Смит сидел на складном стуле и страшно нервничал. Он нарочно выбрал себе место за спинами двух очень высоких мужчин, так, чтобы телекамеры не могли выхватить его лица. Он вообще не хотел садиться в президиуме, но Хармон Кэшмен и слушать об этом не стал.Часы Смита показывали только 8.54, а он уже решил для себя, что это будет худший день в его жизни. Никогда прежде санатории “Фолкрофт”, превращенный в штаб-квартиру организации КЮРЕ еще в начале шестидесятых годов, не оказывался в центре общественного внимания, какое грозило ему сегодня. На протяжении двадцати с лишним лет Смит без лишнего шума, но достаточно успешно руководил своей организацией, не привлекая к ней ненужного внимания. Таким же скромным и неприметным он оставался и в частной жизни.Смит пытался внушить себе, что это как летняя гроза — погремит и пройдет. За свою долгую историю КЮРЕ неоднократно оказывалось скомпрометированным, а сегодняшнее мероприятие — не более чем случайный выбор политика, который к тому же вскоре может оказаться его непосредственным начальником. Но повсюду снующие бесчисленные агенты службы безопасности вызывали у него чувство протеста. Ему казалось, что на его территорию вторглись незваные гости. Правда, он принял все меры предосторожности, даже на весь день отослал Римо и Чиуна.Но один промах Смит уже допустил — когда не убрал красный телефон прямой связи с Белым домом. К счастью, о его назначении никто не подозревал и не мог подозревать. Второе осязаемое свидетельство существования КЮРЕ — компьютерный терминал на его рабочем столе легко убирался простым нажатием секретной кнопки. Подсоединенный к большим машинам, установленным в потайном зале подвала санатория, этот терминал обеспечивал Смиту доступ к глобальной базе данных. Никакой поверхностный обыск не обнаружил бы этого секретного вычислительного центра, отделенного от подвала массивной стеной.Подкатил лимузин вице-президента, и кандидат в лидеры Соединенных Штатов вышел из машины, застегнул пиджак и поправил растрепавшиеся на ветру жидкие волосы. Смит попытался успокоиться. Вице-президент взошел на импровизированную сцену, и президиум разом поднялся. Все приготовились пожать руку герою сегодняшнего мероприятия. Смит на всякий случай остался сидеть — вдруг пронесет.— А где доктор Смит? — донесся до него чей-то голос.У Смита екнуло сердце. Голос принадлежал самому вице-президенту.Хармон Кэшмен подвел его к Смиту. Тот неловко поднялся.— Вот он, господин вице-президент. Разрешите представить вам доктора Харолда Смита.— А, — криво усмехнулся вице-президент. — Рад наконец с вами познакомиться. Наслышан о вас, Смит.— Неужели? — прохрипел Смит, вяло отвечая на рукопожатие.— Хармон говорит, вы очень волновались из-за сегодняшнего мероприятия.— Гм... да, — признался Смит.У него вдруг закружилась голова.— Немного найдется людей, которые станут воротить нос от подобной возможности. Во всяком случае, об этом мне говорят. Про вас же Хармон рассказывает, что вы ведете себя так, словно скрываете какую-то ужасную тайну. Но этого, конечно, не может быть, правда? В конце концов, вы руководите этим прекрасным лечебным учреждением. Ваша обязанность — лечить людей.— Конечно, конечно, — пробормотал Смит, чувствуя, как у него подгибаются колени.Вице-президента наконец подвели к предназначенному для него креслу, где он и устроился в окружении агентов службы безопасности, вооруженных рациями.Смит неуверенно опустился на стул. Его лицо стало белее сорочки. Уж больно близок оказался вице-президент к правде! Конечно, это были пустые слова, но Смит все равно злился на себя, что своей нервозностью и отказом участвовать в церемонии только вызвал к себе нежелательный интерес. Впрочем, если дальше все пройдет гладко, это не должно отразиться на дальнейшей судьбе КЮРЕ.Когда вице-президент сел, публика тоже заняла свои места. Для проведения предвыборного собрания на лужайке санатория “Фолкрофт” установили рядами складные стулья. Некоторым сотрудникам санатория было разрешено присоединиться к тщательно отобранной команде сторонников кандидата. Смит заметил в заднем ряду свою секретаршу миссис Микулку, которая вся светилась от гордости. Мэр города прошел к сцене, поправил микрофон и в короткой речи представил вице-президента, завершив ее приглашающим жестом и словами:— А теперь, дамы и господа, — будущий президент Соединенных Штатов!Вице-президент встал и направился к микрофону.— Благодарю вас за теплый прием, — сказал он, пытаясь движением руки унять аплодисменты, тогда как активисты его кампании, напротив, давали публике тайные знаки хлопать громче и дольше.Телевизионщики записывали то, что должно было произвести впечатление спонтанного проявления массового энтузиазма.— Благодарю вас, — повторил вице-президент.Наконец он подал знак своим активистам, и те, в свою очередь, просигнализировали аудитории. Установилась тишина.— Должен признать, что не встречал такого горячего приема после партийного съезда в Айове, — пошутил вице-президент. Аудитория одобрительно хохотнула. — Сегодня я здесь, — продолжал вице-президент, — дабы подтвердить обещание, данное когда-то давно, еще в начале предвыборной гонки. Так вот, ни для кого не секрет, что политика нынешней администрации вызывает немало нареканий, и я, конечно, далек оттого, чтобы противопоставлять себя Белому дому. В частности, критика касается деятельности секретных служб. Некоторые полагают, что нынешняя администрация чересчур увлеклась тайными службами, незаконными способами достижения своих политических целей и неконституционными методами в целом.У доктора Харолда В. Смита пересохло во рту.— Что ж, хочу заверить вас, что в моей администрации такого не будет.Толпа одобрительно захлопала.— Я не участвовал ни в чем подобном при нынешнем президенте, которым я искренне восхищаюсь, и уж тем более не буду этого делать, когда стану хозяином Овального кабинета. Ни в коем случае! Этого не будет. Я обещаю!Он просто работает на публику, сказал себе Харолд Смит, но сердце его готово было выскочить из груди. Предвыборная риторика! Это еще ничего не значит!— Должен сказать вам: очень может быть, что в прошлом в недрах ЦРУ или военной разведки разрабатывались и проводились какие-нибудь секретные операции, не имеющие ничего общего с законом. Что-то, должно быть, осталось нам в наследство от прежних правительств. Что ж, когда руководить страной буду я, тайным организациям придет конец. Я намерен искоренить эту порочную практику!Агитация, сказал себе Смит, не более того. Но по спине у него пробежал холодок, и причиной тому был отнюдь не осенний ветер с залива.— Насколько мне известно, и сейчас существуют и действуют незаконные, внеконституционные организации. Они служат определенным политическим целям, во имя которых и проводят свои секретные операции. — Вице-президент для пущей убедительности воздел указательный палец. — Я хочу, чтобы эти герои знали: их дни сочтены. Когда я приду к власти, я наведу в доме порядок!Публика от души зааплодировала. Смит глубже вжался в кресло. Голова у него заболела с новой силой.Вице-президент обвел толпу взглядом. Он сиял. Он купался в любви и одобрении. Он оглянулся на президиум и по-мальчишески улыбнулся: дескать, что с ними поделаешь? Они меня любят! Но когда он встретился взглядом с доктором Харолдом В. Смитом, то многозначительно подмигнул.Смит сидел с краю последнего ряда и, воспользовавшись шумом аплодисментов, отвернулся и нагнулся. Его стошнило.Значит, он все знает. Для Смита этот взгляд вице-президента явился однозначным предупреждением: каким-то образом тому стало известно о КЮРЕ и он вознамерился прикрыть организацию. Все кончено.Следующие двадцать минут, пока вице-президент продолжал распинаться, Харолд В. Смит сидел, застыв как изваяние и не слыша ни одного слова. Когда стихли последние аплодисменты, вице-президент с помощью охранников протиснулся через толпу к своему лимузину и покинул пределы “Фолкрофта”.Смит, спотыкаясь, направился к себе в кабинет с выражением лица человека, приговоренного к смерти. Он не слышал ни стука складываемых и убираемых стульев, ни веселой трескотни своей секретарши, которая поспешила следом за ним. Он не чувствовал холодного ветра, обвевающего щеки, как и теплых лучей солнца, греющих его ссутуленные плечи. Он ничего не слышал и не видел, ибо знал: жизнь его кончена. Глава 4 В своей политической карьере Майкл Принсиппи — “Принц” — уже давно шел к тому, чтобы выдвинуть свою кандидатуру на пост президента от Демократической партии. Когда он впервые завел об этом разговор, его подняли на смех. Даже самые горячие его сторонники высказывали весьма серьезные сомнения.— Ты и так губернатор! — говорили они. — А вдруг проиграешь? Тебя уже никогда не выберут в этом штате. Тебя назовут оппортунистом, который использует пост губернатора лишь как трамплин в Белый дом.— Я все равно попытаюсь, — объявил он.— Тебя никто не знает. В национальном масштабе ты — никто.— То же самое было и с Джимми Картером — и посмотрите, чего он добился в семьдесят шестом!— Не забудь, что случилось с ним в восьмидесятом! Сегодня его заведовать ярмаркой никто не пустит, не то что на политическую арену!— Но я — не Джимми Картер. Я Майкл Принсиппи, Принц от политики. Даже враги меня так называют.Так, шаг за шагом, он отбил все слабые аргументы и робкие возражения, одновременно убеждая самого себя в том, что он вылеплен из президентского теста. Но его сторонники еще мучились сомнениями.— Ты совсем не похож на президента!— Что вы называете “походить на президента”? — спросил он. — Я два срока сижу в кресле губернатора крупного промышленно развитого штата. Всю свою сознательную жизнь я занимаюсь политикой.Те, кто завел с ним этот разговор, стали переминаться с ноги на ногу и изучать рисунок на ковре. Наконец один набрался храбрости и ответил за всех:— Ты слишком мал ростом!— И национальность чересчур выпирает! — добавил другой.— Ты — совсем не тот типаж! — вставил третий.— А какой, по-вашему, нужен типаж? — спросил он, подумывая, не выставить ли их за дверь, но тут вспомнил, что дом не его: помещение было предоставлено для проведения этого стратегически важного собрания одним богатым спонсором. Собственный дом губернатора едва вмещал его семью, что уж говорить о каких-то там совещаниях?— Джон Кеннеди! — хором ответили друзья.— Посмотри на всех остальных демократов, — принялся объяснять один. — Они все на одно лицо. У них такие же прически, как у Кеннеди, такие же открытые лица. Они подражают его манерам, его ораторским приемам. Все их выступления — это перепев старого тезиса: “Не спрашивайте, что для вас может сделать страна, спросите себя, что вы можете сделать для страны”. Тебе ни за что их не победить! Не стоит тебе туда соваться, Принц!Но он сунулся. Человек, которого друзья называли Принцем от политики, знал, что именно та причина, по которой все считали ему путь в Вашингтон заказанным, как раз и приведет его в Белый дом. В стаде рослых и стройных двойников Кеннеди он выделялся несхожестью с ними — невысокий темпераментный мужчина, нос с горбинкой, густые черные брови, единственный брюнет в море белокурых кандидатов. В многочисленных теледебатах, от передачи к передаче, он все больше выделялся на фоне одинаковых и безликих соперников.Эта стратегия оправдала себя и в одном из “самых ирландских” штатов. Среди бесчисленных Коннели и Доннели, Кэррингтонов и Хэррингтонов, О'Рурков и Макинтайров Майкл Принсиппи выглядел как изюмина в корзине белой фасоли.На телеэкране это смотрелось еще более эффектно. От передачи к передаче Майкл Принсиппи оставался самим собой, неизменно сохраняя спокойную уверенность в себе. В социологических опросах ему сразу отвели место темной лошадки, холостого патрона, аутсайдера гонки, каждый участник которой часами отрабатывал все детали внешности, чтобы не выделяться из когорты. И эти одинаковые как близнецы-братья потенциальные кандидаты один за другим отставали, пока съезд Демократической партии невиданным большинством голосов не утвердил Майкла Принсиппи своим кандидатом в президенты в первом же туре.Последние опросы показывали, что Майкл Принсиппи несколько опережает своего соперника-республиканца, а до выборов оставались считанные дни. Он понимал, что разрыв слишком мал, чтобы успокаиваться, и продолжал вести свою кампанию с такой энергией, словно на карту было поставлено все его политическое будущее. Собственно, так оно и было.Находясь с предвыборной поездкой в Теннеси, он выкроил время посмотреть по телевизору очередное выступление своего соперника — вице-президента. Он включил телевизор и, отослав из номера помощников, улегся на неразобранную постель.Выступление транслировалось напрямую из какого-то учреждения в штате Нью-Йорк. Речь была — сплошная банальность. Хотя вице-президент хорошо подготовился, это был стандартный набор обещаний типа “Я вычищу грязные углы”, наподобие тех, что давал Майкл Принсиппи на своих первых губернаторских выборах. Но постепенно выступление вице-президента приобретало все большую страстность, и в голосе его зазвучала убежденность. Это заставило Майкла Принсиппи отвлечься от трансляции и припомнить одно очень странное письмо, которое он недавно получил.Когда выступление закончилось, последовал многословный комментарий ведущего — по времени едва ли не в половину самой речи, но значительно менее вразумительный. В завершение ведущий напомнил, что в эфире была прямая трансляция из санатория “Фолкрофт”, город Рай, штат Нью-Йорк.Как ни странно, название “Фолкрофт” показалось Майклу Принсиппи знакомым. И тут он вспомнил: оно упоминалось в том самом письме.Принсиппи поднялся с постели и направился к своему кейсу, на ходу выключив телевизор. Он достал конверт из бокового кармана портфеля и расположился в кресле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32