Он был офицером инженерных войск.
Мы сели в автомобиль и поехали. Хозяин машины был по-прежнему чрезвычайно возбужден. Он обернулся и спросил: «Бог мой, где же ваш водитель?» Сначала я не понял его. Вероятно, у меня был недоуменный вид. Но потом меня осенило: он подумал, будто я — наблюдатель двухместного самолета, и его интересовала судьба моего пилота. Я собрался с духом и очень сухо сказал: «Я всегда сам вожу машину». Конечно, на слово «водить» у летчиков налагается абсолютное табу. Авиатор не водит самолет, он им управляет. Было заметно, что я много потерял в глазах доброго джентльмена, после того как он обнаружил, что я «вожу» собственный аэроплан.
Мы прибыли в место дислокации его части. На мне все еще была грязная, испачканная маслом кожаная куртка, а на шее толстый шарф. По пути офицер задал мне множество вопросов. Он все еще волновался куда больше, чем я.
Когда мы пришли в его жилище, он попытался уложить меня на диван, так как считал, что я нахожусь в состоянии полного изнеможения после боя. Я сказал ему, что это была не первая моя воздушная битва, но, очевидно, он не поверил. Вероятно, у меня был недостаточно бравый вид.
Мы немного поговорили, и он задал мне коронный вопрос: «Вы когда-нибудь сбивали самолет?» Как я уже сказал, он, видимо, не понял, как меня зовут. Поэтому я ответил беззаботно: «О да. Время от времени я это делаю». Он спросил: «Да что вы говорите! Может быть, вы сбили даже два?» Я ответил: «Нет. Не два, а двадцать четыре». Он улыбнулся, повторил свой вопрос и дал мне понять, что когда он говорит «сбить самолет», то имеет в виду не «стрелять в самолет», а «попасть в него» так, чтобы он упал на землю и там остался. Я тут же постарался убедить его в том, что полностью согласен с его трактовкой слов «сбить самолет».
Теперь я окончательно лишился его уважения. В полной уверенности, что я бессовестный лгун, он покинул меня, предварительно сообщив, что через час будет ужин. Если я хочу, могу присоединиться. Я принял его приглашение, а потом заснул и крепко проспал час.
Затем мы отправились в офицерский клуб. Я был рад, что надел орден Славы. К сожалению, под моей промасленной кожаной курткой не было кителя, а только жилет. Я извинился за свой вид. Мой добрый офицер вдруг увидел орден Славы и онемел от изумления, а потом стал уверять меня, что не знает моего имени. Я назвался еще раз. Видимо, теперь мое имя начало о чем-то ему говорить. Он устроил мне пир с устрицами и шампанским, и я славно провел время.
Позже за мной приехал мой ординарец и увез меня. По дороге он рассказал мне, что летчик Любберт снова подтвердил свое прозвище «пулеулавливатель», которым его наградили в связи с тем, что его самолет серьезно страдал от пуль в каждом бою. Как-то раз он был пробит сразу в шестидесяти четырех местах. Тем не менее Любберт никогда не был ранен. На сей раз он получил касательное ранение в грудь и находился в госпитале. К несчастью, этот отличный офицер, который мог бы стать вторым Бельке, погиб за отечество смертью героя спустя несколько недель.
Уже вечером я мог сообщить моему гостеприимному приятелю из Енин-Летарда, что пополнил свою «коллекцию» сбитых самолетов двадцать пятым.
V

Приключение летчика (Конец марта, 1917 год)
Название «позиция Зигфрида», наверное, известно каждому молодому человеку в Германии. Когда мы выдвинулись к «линии Зигфрида», активность в воздухе была очень велика. Мы позволили врагу занять территорию, с которой нас эвакуировали, но не позволили ему занять также и воздушное пространство. Эскадрилья истребителей, которую обучал Бельке, позаботилась об английских летчиках. Англичане до тех пор вели позиционную войну на земле, а потом рискнули активизировать наземные военные действия, хотя и действовали с величайшей осторожностью.
Это произошло тогда, когда наш дорогой принц Фридрих Карл отдал жизнь за отечество.
В ходе одной из экспедиций эскадрильи истребителей Бельке, преследовавшей противника, лейтенант Восс одержал победу над англичанином в воздушной дуэли.
Тот был вынужден сесть на территории между линиями фронта. Мы тогда отступили, а враг еще не занял эту полосу земли. Лишь английские и немецкие патрули барражировали над еще не оккупированной зоной. Наверное, наш приятель-англичанин был уверен, что их войска уже овладели этой территорией.
Лейтенант Восс придерживался иного мнения. Без малейшего колебания он посадил машину рядом. Очень быстро перетащил английский пулемет и другие полезные вещи в собственный аэроплан, а потом зажег спичку — и через несколько мгновений английский самолет был охвачен пламенем. Англичане бросились к нему, но, помахав им с улыбкой из своего победоносного аэроплана, Восс был таков.

Мой первый дубль
2 апреля 1917 года было горячим деньком для моей эскадрильи. В нашей части хорошо слышался ураганный пулеметный огонь.
Я еще спал, когда ординарец ворвался в мою комнату и воскликнул: «Господин лейтенант, здесь англичане!» Еще не проснувшись до конца, я выглянул в окно и увидел, что «мои дорогие друзья» в самом деле кружили над нашим аэродромом. Я мигом соскочил с кровати и оделся. Мою красную птицу уже приготовили к полету. Механики знали, что я не упущу такой благоприятной возможности. Все было готово. Захватив меховую куртку, я сел в самолет и поднялся в воздух.
Я стартовал последним. Мои товарищи находились гораздо ближе к врагу. Я боялся, что добыча ускользнет от меня и придется издалека наблюдать, как дерутся другие. Неожиданно один из этих нахалов попытался сразиться со мной. Я дал ему подойти поближе, и затем мы затеяли веселую «кадриль». Мой противник — это был двухместный истребитель — то «переворачивался на спину», то исполнял всякие другие трюки. Я же был хозяином положения и вскоре понял, что ему не уйти от меня.
Во время краткой передышки я убедился в том, что мы одни. Из этого следовало, что победит тот, кто лучше стреляет и сохраняет спокойствие и ясную голову в момент опасности. Через некоторое время он без каких-либо серьезных повреждений оказался подо мной. Мы находились на расстоянии не менее двух километров от фронта. Я подумал, что он намерен сесть, но ошибся. Всего в нескольких метрах от земли он вдруг прямым курсом начал снова набирать высоту, пытаясь уйти от меня. Это было очень плохо. Я снова атаковал его, снизившись настолько, что боялся задеть крыши домов в деревушке, находившейся подо мной. Англичанин защищался до последнего. Вдруг я почувствовал, что в мой двигатель попал снаряд, но все же не отпускал противника — он должен был упасть. Ему ничего не оставалось делать. На полной скорости он устремился в гущу домов.
Это был еще один случай великолепной английской дерзости. Однако, по моему мнению, противник проявил скорее безрассудство, нежели храбрость. Нужно отличать смелость от идиотизма. Ему во что бы то ни стало надо было сесть, а он предпочел заплатить жизнью за свою глупость.
Очень довольный работой своей красной машины я вернулся в часть. Мои товарищи все еще находились в воздухе и были удивлены, когда мы встретились за завтраком и я сказал им, что у меня на счету 32 машины.
В то же утро юный лейтенант сбил свой первый самолет. Мы веселились и были готовы к дальнейшим битвам.
Затем я ушел, чтобы привести себя в порядок. До сих нор у меня еще не было времени сделать это. Меня навестил мой дорогой друг лейтенант Восс из эскадрильи Бельке. Мы поболтали. Днем раньше Восс сбил свою двадцать третью жертву. Он был следующим за мной в победном списке и являлся моим «самым грозным» соперником.
Когда он собрался возвращаться, я решил составить ему компанию. Мы полетели кружным путем над фронтами. Погода так испортилась, что мы и не надеялись развлечься по пути. Под нами были густые облака. Восс не знал страну и чувствовал себя неуютно. Пролетая над Аррасом, я встретил своего брата, тоже члена моей эскадрильи, который опоздал. Узнав меня по цвету машины, он присоединился к нам. Неожиданно мы увидели вражеский патруль, приближавшийся к нам с противоположной стороны. Мне сразу пришла в голову мысль: «Вот летит номер тридцать три». Несмотря на то что англичан было девять и под нами была их территория, они предпочли избежать боя. Я подумал, что, возможно, мне лучше перекрасить свою машину. Тем не менее мы догнали их (все-таки скорость очень важна для аэропланов).
Я оказался ближе всех к врагу и атаковал одного из них с тыла. К моему величайшему удовольствию, он принял вызов. Радость моя усилилась, когда я обнаружил, что его товарищи оставили его одного. Таким образом, мне предстояла еще одна схватка один на один.
Этот бой был похож на утренний. Мой противник оказался не прост. Он умел летать и был хорошим стрелком, что особенно затрудняло мое положение. Как ни жаль, но я отдавал себе в этом отчет. Выручил меня благоприятный ветер. Он сместил нас обоих в сторону расположения немецких войск. Мой противник понял, что дело не такое простое, как ему представлялось, нырнул в облако и исчез в нем. Он был близок к спасению.
Но я нырнул вслед за ним и свалился ему как снег на голову, удачно оказавшись у него в хвосте, совсем близко. Мы оба начали стрелять, пока без ощутимого результата. Наконец я попал в него. Я заметил струйку белого дыма. Он должен был сесть, прежде чем его двигатель заглохнет.
Англичанин оказался очень упрямым. Вместо того чтобы признать свое поражение, он продолжал стрелять. Вероятность его поражения возросла, потому что тем временем мы уже снизились на высоту около 300 метров. Однако англичанин защищался точно так же, как его соотечественник в утреннем бою, пока наконец не приземлился. Я пролетел над ним примерно в 10 метрах, чтобы удостовериться, убил я его или нет. Что же сделал этот мерзавец? Он взял пулемет и обстрелял мою машину.
Впоследствии Восс сказал мне, что на моем месте он расстрелял бы англичанина на земле. В общем-то мне и следовало так поступить, потому что противник не сдавался. Он был одним из немногих счастливчиков, избежавших смерти.
В веселом настроении я вернулся к себе и отпраздновал очередной сбитый самолет.

День моего рекорда
Стояла славная погода. Мы были готовы к вылету. Ко мне пришел человек, который никогда не видел воздушного боя в воздухе. Он уговаривал меня взять его с собой. Ему было чрезвычайно интересно стать свидетелем битвы.
Подсмеиваясь над ним, мы влезли в свои «ящики». Мой товарищ Шефер считал, что надо развлечь его. Мы поставили перед ним подзорную трубу и отбыли.
День начался хорошо. Лишь только мы поднялись на высоту 2 тысячи метров, как на нашем пути оказался английский патруль из пяти машин. Мы стремительно, «по-кавалерийски», атаковали его, и вражеский «эскадрон» полег на земле. Никто из наших даже не был ранен. Три вражеские машины врезались в землю, а две сгорели.
В представлении нашего знакомого, наблюдавшего с земли, воздушный бой должен был выглядеть гораздо драматичнее. Наша схватка казалась ему чересчур обыденной до того момента, когда несколько машин попадали вниз, как ракеты. Должен сказать, что сам я привык к виду падающих самолетов, но падение первого сбитого мной англичанина произвело на меня очень сильное впечатление и часто снилось.
После такого «мирного» начала дня мы сидели за плотным завтраком. Все были голодны, как волки. Тем временем наши машины готовили к старту, подносили новые снаряды. И вскоре мы снова отправились в полет.
А вечером с гордостью смогли доложить: «Шесть немецких машин уничтожили тринадцать вражеских аэропланов".
Эскадрилья Бельке лишь однажды смогла рапортовать подобным образом. Тогда мы сбили восемь машин. Сегодня же один из нас подавил четырех противников. Героем стал лейтенант Вольф, хрупкий паренек, в котором трудно было заподозрить такого храбреца. Мой брат, Шефер и Фестнер уничтожили по два самолета, я сбил три.
Страшно гордые и жутко уставшие, мы отправились спать. На следующий день под шумное одобрение зачитали официальное коммюнике о наших вчерашних подвигах. На другой день мы сбили восемь вражеских машин.
Как-то раз произошел забавный случай. Мы разговаривали с одним из подбитых и взятых в плен англичан. Конечно, он спросил нас о красном аэроплане, который был известен даже в пехотных частях и прозван «красным дьяволом». В эскадрилье этого англичанина был распространен слух, что красным самолетом управляет девушка вроде Жанны д'Арк. Он был очень удивлен, когда я сообщил, что предполагаемая девушка стоит перед ним, и воспринял это как шутку. Он действительно был уверен, что только девушка могла сидеть в такой экстравагантно раскрашенной машине.

Мориц
Самое красивое существо в мире — это породистая датская собачка, мой малыш Мориц. Я купил его в Остенде у военного бельгийца за пять марок. Мать щенка была очень красива, и отец также был чистых кровей. Мне разрешили выбрать щенка, и я приглядел самого симпатичного. Цеймер взял другого и назвал его Макс.
Макс закончил свою жизнь неожиданно, попав под колеса автомобиля. Мориц же долгое время благоденствовал. Он спал вместе со мной в одной постели и получил самое лучшее воспитание. Мы никогда не расставались в Остенде, и я очень привязался к нему. Мориц быстро подрастал, и постепенно мой нежный малыш превратился в огромного зверя.
Однажды я даже взял его с собой в полет. Мориц был моим «первым наблюдателем». Он вел себя очень разумно. Казалось, его интересовало все, когда он взирал на мир сверху. Только механики были недовольны, когда им пришлось чистить после него машину. Зато Мориц был весел.
Морицу больше года, а он все еще ведет себя как дитя. Очень любит играть в бильярд. Попортил много шаров и особенно обшивку на бильярдном столе. У него также была страсть к охоте. Мои механики радуются его спортивным наклонностям, потому что он поймал для них много отличных зайцев. Я же не одобряю его увлечение охотой и каждый раз устраиваю ему взбучку, когда застаю за этим занятием.
У него есть одна глупая черта характера. Он любит сопровождать самолет на старте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14