Конечно, надо. Подготовка к ограблению требовала массы всевозможных расходов и, естественно, кто-то должен был вложить в это свои денежки. Узнав об этом, Виктор задал Келпу тысячу вопросов обо всех аспектах подготовки и выяснил, что финансирует дело либо один из членов группы, рассчитывая получить основную часть прибыли, либо - что чаще всего - посторонний человек, который вкладывает свои деньги под гарантированные сто процентов прибыли - два доллара за каждый вложенный, если, конечно, ограбление будет успешным. Разумеется, в случае провала операции и финансист не получал ни цента.
- На что в основном мы можем рассчитывать, - сказал тогда Келп, - так это на доходы, скрываемые от налогов. Здесь больше всего подходят врачи, но с цветочниками тоже дело иметь неплохо. Короче говоря, подходит любой, чья работа позволяет ему утаивать часть наличных и не сообщать о них в налоговое управление. Ты бы удивился, если бы узнал, сколько "капусты" хранится в этой стране в частных сейфах. Они откладывают деньги, чтобы уйти на покой. Они не могут тратить их в открытую сейчас, потому что боятся, что на них выйдут налоговые инспекторы. По той же причине они не могут вложить их ни в одно законное предприятие. Так что деньги просто лежат, не принося никакого дохода, да тут ещё эта проклятая инфляция - вот эти ребята и ищут какой-нибудь способ заставить их работать. Они готовы пойти на большой риск, если смогут получить высокую прибыль. И ещё они могут быть отличными партнерами, которые умеют держать язык за зубами.
- С ума сойти можно! Аж дух захватывает! - восхищенно воскликнул Виктор.
- Лично я предпочитаю иметь дело с врачами, - признался Келп. - Сам не знаю почему, но у меня насчет них пунктик. Я пользуюсь их машинами, их деньгами... Короче говоря, они меня ещё ни разу не подводили. Ты спокойно можешь доверять врачам.
Как бы то ни было, но они сидели в приемной уже целых полчаса. Вскоре после их прихода медсестра вызвала толстуху в кабинет, но обратно та так и не вышла, как, впрочем, и никто из остальных пациентов. Виктор долго ломал над этим голову, пока позже не обнаружил, что существует ещё один выход из кабинета - дверь, которая вела к лифту.
Наконец медсестра подошла и к ним.
- Доктор вас сейчас примет.
Келп последовал за ней, Виктор - за Келпом, и, миновав короткий коридор, они оказались в смотровой - небольшой комнатке, в которой стояло несколько белых шкафчиков и большой высокий стол, обтянутый искусственной черной кожей.
- Доктор сейчас будет, - сказала медсестра и вышла, закрыв за собой дверь.
Келп уселся на стол и, болтая ногами, заявил:
- А теперь говорить буду я.
- Разумеется, - послушно согласился Виктор. Он прошелся по комнате, разглядывая таблицы на стенах и читая наклейки на пузырьках с лекарствами, но тут дверь открылась и вошел врач.
- Здравствуйте, доктор Осбертсон, - вежливо произнес Келп, вставая. Это мой племянник Виктор. Отличный парень.
Виктор улыбнулся доктору Осбертсону. Это был важного вида человек лет пятидесяти, напоминавший раздраженного пухлого младенца с круглой физиономией.
- Я вовсе не уверен, - с ходу заявил Осбертсон, - что мне ещё раз захочется участвовать в подобном деле.
- Что ж, это целиком на ваше усмотрение. Хотя похоже, что дельце наклевывается очень даже неплохое.
- Видите ли, в последнее время дела на бирже... - доктор замолчал и оглядел с таким видом, словно видел её впервые, и она ему не очень-то понравилась. - Здесь даже негде сесть. Пойдемте-ка со мной.
Они вышли в коридор и, не доходя до приемной, свернули в маленький обитый деревянными панелями кабинет, всю обстановку которого составляли письменный стол с вращающимся креслом и пара обитых коричневой материей стульев. Доктор, недовольно хмурясь, с размаху шлепнулся в кресло, а Келп и Виктор расположились на стульях.
- В общем, купил я акций... - недовольно буркнул доктор. Послушайтесь моего совета, никогда не читайте биржевой информационный бюллетень. Люди, которые его составляют, тоже ведь могут ошибаться.
- Да, наверное, - кивнул Келп.
- К тому же у меня ещё и угнали машину!
Виктор покосился на Келпа, который с сочувственным видом слушал доктора.
- Что вы говорите?
- Прямо на следующий день. Наверное, подростки, покататься им захотелось, видите ли. Ухитрились разбить мне задний бампер.
- Подростки? Их поймали?
- Кто? Полиция? - Надутая младенческая физиономия Осбертсона исказилась в презрительной усмешке, как будто Келп сморозил глупость. - Не смешите. Эти болваны никого поймать не способны.
- Будем надеяться, что так, - усмехнулся Келп. - Ну, так как насчет нашего предложения?
- А потом ещё пришлось выкупить кое-какие письма, - не слушая, продолжал доктор, пренебрежительно взмахнув рукой. - Бывшая пациентка. Разумеется, в них не было ничего такого, просто, чтобы немного её утешить...
- Жена составителя биржевого бюллетеня?
- Что? Нет, я, слава богу, никогда ей ничего не писал. Это была... впрочем, неважно. Короче говоря, расходы были изрядные. А машина оказалась последней соломинкой.
- Вы что, оставили ключ в замке зажигания?
- Конечно, нет! - Доктор резко выпрямился, дабы показать, насколько он возмущен подобным предположением.
- Но ведь вы застрахованы, - мягко напомнил Келп.
- Даже в этом случае вам не удастся возместить все расходы, возразил Осбертсон. - Приходится ездить на такси, то и дело звонить, оценка, учет амортизации и так далее... А я человек занятой, у меня на это нет времени. И тут ещё вы приходите. А что, если вас поймают?
- Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы этого избежать.
- Да, но что, если это все-таки случится? Тогда я лишусь ещё и... кстати, сколько вы хотите?
- Мы подумали и решили, что четырех тысяч вполне хватит.
Доктор вытянул губы трубочкой. Теперь он был похож на ребенка, у которого только что отобрали пустышку.
- Сумма немалая.
- Вернем восемь тысяч.
- Если у вас все получится.
- Дело верняк. - Келп подмигнул. - Сами понимаете, я не могу посвятить вас во все подробности, но...
Доктор замахал руками, словно пытался отогнать рассерженную осу.
- Не надо мне ничего рассказывать! Я ничего не хочу знать! Я вовсе не желаю становиться вашим соучастником!
- Естественно, - согласился Келп. - Я прекрасно понимаю ваши чувства. Так или иначе, но мы считаем, что дело почти на сто процентов верное. Можно сказать, деньги уже в кармане.
Осбертсон задумчиво повертел в руках зеленую промокашку.
- Значит, говорите, четыре тысячи?
- Может статься, понадобится чуть больше, но вряд ли.
- Вы просите у меня всю необходимую сумму?
- Если дадите.
- Этот чертов экономический спад... - Доктор сокрушенно покачал головой. - Пациенты перестали приходить ко мне по пустякам. В наше время, если я вижу у себя в приемной пациента, значит, он точно болен. Да ещё фармацевтические компании взвинтили цены дальше некуда. Как будто хотят разбогатеть через неделю после открытия!
- Какая жалость, - поддакнул Келп.
- А диетическое питание? - продолжал доктор. - Та ещё проблема! Раньше я зарабатывал процентов тридцать моего дохода на одних лишь гастритах от переедания. А что сейчас? Все сели на диету. Интересно, кто-нибудь из них подумал, как врачи будут сводить концы с концами?
- Да, дела у вас неважные, это точно, - посочувствовал Келп.
- Да ещё все теперь поголовно бросают курить. Для меня болезни легких всю жизнь были поистине золотой жилой. Но только не сейчас. - Он снова покачал головой. - Просто не знаю, куда катится медицина. Если бы сегодня мой сын решил поступить в колледж и спросил меня, хочу ли я, чтобы он последовал по моим стопам, я бы ответил: - "Нет, сынок. Я хочу, чтобы ты стал бухгалтером или налоговым инспектором. Это профессия будущего, вот её и осваивай. А мне уже поздно". Ей-богу, так бы и сказал.
- Отличный совет, - закивал Келп.
Осбертсон тяжело вздохнул.
- Четыре тысячи.
- Да, этого вполне должно хватить.
- Ну хорошо. - Доктор кивнул и встал. - Подождите здесь. Сейчас принесу.
Он вышел из кабинета, а Келп, повернувшись к Виктору, подмигнул.
- Знаешь, все-таки он оставил ключ в замке зажигания.
Глава 11
Сидящего в кинотеатре Дортмундера обычно можно было сравнить с огромным валуном на морском берегу - фильм шел своим чередом, как бы накатываясь на него волна за волной, но не оказывал на него ни малейшего воздействия. Сегодняшний фильм - "Мадригал Мэрфи" - в рекламе был назван "трагифарсом" и давал зрителям возможность пережить все мыслимые эмоции, доступные человеческому мозгу. Нелепый и смешной главный герой, дети-калеки, нацисты, несчастные влюбленные - короче говоря, смотришь и не знаешь, что тебя ждет в следующую минуту.
Дортмундер просто сидел. Рядом с ним Мэй стонала от смеха, всхлипывала, рычала от ненависти, стискивала кулаки, визжала от восторга... а Дортмундер просто сидел.
Когда они вышли из кинотеатра, часы показывали десять минут восьмого, так что у них ещё оставалось время перекусить. Они зашли в "Блимпи", и Мэй решила расщедриться на угощение. Когда они уже сидели за столиком со своими сэндвичами, она неожиданно сказала:
- Тебе не понравилось.
- Конечно, понравилось, - промычал Дортмундер, заталкивая пальцем в рот кусок хлеба с квашеной капустой.
- Ты просто там сидел.
- Говорю тебе, понравилось. - Пойти в кино предложила Мэй, и Дортмундер нехотя согласился, но большую часть времени в кинотеатре он провел, размышляя о передвижном банке на Лонг-Айленде и о том, как его оттуда угнать.
- Тогда скажи, что тебе понравилось больше всего.
Дортмундер задумался, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из недавно виденного на экране.
- Цвет, - наконец сказал он.
- Я имела в виду - какое место в фильме?
Теперь Мэй и в самом деле начинала сердиться, а уж это было совершенно ни к чему. Поэтому Дортмундер напрягся и все-таки кое-что вспомнил.
- Эпизод в лифте.
Режиссер фильма додумался обвязать камеру крепким эластичным шнуром и сбросить её в ярко освещенную шахту лифта. Шнур не дал камере долететь до дна шахты и, прежде чем спокойно повиснуть, она некоторое время болталась из стороны в сторону. Весь этот эпизод, по времени занимавший сорок три секунды, был вставлен в фильм без перерыва в монтаже, и уже были известны случаи, когда в этом месте зрителей начинало тошнить en masse( . Все критики дружно сходились на том, что этот прием является одним из ярчайших достижений современного кинематографа.
Мэй улыбнулась.
- Точно. Отличное место, правда?
- Конечно, - согласился Дортмундер и посмотрел на часы.
- У тебя ещё есть время. Тебе ведь к восьми тридцати, так?
- Так.
- Ну, и что ты об этом думаешь?
Дортмундер пожал плечами.
- В принципе, это возможно. Разумеется, затея совершенно бредовая, но... - Не давая Мэй вернуться к обсуждению фильма и задать ему ещё какие-нибудь коварные вопросы, он поспешно добавил: - Впрочем, ещё предстоит решить кучу проблем. Но не исключено, что мы нашли "медвежатника".
- Это здорово.
- Хотя мы по-прежнему не знаем, где спрятать трейлер.
- Найдете.
- Вообще-то он довольно большой.
- Нью-Йорк тоже.
Он покосился на нее, не уверенный, что понял, но решил не развивать эту тему.
- К тому же, ещё надо провентилировать вопрос с деньгами.
- Это может представлять проблему?
- Не думаю. Келп должен был сегодня кое с кем встретиться.
Надо сказать, что Дортмундер познакомился с Мэй не очень давно и впервые планировал операцию по этапам при ней, но у него было такое чувство, что она воспринимает это как нечто само собой разумеющееся. Он никогда подробно не рассказывал ей о своем прошлом, но, похоже, ей этого и не требовалось. Это даже как-то успокаивало. Непонятно почему, но Мэй напоминала Дортмундеру его бывшую жену - не потому, что она была похожа на неё внешне, а скорее наоборот - тем, насколько сильно они отличались друг от друга. Да-да, все дело было именно в этой несхожести. Пока Дортмундер не познакомился с Мэй, он бог знает сколько лет даже не вспоминал о своей бывшей жене. Она была танцовщицей, выступавшей под профессиональным псевдонимом Ханибан Базум. Дортмундер женился на ней в Сан-Франциско в 1952 году по пути в Корею - это был единственный раз в его жизни, когда он целиком и полностью был на стороне закона, - и развелся в 1954-м в Рино, сразу после демобилизации. В основном Ханибан интересовала сама Ханибан, но если её внимание привлекало что-то помимо её собственной персоны, она тут же задавала об этом кучу вопросов. По количеству вопросов она могла легко обогнать ребенка, впервые оказавшегося в зоопарке. Дортмундер честно ответил на первые несколько тысяч, пока не понял, что в этой хорошенькой головке ответы никогда не задерживаются надолго.
Более разных людей, чем она и Мэй, было просто невозможно представить - Мэй никогда не задавала вопросов и всегда запоминала ответы.
Доев свои сэндвичи, они вышли из "Блимпи" и остановились на тротуаре перед входом.
- Я поеду на метро, - сказала Мэй.
- Возьми такси.
- Нет. - Она покачала головой, закуривая. - Поеду на метро. После этих сэндвичей у меня от такси начнется изжога.
- Не хочешь пойти со мной?
- Нет, иди один.
- В прошлый раз Марч пришел со своей матерью.
- Нет-нет, я лучше домой пойду.
- Как хочешь. - Дортмундер пожал плечами. - Я ненадолго.
- Тогда до скорого.
Она зашагала к перекрестку, Дортмундер - в противоположную сторону. Время у него ещё оставалось, и он решил прогуляться пешком, что означало через Сентрал-парк. Некоторое время он в полном одиночестве шел по посыпанной гравием дорожке, как вдруг буквально из ниоткуда под фонарем материализовался приземистый парень с хитрыми глазками, одетый в черную водолазку.
- Прошу прощения, - обратился он к Дортмундеру.
Дортмундер остановился.
- Да?
- Я провожу исследование. - Помимо бегающих глаз, у парня была какая-то странная улыбка: казалось, что он улыбается, а в то же время и нет. Дортмундер подумал, что похожие улыбки часто бывают у персонажей телесериалов.
- Вот, например, вы, - продолжал незнакомец, - обыкновенный горожанин, и в такую поздноту гуляете по парку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25