— Это не возбраняется, — сказал Чиун, а Римо только фыркнул.
— Вы — ребята что надо, — продолжая Корасон. — Русских разделали под орех, да и вообще. Ничего подобного я раньше не видел.
Чиун важно кивнул.
— Теперь, когда у нас с Соединенными Штатами снова дружба, я хочу попросить вашего президента, чтобы он оставил вас здесь. Вы будете учить моих людей и воспитаете из них самых лучших борцов с коммунистической заразой во всем Карибском бассейне, так что ни один из этих врагов человеческого разума никогда не посмеет ступить на свободную землю Бакья.
— Мы работаем только на президента Соединенных Штатов, — твердо заявил Чиун. — Разве что... — Чиун указал на Римо. — Он выполняет приказания людей рангом пониже, но я работаю только на президента, а всем известно, что мы, представители Дома Синанджу, верность слову ценим выше богатства. Поэтому мы вынуждены отказаться от вашего предложения.
Корасон кивнул с кислым видом. Он уже когда-то слышал о верности, честности и нравственности.
Римо склонился к Чиуну.
— С каких это пор, папочка? С каких это пор ты заделался верным слугой Соединенных Штатов? И стал отказываться от побочных заработков?
— Тсс, — прошептал Чиун. — Это я для красного словца. На него нет смысла работать. Он все равно не заплатит. Ручаюсь тебе. Ты только взгляни на его мебель!
В комнату вошел помощник со словами:
— Автомобиль подан, Генералиссимус.
Корасон поднялся со своего позолоченного кресла-трона.
— Поезжайте вперед. Шофер знает дорогу. Я тоже приеду туда, чтобы убедиться, что Руби свободна, а аппарат — у вас, раз уж он вам так нужен. Ведь моя единственная цель — дружеские отношения между нашими странами.
Чиун молча повернулся и пошел к двери, шепнув Римо:
— Не верю я ему.
— Я тоже, — сказал Римо. — Я много раз слышал такие признания в любви к Америке.
— Думаю, чистых полотенец нам не видать как своих ушей, — посетовал Чиун.
Корасон остался стоять у окна, глядя в щелку между рамой и шторой. Увидев, что автомобиль с Римо и Чиуном отъехал, он крикнул помощнику, чтобы срочно подготовили и поставили во внутреннем дворике его вертолет. Затем выкатил из-за занавески аппарат и поволок его к лифту, чтобы доставить к вертолету.
Спустя полчаса автомобиль с Римо и Чиуном затормозил у открытых ворот тюрьмы. Корасон уже ждал их, стоя у вертолета.
— Аппарат сейчас доставят, — сказал президент, — А заключенная там. — Он указал на дверь в центральном дворике в форме латинской буквы "U". — Вот ключ от камеры.
Римо взял ключ.
— Пойду выпущу ее, — бросил он Чиуну.
— Я с тобой. По неведомой причине судьба этой Руби небезразлична моему хозяину, поэтому нужно проследить, чтобы все прошло гладко. Пусть знают: если даешь поручение человеку компетентному, который разбирается в своем деле, то тратишь деньги не зря. С Синанджу дело обстоит именно так.
— И с «Дженерал Моторс» тоже, — раздраженно проговорил Римо. — Пошли, если хочешь.
Пройдя через деревянную дверь, они оказались в темном сыром коридоре. Ступеньки вели вниз. В конце лестничного пролета они увидели нужную камеру с решетчатым окошечком на уровне глаз.
— Я подожду тебя здесь, — заявил Чиун.
— Неужели ты доверяешь мне настолько, что даешь одному пройти несколько ступеней? — иронически поинтересовался Римо.
— Рискну, — ответил Чиун.
А в камере Руби Джексон Гонзалес сунула за пояс пистолет, который ей дал сержант. Услышав шаги на лестнице, она решила, что это лейтенант идет к ней позабавиться.
Она сама научила сержанта, что тому делать.
— Пожалуйся лейтенанту, что не можешь ничего от меня добиться, — посоветовала Руби. — Скажи, что я схожу по нему с ума.
— Да не поверит он, — засмеялся сержант. — Уродливее лейтенанта нет никого в округе. Такого просто не может быть, чтобы из нас двоих ты выбрала его.
— Поверит, — сказала Руби и быстро царапнула своим острым ноготком по щеке сержанта.
Царапина тут же налилась кровью, и алая капля покатилась вниз.
Сержант ухватился рукой за щеку. Увидев, что щека окровавлена, он бросил на Руби гневный взгляд.
— Сучка!
Он уже шагнул вперед, но его остановила широкая белозубая улыбка, которая сказала ему, что девушка знает, что делает.
— Не горячись, дружок, — успокоила сержанта Руби. — Теперь-то уж он непременно поверит: доказательство вот оно — на твоей физиономии. А после того, как с ним будет покончено, ты станешь лейтенантом. Новые погоны, новое жалованье, ты будешь неотразим. Женщины будут виснуть на тебе, да еще не забудь про семьдесят три миллиона. Все красотки будут твои.
Ее улыбка не оставила сержанта равнодушным.
— И ты? — спросил он.
— Я в первую очередь. Но знай: увижу, что путаешься с другой, — голову оторву.
Улыбка смягчала угрозу Руби, и стражник заулыбался в ответ.
— Верю, чтоб мне провалиться, верю, что так и сделаешь.
— И правильно. Тебя надо держать в руках — каждая рада получить такого красавца. — Приблизившись, она провела своим носовым платком по его липу. Размазанная кровь быстро высохла. — Ну вот. Иди, он ничего не заподозрит.
Сержант кивнул и вышел. И вот теперь Руби слышала шаги: кто-то спускался по стертым каменным ступеням.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19