Несмотря на то, что свой первый инфаркт Санаев перенес в 35 лет, он прожил долгую жизнь. А ведь нервотрепки у него хватало – Санаев долгие годы возглавлял комиссию по быту Союза кинематографистов СССР.
Между тем Санаева окончательно подкосила смерть жены, с которой он прожил более полувека. Несмотря на то, что Лидия Санаева отличалсь деспотичным характером и буквально тиранила своих близких, Санаев ее любил. И когда она скончалась, сильно переживал. Родные пытались отвлечь его от грустных мыслей, даже отправили в круиз по Волге. Но он, вернувшись, вдруг заявил: «Не могу без Лиды. Хочу к ней!». И спустя несколько месяцев умер.
О том, что дни его сочтены, Санаев знал. Он специально попросил свою дочь Елену и зятя Ролана Быкова забрать его из больницы, чтобы умереть дома, вместе с ними. Санаев умер на руках Быкова, в то время как его дочь Елена, увидев, что отцу плохо, бросилась в аптеку за кислородной подушкой. Быков стал измерять больному давление автоматическим тонометром. Надел ему прибор на руку, а на дисплее высветились сплошные нули – сердце уже не билось. По словам Быкова: «Всеволод Васильевич ушел из жизни тихо, я даже ничего не заметил. Мне казалось, он спокойно спит, а Санаев уже не дышал…»
Сам Ролан Быков переживет тестя почти на два года – он умрет в октябре 98-го.
САУЛЬСКИЙ ЮРИЙ
САУЛЬСКИЙ ЮРИЙ (композитор: «Черный кот», «В урочный день, в урочный час» – заставка к КВН, «Татьянин день», «Обычная история», «Не покидает нас весна» и др.; скончался 27 августа 2003 года на 75-м году жизни).
В 2001 году Саульский перенес операцию по удалению опухоли на шее. Операция прошла неудачно: опухоль удалили, но был задет жизненно важный нерв – глотательный. Спустя несколько месяцев после этого композитору стало хуже. Он стал быстро худеть, ему с трудом удавалось принимать пищу. В июне 2003 года Саульскому стало настолько плохо, что он уже не мог выходить на улицу. Так продолжалось до середины августа. Потом Саульскому внезапно стало лучше и он даже вернулся к любимой работе – приступил к мюзиклу «Крошка Цахес». Однако улучшение длилось недолго – всего несколько дней. Вечером 27 августа композитору снова стало хуже. По словам его жены Татьяны Николаевны: «Он проходил курс лечения по восстановлению поврежденного нерва. Врачи прописали Юре сильнодействующие препараты, и, мне кажется, из-за этого он и умер. Произошла интоксикация, и сердце просто не выдержало. Днем у него начался бред. Что-то говорил, я даже не могла сообразить что. А через некоторое время успокоился и заснул. Но больше не проснулся…»
Саульский умер за два месяца до своего 75-летнего юбилея (23 октября) и за полгода до серебряной свадьбы.
Прощание с Ю. Саульским прошло 3 сентября в столичном Доме композиторов. В зале не было свободного места. Усыпанный цветами гроб стоял прямо на сцене, рядом сидели родственники: супруга Саульского Татьяна Николаевна, дочь Анна и сын Роман. Еще один сын, 51-летний Игорь, который живет и работает в Америке, приехал позже, уже на кладбище. Проститься с замечательным композитором пришел весь цвет отечественной эстрады. Среди пришедших были: Тамара Миансарова (первая исполнительница суперхита Юрия Саульского «Черный кот»), Валентина Толкунова (в конце 60-х – жена Саульского), Александра Пахмутова, Марк Минков, Людмила Лядова, Александр Градский, Юрий Антонов, Лариса Долина, Лариса Рубальская и др.
Похоронили Ю. Саульского на Ваганьковском кладбище.
САХАРОВ АНДРЕЙ
САХАРОВ АНДРЕЙ (академик, трижды Герой Соцтруда, один из активных участников правозащитного движения в СССР; скончался 14 декабря 1989 года на 69-м году жизни).
У Сахарова было больное сердце, которое он надорвал в годы своей правозащитной деятельности. Однако волнений и стрессов не стало меньше и после того, как в 1986 году Сахарова вернули из горьковской ссылки в Москву. Сахаров стал депутатом Верховного Совета страны, членом Межрегиональной депутатской группы. И последние дни его жизни были весьма активными. Так, 11 декабря он выступил на митинге в ФИАН, где проводилась двухчасовая забастовка, затем присутствовал на собрании депутатов от Академии наук, вечером выступил в обществе «Мемориал». 12 декабря Сахаров вышел на трибину Съезда народных депутатов. На следующий день он закончил эпилог к своей книге «Воспоминания» и предисловие к книге «Горький, Москва, далее везде».
14 декабря Сахаров дал интервью студии «Казахфильм» (впоследствии оно вошло в фильм «Полигон»), выступил на собрании МГД, составил набросок речи, с которой он собирался выступить на Съезде 15 декабря. В восемь часов вечера он разговаривал по телефону с кем-то из коллег и сообщил, что собирается работать над текстом Конституции в конце недели, а окончательный текст отдаст в воскресенье вечером. Спустя несколько минут после этого он сказал жене Елене Боннэр, что уходит спать, и попросил разбудить его завтра в половине одиннадцатого утра. Однако уже спустя час Сахаров умер от сердечного приступа.
Буквально сразу после смерти Сахарова его коллеги подняли вопрос о проведении тщательного расследования обстоятельств его ухода из жизни. Поскольку дверь в квартиру Сахарова никогда не закрывалась на замок, была вероятность того, что в квартиру могли пробраться злоумышленники. Поэтому вскрытие покойного происходило 15 декабря в присутствии независимого эксперта – патологоанатома Якова Рапопорта. Последний вспоминает:
«Мне сообщили об этом неожиданно – в 2 часа дня того дня, когда должно было состояться исследование. Я не мог отказаться, принять в этом участие был мой долг. Правда, я выразил некоторое сомнение, будут ли меня там ждать и как к этому отнесутся официальные участники вскрытия, однако, забегая вперед, скажу, что все отнеслись вполне нормально и даже были очень довольны, что я принимаю в этом участие. В том числе и присутствовавший на вскрытии прокурор.
Вскрытие происходило в прозектуре Кунцевской больницы. Когда мы приехали туда, возле тела Андрея Дмитриевича хлопотали специалисты, снимавшие маску лица и руки. Пришлось немного подождать. Когда с этим было покончено, мы приступили к вскрытию. Оно было обычным. В ходе его не возникло никаких коллизий. Все были настроены совершенно одинаково, без всякой предвзятости. Вместе с тем у меня было ощущение, что все исходили из презумпции естественной, а не насильственной смерти.
Когда дело дошло до вскрытия черепа, я сказал моим товарищам, что надо сохранить в целости мозг Андрея Дмитриевича. Они мне ответили, что с этим следует обратиться к генералу В. Томилину, также участвовашему в исследовании. При моих словах он немного поморщился, но дал указание не трогать мозг.
По окончании вскрытия у нас произошел короткий обмен мнениями, кое в чем мы не согласились друг с другом. Я имею в виду оценку некоторых процессов. Но это было чисто профессиональное, к основному диагнозу это отношения не имело. Я не стал по этому поводу открывать анатомическую конференцию. Мы единодушно заключили, что Андрей Дмитриевич страдал той формой поражения сердечной мышцы, которую условно называют кардиомиопатия. Она имеет много вариантов, много индивидуальных форм. Обычная формула – «смерть от сердечной недостаточности». Тут не было сердечной недостаточности в клинико-анатомическом понимании. Это была смерть от остановки сердца. От нарушения ритма, от фибрилляции. Такие расстройства у него бывали и прежде. Елена Георгиевна Боннэр рассказывала мне, что, когда они были в Америке и его там обследовали местные клиницисты, она настаивала, чтобы ему подшили кардиостимулятор. Но врачи сказали, что в этом нет необходимости…
Откровенно скажу, я ушел оттуда удовлетворенный – удовлетворенный признанием естественного характера смерти. Чисто эмоционально мне казалось, что подозрение в насильственной смерти каким-то образом может оскорбить Андрея Дмитриевича. В процессе исследования, повторяю, мы убедились, что речь может идти только о естественной смерти, вызванной целым рядом естественных изменений в сердечной мышце…»
Прощание с А. Сахаровым проходило два дня: 17–18 декабря. В первый день гроб с телом академика был установлен во Дворце молодежи, куда пришли десятки тысяч простых москвичей и аккредитованные в Москве главы дипломатических представительств ряда зарубежных государств. П. Гутионтов в «Известиях» писал: «Стоял сильный мороз, но к вечеру потеплело, пошел снег… И все же гвоздики, которые москвичи несли к гробу академика Сахарова, пожухли от холода – простите нас, Андрей Дмитриевич…
В очереди рядом со мной были инженер из Ижевска, только утром сошедший с поезда на столичном вокзале. Трое студентов МАИ. Шофер-таксист. Школьница. Подполковник-летчик в штатском. Рабочий завода имени Орджоникидзе. Пенсионерки…
В зале Дворца молодежи, где проходило прощание, место в карауле у гроба занимали друзья покойного, его коллеги, народные депутаты СССР. В руках нескольких женщин горели свечи…»
18 декабря прощание продолжилось. На этот раз оно проходило у здания президиума Академии наук СССР. Траурную вахту несли руководители страны: М. Горбачев, В. Воротников, Л. Зайков, В. Медведев, Н. Рыжков, А. Яковлев, Е. Примаков, И. Фролов. Затем траурный кортеж направился к зданию Физического института Академии наук (ФИАН), в котором А. Сахаров проработал многие годы. Память ученого почтили его коллеги. Потом на площади в Лужниках прошла гражданская панихида. Как писал М. Карпов: «В день гражданской панихиды испытания были не проще, чем накануне – милицейские кордоны на каждом шагу, полужидкая снежно-ледяная каша по щиколотку. Но что все это значило по сравнению с целью, к которой мы все стремились?
Не пугало не только это, но и панические, возможно, умышленно и старательно распускаемые слухи: в Лужники, к Сахарову пускать не будут. И помимо мощного основного потока от ФИАНа по улочкам и переулкам сочились ручейки одиночек. Где-то их заворачивали обратно без объяснений, где-то стращали Ходынкой, что де уже началась в Лужниках. Их не останавливало ничто. Ведь ими двигал их долг, их совесть, их нравственность…»
Похороны А. Сахарова состоялись на Востряковском кладбище.
СВЕРДЛИН ЛЕВ
СВЕРДЛИН ЛЕВ (актер театра, кино: «На верном следу» (1925), «У самого синего моря» (1936), «Волочаевские дни» (1938), «Минин и Пожарский» (1939), «Его зовут Сухэ Батор» (1942), «Насреддин в Бухаре» (1943), «Белый клык» (1946), «Алитет уходит в горы», «Далеко от Москвы» (оба – 1951), «Разные судьбы» (1956), «Ночной патруль» (1957), «Первый троллейбус» (1964), «Неуловимые мстители» (1967), «Как велит сердце» (1968) и др.; скончался 29 августа 1969 года на 68-м году жизни).
Летом 1965 года Свердлин перенес тяжелую операцию, после которой в течение нескольких месяцев не мог поправиться. И только в начале октября он смог вернуться на сцену родного Театра имени Маяковского. В течение трех последующих лет болезнь не давала о себе знать. Но осенью 1968 года, когда Свердлин впервые в жизни был в туристической поездке в Японии, он опять почувствовал легкое недомогание. Из-за этого он даже раньше времени стал проситься домой.
В феврале 1969 года Свердлин лег на обследование в больницу. Провел там 40 дней. Врачи вынесли страшный вердикт: рак поджелудочной железы. Однако Свердлину об этом не сказали. Выписавшись, он через неделю отправился в Ялту на съемки своего последнего фильма «Как велит сердце». Кончил Свердлин эту работу в начале мая, буквально за неделю до того, как опять лег в клинику – в Институт гастроэнтерологии на Погодинке. Там ему сделали операцию (28 мая), которая ничего уже не решала. Врачи об этом знали, догадался об этом и сам актер.
Вспоминает Д. Данин: «Случилось так, что на протяжении мая по телевизору дважды показывали фильмы с участием Свердлина. Кажется, это был День Победы, когда демонстрировали „Жди меня“. Лев Наумович неслышно уселся в темном холле у стены – сбоку – и вжался в диван. Его позвал женский голос: „Лев Наумович, идите сюда, здесь есть кресло посредине!“. И несколько человек сразу стали освобождать ему хорошее место. Он с торопливым смущением, негромко, чтобы не помешать уже идущему действию, ответил в темноту: „Сидите, сидите! Что вы – не надо… Я ведь когда-то видел эту картину“. Все рассмеялись. И странно было вдруг услышать рядом с собой совершенно тот же, приглушенно мягкий и абсолютно искренний голос, как только что звучал с экрана из другой эпохи – из времен двадцатипятилетней давности. Экранное искажение, как и время, ничего не смогло поделать с этим голосом – с его непритворностью и достоверной теплотой. Когда на экране возникло его молодое лицо, многие теперь бесцеремонно поворачивались в его сторону и потом перешептывались. Наверное, сравнивали – в синеватом излучении экрана можно было различить его нынешние черты. Не досадуя и не радуясь, он тихо проговорил мне на ухо: „Два Свердлиных в один сеанс – конечно, интересно. Я бы и сам посмотрел со стороны…“ И после паузы: „А что – еще можно узнать?“. И это тоже был голос его беды…»
В начале июня Свердлина выписали домой, фактически умирать. В те дни он был мало похож на того Льва Свердлина, которого знали миллионы людей: худой, с желтизной на лице. 29 августа Свердлин умер.
Вспоминает П. Меркурьев: «Как в тумане – зал Театра-студии киноактера, речи, музыка из последнего свердлинского спектакля в исполнении оркестра, пахмутовская „Нежность“, которую поют студенты Свердлина, цветы, венки… Запомнились глаза Сухаревской, вслед гробу Свердлина посылающие прощание… Новодевичье кладбище, последние слова Марцевича, последний приют – свежий холм рядом с холмом Бернеса (Бернес умер 17 августа 1969 года, со Свердлиным их кинематографические пути пересекались в конце 50-х, когда они снялись в фильмах: „Далеко от Москвы“, „Ночной патруль“. – Ф. Р. )…»
Жена Свердлина Александра Яковлевна тоже умерла от рака. Причем, еще задолго до своей кончины она призналась друзьям, что если вдруг заболеет неизлечимой болезнью, то, чтобы не быть обузой для близких, покончит с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117