Бьюкенен в тот момент был взбешен настолько, что без малого послал собеседника, сообщив тому, что ничего не знает ни о каких сайтах и документах.
Борисов, не меняя интонации, попросил ответа по существу.
Бьюкенен, одумавшись, попросил несколько минут для консультаций, по истечении которых сообщил временному российскому правителю, что вызвавшие его интерес документы являются либо фальсификацией, либо рабочими материалами, выложенными на официальный ресурс в результате чьего-то возмутительного самоуправства.
Борисов отметил, что между этими вариантами все-таки есть заметная разница, и попросил уточнить, какой из них представляется подлинным.
Бьюкенен затруднился с ответом, однако на всякий случай заверил, что сам эти бумаги никогда не видел и, безусловно, не учитывал при определении параметров взаимоотношений США и РФ.
Борисов не стал комментировать эту клятву, но сообщил, что обстоятельства требуют от него аннулирования договора о миротворческом участии Соединенных Штатов в разрешении внутренних конфликтов на территории Российской Федерации. В полном объеме и с сегодняшнего дня. На этом все, в принципе, и кончилось.

Глава восьмая
1
На Тайване-острове, или под Чарджоу,
Русскому с татарином все равно где жить —
Родина есть Родина! Лапти, эрготоу…
Так скроила матушка — и не перешить…
Хольм ван Зайчик

КАЗАНЬ. 12 АВГУСТА
Митинг собрался на площади Свободы. Окрестные здания обвесили, как мишурой, прожекторами. Так что было светло почти как днем — только нервно и прохладно. Напротив оперного театра, под статуей Ленина, сбили огромный помост, на который набежала куча народу — но все равно меньше, чем тысячи людей, затопивших всю площадь и окрестные улицы, словно перекипевшая и вытекшая на плиту каша.
Такого площадь Свободы не помнила с начала 90-х, когда татарские националисты выстаивали здесь сутки напролет, выкрикивая «A-zat-lyk!» и время от времени перестукиваясь с милицейскими кордонами. Теперь народу было гораздо больше. Был он многонациональным, веселым и счастливым (при том, что многие присутствующие ушли с площади всего несколько часов назад, когда завершилось прощание с погибшими в налете казанцами) и шум создавал соответствующий, затихая лишь иногда, в начале речи особенно уважаемого оратора.
Наиболее уважаемого человека на помосте не было, но люди догадывались, что без его выступления не обойтись. За помостом установили здоровенный экран — явно, чтобы демонстрировать победительную речь Магдиева.
Когда Магдиев появился на помосте — невесть откуда и во плоти — народ взревел. Магдиев выждал полминуты, потом начал говорить. Говорил он о вещах очевидных и в последнее время активно обсасываемых всеми, кому не лень. Поэтому митинг воспринимал только отдельные фразы, то и дело срываясь в овации.
— Мы одержали беспрецедентную победу… Я хочу поблагодарить за это всех граждан… Спасибо, друзья… Raxmat, qaderle watandashlar… Мы выстояли, но складывать оружие рано… Тем более что наши возможности не исчерпаны — мы готовы адекватно отвечать на любые удары или, как принято теперь говорить, вызовы… Враг не сломлен, зато мы показали, что он уязвим, и главное — разоблачили его подлинные цели… У США только одна цель — уничтожить Россию в ее нынешнем виде… Начав с двух флангов: политического устройства и системы противовоздушной обороны… Почему именно так, объяснять не надо: все объясняют последние события… И у США только одна помеха — Татарстан, который бьется за всю Россию… Теперь подумайте, чем Америке помешала сугубо оборонительная система и почему Москва потакает тем, кто обрекает на смуту российский народ, а его защитников пытается убить — своими или чужими руками… К счастью, такой подход остался в прошлом… Есть очевидная истина: без России нет Татарстана, но и без Татарстана нет России!.. Это давно поняли в Казани… Это, к счастью, поняли и в Москве… Я предоставляю слово исполняющему обязанности президента Российской Федерации Борисову Роману Юрьевичу…
Публика онемела, вообразив, что на помост тем же чертиком, что и Магдиев, выскочит его вчерашний оппонент, а теперь, получается, союзник. Но Борисов не выскочил, а солидно появился на вспыхнувшем экране. Он переждал бурю аплодисментов и спокойно сказал:
— Доброй ночи, Танбулат Каримович. Доброй ночи, дорогие жители Татарстана. Я очень рад возможности обратиться к вам напрямую. Последние события известны всем, я не буду на них останавливаться. Все достаточно неоднозначно, но один позитивный момент для меня, по крайней мере, безусловен. Нам удалось выйти на взаимопонимание с вами, с Татарстаном, по самому болезненному вопросу. И это дает нам шанс на диалог Москвы и Казани в интересах всех нас. В интересах России. Спасибо, друзья.
Теперь два слова о нашей позиции. С учетом новых обстоятельств мы потребовали объяснений у руководства Соединенных Штатов, но никакого вразумительного ответа до сих пор не получили. В этих условиях руководство Российской Федерации считает неоправданным продление миротворческого мандата для подразделений армии Соединенных Штатов, временно дислоцированных на территории России. Соответственно, все представители американских вооруженных сил, прибывавшие в Россию в соответствии с двусторонней договоренностью, должны покинуть страну в течение трех суток начиная с 21.00 сегодняшнего дня.
К нашему удивлению, президент Бьюкенен отнесся к этому предложению довольно нервно — несмотря на то что мы готовы оказать американским подразделениям техническую, юридическую и административную помощь, а также обсудить возможность компенсации возникших неудобств. В связи с этим я вынужден сообщить две вещи. Во-первых, наша позиция нашла однозначное понимание у мирового сообщества в лице Организации Объединенных Наций, а также, прошу отметить, Евросоюза. Во-вторых, Россия твердо намерена добиться выполнения своих законных требований. Используя для этого любые имеющиеся в нашем распоряжении средства, которые, отмечу, приведены в полную боевую готовность.
Мы, на минуточку, все-таки Россия. Великая держава с великим прошлым и великим будущим. И это будущее в наших, а не чужих руках. Тем, кто это забыл, мы напомним.
И последнее. Я с благодарностью принял приглашение президента Магдиева и собираюсь в ближайшее время прибыть в Казань, чтобы окончательно снять все проблемы, сохраняющиеся в наших взаимоотношениях. До встречи, друзья.
Овация отвлекла Иванькова, когда он совсем уже увлекся общением с зеленой молодежью. Приданная Неяпончику в подчинение спецгруппа не распущенного пока, но доживающего последние часы ополчения, топталась на крыльце Большого концертного зала, выстроенного ошую Ленина. Делать было решительно нечего, народному энтузиазму лучше не мешать, оставалось трепаться.
Иваньков занимался этим в воспитательных целях: чтобы группа сержантов и лейтенантов не думала, что последние полгода все было так однозначно. Сначала он рассказал, как практически одновременно бил морду татарским националам (много болтавшим о джихаде и шахидизме) и русским патриотам, почти организовавшим вполне себе террористический Единый народный фронт. Потом, переждав ураган, завершивший выступление Борисова, по особой просьбе молодежи в лицах изложил ставшую легендой историю о том, как 20 июня, в однодневную войну Москвы и Казани, оказался главным татарским поединщиком, фактически Челубеем:
— В других районах, короче, уже гасилово идет, из танков садят и «Грады» подкатывают, а мы сидим друг напротив друга и очком играем. Мне надоело, я кричу: э, черти, че, по-пацански нереально побазарить, совсем жим-жим без стволов и БТР? Дятел там какой-то возбухнул, начал там: че ты сказал, типа, повтори, все такое. Детсад, короче. Ну, я выхожу в чисто поле, не спеша так. Говорю: иди сюда, мужчина. Он вышел, бугай, блин, сразу мне с ноги в челюсть. Ну, я ему ножку немножко сломал. Тут с его стороны остальные полезли, наши навстречу — и все без оружия, что характерно. Веселуха. Зато на остальных участках потери, а у нас как сводка из воскресного кабака: черепно-мозговые, переломы да ушибы. У меня мениск чуть в ботинок не упал, но вот, жив, здоров, и, короче… Так, вон там что за дятел стоит?
— Где? — не понял лейтенант Еремеев, заместитель командира отряда.
— Лейтенант, хрена ли вообще мышей не ловим? Вон, чувак рыжий стоит, с банкой в руках. Джин-тоник, что ли, держит. Это нормально, что ли?
— А что шариат уже, что ли?
— Лейтенант, у нас пока не шариат. Просто этот орел уже полчаса банку держит и ни разу к ней не прикладывался. А банка открытая. И рядом, чтоб вы знали, ни один магазин не пашет. Проверить, живо.
Два сержанта подошли к рыжему парню, увлеченно слушавшему ораторов рядом с дальней от милиционеров колонны. Беседа у них, похоже, не сложилась, так что Иваньков, ругнувшись, двинулся на помощь:
— Старший лейтенант Иваньков, главштаб ополчения. Документики ваши можно?
— Да ради бога, — покладисто сообщил рыжий, переложил банку в левую руку и извлек из кармана паспорт.
Иваньков, бегло просмотрев его, поинтересовался:
— Вадим Геннадьевич, а вы всегда с собой паспорт носите?
Рыжий заулыбался:
— Нормально. Не носишь — подозрительный тип, в кутузку забирают. Носишь — совсем, значит, подозрительный. Всегда ношу, товарищ старший лейтенант.
— Похвально. Очень похвально. А живете где сейчас?
— Там написано, — спокойно ответил Вадим Геннадьевич.
— Ну, тут написано: «Чистопольская, 19». А этот дом разбомбили.
— Щас. Ни фига не разбомбили. Дальше в сторону Амирхана — там да, пара домов в хлам. А наш, слава богу, стоит.
— А. Ну, извините, ошибся. А вы джин-тоник любите, да?
— Ну, как… Да, в принципе. Нельзя?
— Да нет, можно. А баночку разрешите посмотреть?
— Зачем? — опасливо спросил рыжий и даже попытался отодвинуться, но толпа за его спиной не пустила.
— Ну, вдруг я банки собираю, а такой нет. Или вдруг вы шахид, а в банке бомба, и вы взорвать хотите — Магдиева там, еще кого-нибудь.
— Ну что вы. Разве шахиды вот такими бывают?
— Они всякими бывают. И рыжими, и блондинами. Плохо вы шахидов знаете.
Леонид Рыбак, известный своим иерусалимским соседям под фамилией бен-Цви, а сослуживцам по армейскому спецназу под кличкой Книжник (за способность голыми руками разорвать пополам трехсотстраничную книгу, правда, в мягкой обложке), по данному поводу мог аргументированно возразить лупоглазому и оттого, видимо, такому прозорливому старлею. Но лишь пожал плечами и поднес банку к губам.
Лупоглазый не отстал. Протянув руку, сказал мягко, но настойчиво:
— Баночку вашу можно?
— Да ради бога, — снова сказал Леонид, кинулся плечом назад, стараясь втиснуться поглубже в толпу, — и одновременно швырнул банку под ноги ментам.
О столь бездарной концовке операции по ликвидации Магдиева, которая готовилась три месяца, капитан бен-Цви не успел даже пожалеть. Менты оказались неожиданно проворными и открыли огонь из автоматов до того, как банка ударилась о землю и разорвала на куски старшего лейтенанта и обоих сержантов, а семерых участников митинга посекла мелкими, но гнусными осколками.
Примерно в эту секунду капитан Закирзянов, пробормотав что-то невнятное, съехал на обочину и остановил машину.
Наташа и Андрей, тихо сидевшие на заднем сиденье, тревожно спросили в один голос:
— Марсель, что случилось?
— Щас. Щас. Уф, все. Руки… И вот здесь, под горлом… Словно схватил кто-то, — недоуменно объяснил Закирзянов.
Он не стал уточнять, что точно от такого же ощущения — от чувства, что умирает, — проснулся прошлой ночью, когда началась бомбежка и взрыв разнес квартиру Абрамовых. Наташа, сестра и единственная на этом свете родственница Клавы, и так непрерывно плакала всю дорогу от Чистополя.
Немного посидев и убедившись, что руки снова слушаются, а сердце бьется, Марсель тронулся с места и продолжил путь.
Оплату всех похорон взял на себя Кабмин, но хлопот с оформлением бумаг — хоть отбавляй. Так что Наташе и Андрею необходимо поторопиться.
Летфуллин ничего не почувствовал. Он спал как убитый после не слишком затяжного, но изматывающего доведения до кондиции текстов, появившихся позднее на вскрытом сайте Белого дома.
А Гильфанов впервые узнал о чрезвычайном происшествии такого масштаба позже остальных. Он собирался остаться на митинге, но за полчаса до начала вдруг почувствовал, что прямо сейчас просто упадет и уже неважно, уснет или умрет на месте. Попросил отвезти его домой, вошел в квартиру не включая света и направился было к себе в комнату, чтобы рухнуть лицом в подушку. Но на полпути почему-то остановился и зашел в комнату отца. Все там было как обычно. Гильфанов сделал два нерешительных шага, сел на край кушетки, на которой лежал отец, и несколько секунд сидел, глядя в пол, на котором валялась зеленая бутылка из-под стеклоочистителя. Потом повернул голову.
— Ati, — сказал Гильфанов, глядя в худую спину, обтянутую румынской клетчатой рубашкой.
Ильдар подарил эту рубашку почти не пившему тогда отцу на вторую в своей жизни зарплату — на первую купил маме крем «Пани Валевска». Последние два года отец ничего кроме этой рубашки и пары футболок примерно тех же времен не носил, а новые вещи, купленные сыном на текущем историческом этапе, немедленно и с каким-то вызовом пропивал.
Ильдар медленно протянул руку и положил ее отцу на спину. Спина под рубашкой была твердая, прохладная и совершенно мертвая.
Гильфанов отнял руку, отвернулся и неумело заплакал.
2
Дома Журка отогнул зажимы на жестяных угольничках и вставил Ромкину фотографию. Она подошла почти точно, только сбоку пришлось чуть-чуть подрезать.
Владислав Крапивин

КАЗАНЬ. 14 АВГУСТА
С планерки я вышел в самом растрепанном настроении. Долгов давно вел себя неортодоксально — видимо, терзался сложными чувствами по поводу того, что он главный редактор, а дальше своего кабинета не бывает, а я зам, и от Магдиева не вылезаю, и всем, кому надо, это известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53