Вадик вздохнул и шагнул в неизвестность.
СЕМЕН
– Слушай, – не выдержал наконец Семен, – а куда мы едем? Этот, чтоб ему икнулось, работорговец меня совсем другими краями вез. Поля там были, лесочки, а тут – чуть ли не пустыня…
– Это еще не пустыня, – откликнулся Вадим. – Вот дальше будет пустыня, это да, мама не горюй. Днем плюс сорок в тени, которую хрен найдешь, ночью плюс два. Ну со мной-то ты всех прелестей не почувствуешь, а так – гиблое место, да. Караваны туда и не суются. А мы вот сунемся – портал там. Ты ж понимаешь, наверное, что хозяина твоего исчезновение самого дорогого раба ничуть не порадует. А Надежду он в первую очередь обложит – комар не пролетит. Можно, конечно, к Северному или к Рэдсэнду податься, но это далеко, да и дорога там оживленная – мало ли что случится.
– Погоди, – Семен старательно напрягал мозги, вспоминая таблицу порталов, – а куда этот портал ведет? Мне вообще-то в какую-нибудь Бразилию попадать не больно охота.
– Не боись, в самую что ни на есть Россию. В Твери выйдешь. Правда, не напрямую, с пересадкой, так сказать, придется, ну да там никаких неожиданностей не предвидится. Тайга – мирок ненаселенный, то есть совсем ненаселенный – там даже насекомых нет.
Тайга! Семен непроизвольно натянул повод, послушная лошадка встала как вкопанная, но Семен этого не заметил. Мысли вились, как рой встревоженных пчел. Что там говорил этот подметатель дорожек дворцового двора? Что-то про портал на юге. Тверь, Тайга. Институт чего-то там с непроизносимым названием. Женщина с ребенком. История работорговца. Оскар, взволнованный сверх всякой меры. Гибель Сорок седьмого. Словно в головоломке, к которой вдруг нашлось решение, разрозненные кусочки складывались в цельную картину, идеально стыкуясь друг с другом изломанными краями.
– Эй, ты чего? – Удивленный оклик Вадима вернул Семена к действительности. Тот не сразу заметил отставание Семена и сейчас с тревогой смотрел на него метров с двадцати.
– Так, вспомнилось кой-чего, – уклончиво ответил Семен. – Просто у меня детство как раз в Твери прошло.
Вадим успокоился:
– Ну еще лучше тогда. Раз город знакомый.
Семен прикинул в уме и, уже зная ответ, спросил:
– Кстати, все хотел узнать, между земным и здешним годом есть разница?
Вадим удивленно покосился, но спрашивать ничего не стал, а просто ответил:
– Ага. Здешний длиннее, где-то чуть меньше чем в полтора раза.
Все сходилось. Еще один фрагмент лег в головоломку. «Вот так, – думал Семен, – зря я, значит, не верил тогда. Сорок седьмой явно шавелары спалили. Наверняка давешний принц руку приложил. И не один, а, скорее всего, вместе со своей диверсионной группой. Если из-за трех детишек они двадцать семь бойцов на смерть отправили, то из-за „хана“ могли и сотню послать. Одно непонятно, логичнее было бы с Твери начать. Хотя, черт его знает, чем они там занимались, пока я тут прохлаждался, может, и до Твери добрались. И не только до нее…» Семен вздрогнул. Ксенопсихология входила в состав занятий института, но к ней все относились, как нормальный просвещенный человек относится, скажем, к астрологии. Даже среди самих ксенопсихологов бытовало мнение, что понять мотивы и предсказать действия представителей большинства чужих рас практически невозможно. Что шавелары сочтут адекватным ответом на это похищение? Гибель одного города? Десяти? Ста? Всего человечества, как утверждал тот болтливый разбойник? Семен постарался отогнать мрачные предчувствия, но апокалиптические картины сожженной Земли продолжали навязчиво маячить перед внутренним взором.
Дальше ехали молча. Вадик погрузился в какие-то свои мысли, Семену разговаривать тоже не хотелось, он мрачно ехал сзади, изредка подгоняя лошадь, чтобы не сильно отставать от Вадика – стоило тому оторваться метров на двадцать, сразу наваливалась жара.
Заночевали прямо посреди пустыни. Вадик прикрепил к лошадиным мордам торбы, отвязал один из взятых мешков с запасами – в нем оказался какой-то местный злак – и равномерно распределил содержимое по торбам. Лошадки немедленно захрумкали. Вадик легонько похлопал свою по шее и с улыбкой обернулся к Семену:
– Знаешь, есть в этой дикости и свои плюсы. Вот, к примеру, лошади… Машина что – железка железкой, а вот коняка – совсем другое дело. Она же все понимает… Приходишь вечером к своему, весь такой злой и дерганый, – ну мало ли чего там не сложилось, – а он фыркнет так понимающе, мордой в плечо ткнет: не расстраивайся, мол, – и все проходит… По-моему, человечество крупно ошиблось, поменяв друзей на бездушные куски железа. Скорость – она все же не главное. Мне вот, пока я в Москве жил, и в голову не приходило на лошади кататься, да если бы и пришло – то так, для прикола, разве что.
Семен только хмыкнул. Вадик кивнул с улыбкой:
– Понимаю, для тебя, наверное, глупо звучит. Это, знаешь ли, самому прочувствовать надо… Да ладно, давай спать. – Он зевнул. – Устал я с этой пустыней дурацкой…

* * *
Что-то новое в окружающем безжизненном пейзаже появилось лишь на третий день. Группа невысоких зданий, цветом почти сливающихся с окружающей пустыней, проявилась по пути следования неожиданно, как карты из рукава шулера, – Семен даже воскликнул удивленно. Вадик же кивнул обрадованно:
– Ну наконец-то. По моим прикидкам, давно пора – я уж беспокоиться начал. – Обернулся к Семену: – Тут, кстати, эта… ты, в общем, не дергайся особо… короче, хозяева тут как бы не люди. И даже вообще – не гуманоиды.
Семен только брови удивленно приподнял, но что-то такое в памяти забрезжило.
– Хасстаками зовутся, а выглядят… ну ящериц видел когда?
Но Семен уже заметил местного «хозяина». Типичный такой серый варан, которых Семен вдоволь насмотрелся за два года службы. Вот только подросший раз так в четыре-пять. Очень внушительная получилась зверюга, впору было бы испугаться, если бы Семен не помнил этих хасстаков по справочнику Миллера, где они характеризовались как «разумные» и «неопасные».
Вадик проследил за взглядом Семена и кивнул:
– Во-во, он самый. Да, кстати, типы они категорически неразговорчивые, и, на мой взгляд, не факт, что вообще очень уж разумные.
Замеченный хасстак размашисто махнул хвостом, как показалось Семену, раздраженно. Вадик же продолжал:
– Раза четыре тут ездил, первый раз напугался до икоты, думал, сожрут щас, потом ничего – привык. Разговаривать они, по ходу, не умеют, что бы там себе этот Миллер не думал, но операторствуют на портале неплохо. И то счастье – тут же не только самим проходить – и коняшек протаскивать надо, в Тайге своих не водится.
Вадик спрыгнул с лошади, Семен последовал его примеру.
– Эй, желтый, мы – на ту сторону, – не глядя на «варана», громко заявил Вадик и повел свою лошадь в поводу к ближайшему зданию.
– Пяаахтьт-тес-сят три тф-фе'атсс-сать, – вдруг прозвучал громкий шипящий голос.
Семен мог бы поклясться, что ящер и глазом не повел, но звук доносился явно из его пасти. Вадик вздрогнул и удивленно обернулся:
– Че-е-его-о-о?!
Ящер пошевелился.
– Ххсс-шш. Ашш-ши орг-гхх-а'ы п'охххо присс-псс-оп'енхх к фха-шшшей реч-шши. Че'оффек, сз-сапо'инай: пьятьт-тес-сят три тф-фе'атсс-сать. Кхшшш. Поффтори.
– Пятьдесят три двенадцать, – громко сообщил Вадик и возбужденно зачастил полушепотом: – Он знает русский язык, мало того, что он умеет разговаривать, он определенно знает русский язык! Как он его выучил? Он не мог пройти по Тайге, там для них слишком холодно, он не мог и через…
Чешуйчатый двухметровый хвост нервно дернулся вправо-влево.
– Н'е т-ты. Хвф-фторой'.
– Пятьдесят три двенадцать, – послушно произнес обалдевший Семен.
– Хвф-хх-орошш-шо. – Желтые глаза закрылись, ящер замер.
Вадик покачал головой:
– Никогда не слышал, чтобы хасстаки вообще издавали какие-то звуки, а тут они аж по-русски разговаривать начали.
– Уважаемый, – обратился он к ящеру, и Семен не смог сдержать улыбки, – можно задать вам пару вопросов?
Хасстак оставался недвижим и безмолвен, но Вадик сдаваться не собирался, подождав немного, он продолжил:
– Что значит это «пятьдесят три двенадцать»? – Тишина. – Скажите, пожалуйста, через какой портал вы пришли сюда? – Тишина. – Скажите, вам известно что-нибудь о строителях порталов или о первых… – Серо-желтый хвост мелькнул в воздухе, и Вадик с руганью рухнул на пятую точку, подняв клубы пыли. Ящер приподнялся и, двигаясь с грацией и неотвратимостью ползущего с горы ледника, удалился за ближайший бархан.
– Дерьмо, – сказал Вадик, поднимаясь и отряхиваясь. – Дикие они, хасстаки эти, никакой культуры общения. Все время так: чуть что не по ним – хвостами махать начинают. Ладно, от них больше ничего не добьешься, пошли-ка лучше в портал, раньше сядешь, раньше выйдешь.
Про Тайгу Семен читал, неоднократно видел фотографии и полагал просто скучным местом: ну подумаешь, деревья и деревья. Но, выйдя на ту сторону и окинув взглядом открывшийся пейзаж, только и смог, что присвистнуть. Портал стоял на высоком лысом холме, одиноко торчащем посреди исполинского леса. Чистое и восхитительно прозрачное небо странного лазурного оттенка, прозрачнейший воздух, позволявший, казалось, заглянуть даже немного за горизонт, и – лес. Недвижимый, однотонный, непрерывный, насколько хватало взгляда. Он был похож на замерший перед бурей океан, на спящего исполинского зверя и на грозовой фронт, каким он выглядит сверху, из иллюминатора летящего самолета. Возможность просто спуститься и идти по нему казалась малореальной, так же как без акваланга спуститься на дно моря. Вадик вытянул из здания портала слабо упирающихся лошадей, провел их мимо недвижимо замершего хасстака, совершенно неотличимого от оставшегося на той стороне, и посмотрел на Семена:
– Впечатляет? Это еще ничего, вот спустимся – там ощутишь. Уж на что я во всякие эти телепатии, эмпатии и прочую мистику не верю и то тут задумываться начинаю… Да шевелись ты… завтрак туриста!
Последнее относилось к особо упрямившейся каурой. Две подседланные лошади стояли, прядая ушами и время от времени тихонько всхрапывая, но особого беспокойства не проявляли. Вадик кивнул:
– Тоже чуют чего-то. Всякий раз так – бояться не боятся, но беспокоятся. Ты еще посмотришь, как они по лесу пойдут – след в след на цыпочках.
Семен представил идущую на цыпочках лошадь и хмыкнул.
Чем ниже они спускались, ведя лошадей в поводу, и чем выше поднимались кроны великого леса, тем сильнее на Семена накатывало ощущение величественного спокойствия. Казалось, кто-то, непредставимо мудрый и древний, наблюдает за ними пристальным, но равнодушным взором. Заходя под первые кроны, Семен даже задержал дыхание. Исчезни вдруг воздух под кронами, он даже не очень бы удивился, но воздух не исчез, в нем только появился тонкий и терпкий аромат, чем-то похожий на запах раскаленного металла. В лесу, против ожидания, не было темно – деревья стояли достаточно редко, исполинские стволы в три-четыре обхвата готическими колоннами взлетали вверх на десятки метров и только там, в вышине, раскидывали полупрозрачные кроны, заливая землю внизу призрачным холодно-зеленым светом. Под ногами поскрипывал хрупкий серый мох, похожий на лишайник. Ощущение было – как в храме. Никогда не страдавший особой религиозностью Семен, сам не ожидая, пробормотал:
– Сюда молиться приходить надо.
– Ага, – так же негромко отозвался Вадик. – Что Борхес проводником был в молодости, ты, наверное, знаешь, а вот знаешь ли, что он сказал, первый раз вернувшись из Тайги?
Семен только отрицательно помотал головой.
– А вот что: «Я видел Бога. Он велик».
Семен вдруг заметил цепочку следов, тянущуюся вперед, и окликнул Вадика, указывая вниз:
– Тут вроде недавно кто-то проезжал?
Но Вадик не встревожился:
– Я и проезжал. Года полтора назад. Местный лишайник растет не быстрее кораллов, следы в нем остаются лет на сто. А поскольку ни ветра, ни осадков тут не бывает, они и выглядят так, будто их час назад оставили.
– А… – откликнулся Семен. – А ничего, что мы тут… наследим?
– Ну, во-первых, это, по-моему, такая ерунда и мелочь по сравнению со всем этим лесом, что и внимания обращать не стоит, а во-вторых, мне с чего-то кажется, что все важное тут сосредоточено в деревьях, а мох – так, случайность. Вот выцарапывать инициалы на дереве я бы поостерегся даже думать. Молнией пришибет, как пить дать.
Семену вспомнилось из какой-то книги, что в восьмидесятые одна экспедиция даже пробы местной Древесины брала и вроде ничего с ней не случилось, но все равно мысль о причинении какого-то вреда дереву вызывала дискомфорт. Интересно, каково им было пробы брать? Семен представил и поежился. Вадик тем временем продолжал:
– Вдобавок этот мох тут не везде – к вечеру кончится. Хотя лучше бы был везде, с направлениями здесь туговато – ориентиров никаких, по следам идти все же легче.
Семен подумал. А как же те, кто проехал здесь пятнадцать лет назад?
– А что, кроме тебя, здесь никто не ездил?
– Не-а, – откликнулся Вадик. – Смысл? На Землю короче через Надежду или Южный переправляться, а все остальные порталы на Тайге отсюда тысячах в шести кэмэ минимум. Ошизеешь туда на лошадках переться. Да и жрать тут нечего ни людям, ни лошадям, так что еще припасов везти надо уймищу. Хотя вокруг портала несколько троп было, но куда ведут – хрен знает. Я-то отсюда поперся, дабы портальщиков в заблуждение ввести. На Южном и уж тем более на Надежде меня-то наверняка поджидают с распростертыми объятиями, а в Тайге был шанс, что меня не очень ждут. Уж больно мне антибиотики однажды потребовались. Я когда собирался, сглупил, набрал в аптечку до хрена всякого, аж промедола у вояк знакомых настрелял, а про обычный пенициллин забыл. Так что приперся через Тайгу, навешал им макаронных изделий на уши с полтонны, вроде прокатило.
К вечеру мох и в самом деле потихоньку кончился, и лошадки зацокали по затвердевшей в камень голой земле. Вадик достал из глубин халата какую-то прямоугольную пластинку и теперь частенько с ней сверялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44