! — поперхнулся тот. — Стоят, смотрят, мымры старые!— Так ты ж и не спрашивал, — удивилась она. — Ну ладненько, идите, облегчитесь пока, а потом уже и отведём вас.— Куда это? На бойню, что ли?— Экий ты грубиян, — вздохнула она. — Все-то тебе опошлить нужно. Мальчонки, проводите его в туалет, — повернулась она к дуболомам. — А потом и девоньку.В сортире света не было, и ему пришлось ориентироваться по звуку, зато он догадался, что Закревский, который не переносит света, тоже пользуется этим туалетом. Это могло пригодиться. Но зачем? Где выход из западни? Эх, сняли бы с него наручники, он бы показал им кузькину мать! И даже то, что дуболомы были поздоровее, его не смущало. Он бы справился сейчас и с десятком таких, только бы выбраться из этой жути, этого кошмара. Он боялся его, хотя и пытался давить в себе муторный страх.Застёгивая ширинку, в кармане чужих штанов он коснулся чего-то твёрдого. Наручники мешали, но он все же исхитрился засунуть руку в карман и вытащил оттуда маленький металлический китайский фонарик, похожий на ручку. Включив его, он увидел тонкий, но довольно яркий лучик — батарейки работали. Он так обрадовался, что едва так и не вышел с ним, но вовремя спохватился и сунул его обратно. Теперь у него было оружие, правда, не ахти какое, но все же.Светлана, погруженная в свои тоскливые думы, отказалась и от туалета. Похоже, ей уже было совершенно все равно. Что же, черт побери, её так гнетёт? Неужели перспектива встретиться с Закревским так страшна? Господи, скорее бы все это кончилось…Он ничуть не удивился, когда их привели в ту же самую тёмную комнату, где на этот раз коптила керосиновая лампа и можно было осмотреться. Тахта застелена чистым пледом, у стены в один ряд стоят стулья, а два сломанных, которые, видимо, он в прошлый раз кидал в темноту, кучей свалены в углу. Только сейчас он вспомнил: в коридоре он пару раз споткнулся о какие-то палки, но тогда ему было не до них. Странно, что он не слышал звука разбивающихся стульев. Другой мебели в комнате не было. Светлану усадили на тахту, а он сел на стул и стал ждать, чем все это закончится. Старушки шустренько выскочили, оставив их под охраной дуболомов, а через пару минут, пыхтя и шаркая ногами; уже тащили к проёму, через который вышли, носилки с раствором и кирпичи. На этот раз, как он понял, все было на самом деле. Он было пробовал встать, чтобы испытать кирпичи на ощупь, но завхоз резко осадил его, рявкнув:— Цыть, парень! Не гоношись.Светлана даже не подняла глаз на все это безумие, от которого у Егора встали дыбом волосы. Ведь если их на самом деле замуруют, то им уж точно не выбраться, сколько ни бейся лбом об эти стены. В потолке нет никаких люков, на полу лежал линолеум и тоже без единого намёка на какой-нибудь проход. Вот разве что под тахтой… Он забыл: отодвигал он в прошлый раз тахту или нет, когда искал в темноте выход. Надо будет на всякий случай посмотреть ещё раз.Старушки закончили таскать кирпичи и теперь стояли в стороне, глядя, как мальчики, стоя в коридоре, ловко выкладывают стенку толщиной в один кирпич. Они орудовали мастерком как заправские каменщики — быстро и точно подгоняя кирпичи один к другому. Ненависть закипела в Егоре от чёрной несправедливости и жестокости врагов. Что это они себе позволяют в конце двадцатого века в почти демократической стране, при наличии российской подписи на Декларации о правах и свободах граждан?! Кто им дал право замуровывать живых людей в столице Российской Федерации в разгар рабочего дня? Где санкция прокурора, если уж на то пошло? Такими абсурдными мыслями он распалял сам себя, глядя, как быстро растёт преграда на единственном пути к свободе и независимости. Когда безмолвные и сосредоточенные мальчики начали укладывать последний, верхний ряд, он встал со стула, отошёл к противоположной стене, разогнался и снёс к чертям свежую кладку, пока цемент ещё не схватился. Кирпичи с грохотом полетели по коридору, ударяя по каменщикам, которые, видать, собрались уже мыть руки, а Егор невозмутимо проговорил:— Вы забыли снять наручники, — и потряс ушибленной ногой, которой разворотил стену.Старушки осуждающе закачали головами, а дуболомы недоуменно переглянулись, не зная, как поступить в такой ситуации: то ли бить Егора, то ли заново укладывать стену. Наконец они принялись собирать кирпичи, что-то бормоча под нос, видимо матерясь, а старушки резво побежали с носилками за раствором. Инвалиды, мать их!— Вы забыли про наручники, — напомнил он им. — Снимите, и я не буду больше ломать. А то ведь так никогда и не построите, — пригрозил он, усмехнувшись, и протянул в проем руки. — Давайте, братишки, вы же меня не боитесь, правда? Что я могу сделать за стеной? Смелее, ну!И эти тупоголовые мужики клюнули. Завхоз вытащил ключ и нехотя снял наручники, аккуратно сунув их себе в карман. Егор растёр руки и уже спокойно сел на свой стул, не обращая более внимания на старания добросовестных слуг Закревского. Но конец несчастьям ещё не наступил. Кассир перелез через остатки стены, подошёл к стулу, на котором стояла лампа, и понёс её из комнаты, буркнув:— Хорошо, что ты стену сломал, а то бы забыли.Минут через двадцать комната погрузилась в непроницаемую темень. Пока ещё был свет, Егор перебрался поближе к Светлане, сев рядом с ней на тахту, чтобы удобнее было общаться и в случае чего защитить безучастное ко всему создание. Теперь им предстояло провести здесь как минимум сутки, а может быть, и всю оставшуюся жизнь, то есть попросту умереть от голода в этом каменном мешке. Но он знал, что события должны развернуться этой ночью, потому что Семён Карлович говорил о полнолунии. Значит, нужно ждать и быть готовым ко всему, в том числе и к чертовщине, от одной мысли о которой его начинало трясти. Он слышал частое дыхание Светланы, но не решался протянуть руку и успокоить её — не знал, как она отреагирует. После увиденного у неё дома и того, что она сотворила с Валерой, он начал немного побаиваться свою бывшую любовницу. Он достал из кармана фонарик и включил. Лучик прорезал темноту и упёрся в стену, у которой стояли стулья.— Что это? — услышал он испуганный голос девушки.— Фонарик твоего мужа, — весело ответил он, стараясь не подавать вида, что и сам боится. — Я его случайно обнаружил. Как думаешь, он нам пригодится?— Не знаю, я ничего не знаю, — бесконечно усталым голосом произнесла она, — мне уже на все наплевать, пусть делают что хотят.— Это ты брось. Мы ещё покувыркаемся! — рассмеялся он, чувствуя, как от её слов по коже забегали мурашки. — Скажи, что ты о них знаешь? Не могу же я бороться с ними с завязанными глазами. Чего они от тебя хотят?Она молчала, но дыхание её участилось.— Сволочи они! — зло бросила она наконец. — Ненавижу!— Ты погоди ругаться, остынь, нам сейчас спокойствие нужно, — мягко проговорил он. — Ты это… меня не укусишь, если я до тебя дотронусь?— Нет, не волнуйся. По крайней мере пока это мне не грозит, до встречи с этим ублюдком Закревским. И выключи фонарик — батарейки сядут.В голосе её мелькнули живые нотки, и он воспрял духом: значит, она не совсем ещё свихнулась и сможет ему помочь! Пересев к ней поближе, он нащупал в темноте её плечи и обнял, стараясь не делать резких движений. Она доверчиво склонила голову ему на плечо, и он почувствовал лёгкое волнение, совсем как тогда, когда они целовались на брудершафт. Но он тут же взял себя в руки — ещё не хватало заняться здесь любовью, когда кругом враги и родина в опасности. Вот победим, а тогда уж можно и… Он тряхнул головой, отбрасывая глупые мысли, и спросил:— Ты можешь мне все рассказать? Я ведь из-за тебя пострадал… как-никак. Хотелось бы знать, за что. Я понимаю, что не смог выполнить твою просьбу и не сохранил твою душу, но, заметь, я не претендую на вознаграждение, мне ничего от тебя не нужно…— Что ты несёшь, Егор? — усмехнулась она с горечью. — Нам с тобой теперь не об этом нужно думать. Выбраться бы отсюда нормальными, а там уж посмотрим, кто кому должен.— Нормальными? — удивился он. — Ты полагаешь, что нам угрожает не смерть, а всего лишь сумасшествие?— Свою судьбу я — то уже знаю и смирилась, а вот тебе ещё предстоит. Понятия не имею, зачем ты им понадобился.— Итак, — начал он раздражаться, — я уже в восьмисотый раз прошу: расскажи мне обо всем. Или я за себя не отвечаю.— Увы, Егорушка, теперь я тем более не могу этого сделать. Вот если бы у нас с тобой все получилось, тогда бы рассказала, а сейчас уже не могу. Вернее, могла бы, если бы была уверена, что… — она вздохнула, — что ты отсюда живым или нормальным не выйдешь.— Что?! — взвился он, оттолкнув её от себя. — Ты спятила? Что вы меня тут все за идиота какого-то держите? Тебе-то мой труп зачем понадобился? — Он схватился за голову и замычал, раскачиваясь в стороны. — Мама родная, куда я попал?! Бляха муха!..— Да не убивайся ты так, — ласково сказала она. — Я же не виновата, что так случилось. Я ведь тебя предупреждала. Пойми, мне теперь дальше жить нужно, пусть даже и такой, какой меня сделают, но если ты будешь об этом знать, то рано или поздно проболтаешься — и мне конец. Зачем же мне самой себе могилу рыть?— Значит, если я правильно понял, — обиженно процедил он, — ты заинтересована в моей смерти, так?— Ну почему же, — неуверенно произнесла она, — может, тебя просто лишат памяти или разума — это им решать. Но убивать вовсе не обязательно. Ты пойми, глупый, я уже почти одна из них, мне некуда деваться отсюда, сам видел, что нас замуровали. Если бы ты им не попался, то ничего бы не было сейчас…— Ну-ка погоди, миленькая! — воскликнул он, поражённый страшной догадкой. — Объясни-ка мне одну вещь. Допустим, что все прошло бы удачно, я продержался положенное время и они убрались отсюда — что бы тогда со мной было? Я бы пришёл к тебе, как сегодня Валерка, и ты бы меня… Господи, спаси и сохрани! Ты ведь сожрала бы меня! Жаль, что было темно и он не мог видеть её глаз, а то бы испугался — сколько в них застыло отчаяния и боли.— Что ж ты молчишь, благодетельница? — с сарказмом спросил он. — То-то, я смотрю, с такой лёгкостью рассыпала передо мной золотые горы, знала, видать, что мне все равно не жить. Ну, скажи что-нибудь!— А что мне оставалось делать, — поникшим голосом прошептала она. — Лучше пусть один человек погибнет, чем потом многие…— Ну, спасибо тебе, родная! Успокоила ты меня перед смертью. Ну-ка, девочка, выкладывай мне все, иначе я тебя сам сейчас разорву! — грозно прорычал он, приблизив к ней лицо и тряхнув руками за плечи.— Пусти, ненормальный! — взвизгнула она, оттолкнув его руки. — Давай мы ещё с тобой поругаемся, и Закревский просто описается от радости. Теперь я понимаю, зачем он нас вместе посадил — ты должен стать моей первой сознательной жертвой. Ну, ублюдок, все просчитал! — Она не могла успокоить своё хриплое дыхание и судорожно втягивала в себя воздух. — Ты лучше не приближайся ко мне, Егор, я тебя очень прошу. Не обижайся, но так нужно. Я же не знаю, когда он начнёт своё чёрное дело. Если он выполнит свою миссию, то ты со мной, боюсь, не справишься… — Она замолчала, а потом он услышал тихий всхлип — Я же видела, что осталось от твоего друга, хотя и не помню почти ничего…Егор ошеломлённо молчал. В темноте её слова звучали особенно зловеще, и перед ним вдруг встала её звериная маска, которую он видел в квартире. Он представил, что это та, дикая и кровожадная фурия сидит во тьме и разговаривает с ним, протягивая к нему окровавленные когти и скаля острые зубы с застрявшими между ними кусками человеческого мяса. Он попятился и, наткнувшись на стулья, упал на них, выставив перед собой руки для защиты на случай нападения. Сердце его выскакивало из груди, и его всего трясло, как от холода.— Н-не подходи ко мне, — с трудом вымолвил он, стуча зубами — Говори, чтобы я знал, где ты находишься.— Пока я в своём уме, я ничего тебе не сделаю, — с тоской проговорила Светлана. — Но, боюсь, это уже ненадолго. Сколько сейчас времени?— Понятия не имею, у меня нет часов, — он стал успокаиваться, слыша её нормальный голос. — А зачем тебе?— Точно не знаю, но, может быть, это произойдёт в полночь.— Не может быть, а точно. Мне Семён Карлович сказал. Он, кстати, так толком и не объяснил, почему они так спешат. Ты, случайно, не знаешь?— Ох, Егор, не заставляй меня страдать — простонала она. — Ну не могу я тебе ничего рассказывать, как ты не поймёшь! Поздно уже, все рухнуло и прахом пошло, а если расскажу, будет ещё хуже!Ты не тешь себя надеждой, что сила в знании. Нет, иногда как раз лучше наоборот, когда ничего не знаешь или не видишь. Тогда ты не боишься. Представь, что ты идёшь по бордюру тротуара, идёшь спокойно, не волнуясь, что упадёшь, и не падаешь. А скажи тебе, что на самом деле этот бордюр находится на стометровой высоте от земли, — и все, ты обязательно свалишься и разобьёшься. Если бы ты знал, что он так высоко, то и не полез бы никогда, понимаешь? Так и я не стала тебе ничего рассказывать…— А почему Закревский со мной в темноте разговаривал?— Этого я не знаю. Я его сама никогда не видела и не слышала. Но не исключено, что по той же самой причине — не хотел, чтобы ты сильно испугался и что-нибудь не испортил.— Точно, вспомнил! Он сам говорил, что не хочет, чтобы я умирал прежде, чем отдам ему твою душу. Он что, действительно такой страшный?— Не доставай меня, богом заклинаю! — взмолилась, чуть не плача, Светлана. — Давай о чем-нибудь другом поговорим или… хочешь любовью заняться?— Издеваешься?— А что такого? Все равно никто не видит. Кстати, в тот раз мне очень понравилось.— Ты не первая и, надеюсь, не последняя такая, — усмехнулся Егор. — Но сейчас мне не до любви. Расскажи мне лучше о графине Раевской.— А откуда ты о ней знаешь?— Пока я бегал от этих бандитов, многое пришлось узнать. Я, кстати, и в этой комнате уже не в первый раз.— Не верю!— Ха! Вот те крест! — он перекрестился в темноте.— Хотя да, у меня тоже какое-то смутное ощущение, что я здесь уже когда-то была, а ведь точно знаю, что нахожусь тут впервые.— Это твоя душа со мной тут была! — радостно догадался Егор. — Она и запомнила. И вот ещё что:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24