— Забыли?— А вы напомните, — довольно-таки нахально сказал Мучнов.— Это я вам завтра напомню, завтра мы поподробней поговорим, — зло сказал следователь. — Тоже мне литератор!— А койка тут зачем? — спросил капитан.— Отдыхаем иногда с женой.Капитан рассердился:— Вот что, Мучнов, бросьте валять ваньку. Где ваши постояльцы?— Я же сказал, никого нет.— Опять двадцать пять! Все равно узнаем.— Я же сказал — никого.Капитан повернулся к лейтенанту:— Составляйте протокол.Юра посмотрел на капитана умоляющими глазами:— Я не нужен?— Пока нет.— Можно уйти?— Торопитесь?— Может, еще догоню…— Навряд! — Капитан сочувствовал Юре. — Вы правы, тут держи ухо востро. Так куда же вы?— На пристань, на вокзал…— Что ж, попытайте счастья…Но сам капитан мало верил, что Юра кого-нибудь догонит или найдет.Юра выбежал за ворота. Петя нетерпеливо переминался на углу.— Ты на пристань, а я на вокзал, — распорядился Юра.— Опять удрали? Может, повезет…Вместе доехали до города.— Через три часа у городского театра, а если какая оказия, каждый возвращается в Москву самостоятельно.Тут Юре подвернулось такси. Он торопил шофера так, точно опаздывал на поезд.Обежал весь вокзал.— Не видели старушку с девушкой, в черном, похожи на монашек?Большинство не видело. Кое-кто безудержно сочинял: как же, видели, тут и сидели, пошли направо, налево; у некоторых двоилось: было не двое, а четверо…Какая-то тетка сказала, что монашенок трое, пошли садиться в поезд…Юра вспомнил, что видел Таню в обществе какой-то девицы. Должно быть, действительно трое.Побежал на перрон. Вот-вот должен отойти поезд Москва — Хабаровск. Юра побежал вдоль вагонов, вглядываясь в освещенные окна. В вагонах шла обычная дорожная жизнь. Кто-то стоял у окна, кто-то укладывался спать.Поезд тронулся. Юра приближался к концу поезда. И вдруг ему показалось, что мимо проплыло лицо Тани. Она прижалась к стеклу и смотрела на него испуганными глазами.Таня или не Таня? Он повернулся. Она совсем приникла к стеклу, подняла руку и вдруг отшатнулась. Точно кто-то оттянул ее от окна. Юра побежал, но поезд уже набирал скорость. Таня или не Таня?…Поздно! Мелькнул последний вагон, задрожал красный огонек, уплыл в темноту, в ночь, и все заволокло туманом. ЧТО ВЫ МНЕ ПОСОВЕТУЕТЕ? Мальчики задержались в Ярославле на целые сутки. Вернее, их задержали.С вокзала Юра поехал к театру. Петя уже был на месте.— Ну, что у тебя?— Старцы погрузились на пароход. Но больше никого.— Знаю.— Значит, нашел?— Как будто видел…Мальчики отправились в милицию. Там слегка подсмеивались над ними, но вообще-то разговаривали ласково.— Дайте, ребята, разобраться. А утром обязательно приходите…Переночевали у Зипунова. Он оказался, так сказать, очень солидарным парнем.Утром следователь сперва допросил Петю, а затем наступил черед Юры. Рядом со следователем сидел какой-то товарищ в штатском. То ли следователь, то ли еще кто. На этот раз следователь дотошно расспрашивал Юру и о нем самом, и о Тане, и о Раисе. Интересовался всеми подробностями.— А вы уверены, что видели в поезде Сухареву?— Мои глаза меня не обманывают!— Хорошо, учтем. Возвращайтесь в Москву, теперь мы возьмемся за поиски.— Но на что она нужна этим спекулянтам?— Так ведь это ж не спекулянты.— В Москве ясно сказали…— Спекуляция для маскировки или так, сбоку. Это же антисоветская организация. Тайная религиозная секта.— Чем же в этой секте занимаются?— Молятся!— Что же в этом антисоветского?— Так они и сами говорят. Но религия в конце концов часто смыкается с политикой. Почитайте-ка!Следователь протянул Юре листок. По-видимому, тот самый листок, который вытянул вчера из машинки. Это было что-то вроде прокламации. О том, что всем истинно верующим надо готовиться к решающему дню, когда слуги божьи пойдут войной на безбожников.— Какое же отношение может иметь к этому Таня? Я чем угодно поручусь, что она с чистым сердцем шла в комсомол…— Разберемся во всем. А вы пока что езжайте домой. Учитесь, работайте. Придет время — увидите свою Таню.— Значит, вы будете искать, а я сидеть сложа руки?— А что вы-то можете сделать?— Человек многое может! — с вызовом возразил юноша.— Конечно, мы не можем вам запретить, но… не советуем.Короче, Юру убеждали вернуться к обычным занятиям, и Юре нечего было возразить, хотя в душе он и не мог, и не хотел согласиться со всеми этими разумными доводами. Однако в данный момент ему действительно ничего не оставалось, как вернуться домой.Юра заявился ко мне сразу по возвращении из Ярославля.— Как успехи?— Не спрашивайте!Он поведал мне о своих поисках. Очень уж ему, должно быть, нужно было и высказаться, и посоветоваться, а открыться перед родителями он не решался.— Совсем запутался. Дважды настигал, и оба раза ее увели. То шайка спекулянтов, то какая-то тайная секта. Какая-то непонятная деятельность. Одного только не возьму в толк: как могла туда попасть Таня? Я обязан ее найти!— Но ведь ее ищут?— А я буду в стороне?… Нет!Он пришел за советом, и мне следовало дать ему благоразумный совет.— Вряд ли вам самому под силу ее найти, не так все это просто. И может быть, сама Таня не хочет, чтобы ее искали?— Тем более! Не всякий самоубийца хочет, чтобы его спасли, но это не значит, что его следует оставить без помощи.— Гипербола!— А вы что мне посоветуете?Юра ждал, и я не мог, не имел права ограничиться какой-нибудь назидательной сентенцией.— Дайте время подумать. Я бы тоже хотел посоветоваться…— С кем?— С одним своим другом.Юра испытующе посмотрел мне в глаза.— Хорошо, я зайду еще к вам… — Остановился на минуту. — И еще. Если вас вздумают призвать на наш семейный совет, не выдавайте меня…И я не мог не обещать ему сохранить тайну нашего разговора.Конечно, в разговоре с Юрой можно было ограничиться каким-нибудь умозрительным советом, но вряд ли такой совет способен был принести пользу, Юру следовало направить по такому пути, на котором он мог бы достигнуть цели.Поэтому я, в свою очередь, направился к одному своему другу, крупному криминалисту, много лучше меня сведущему в том, что называется поисками иглы в стоге сена.В общепринятом понимании этого слова крупный криминалист — это человек, в совершенстве постигший методику, тактику и технику раскрытия преступлений. Но от себя добавлю, что этого недостаточно для того, чтобы стать крупным криминалистом. В равной мере он должен быть еще психологом, тонким наблюдателем душевных переживаний и знатоком воздействия внешних обстоятельств на формирование человеческой личности. Потому что без широкого идейного кругозора криминалист подобен сыскной собаке.Вот к такому человеку доброго ума я и обратился по поводу исчезновения Тани.Он подверг меня обстоятельному допросу. Что за девочка и что за мальчик. Чем они дышали и как жили. С кем встречались и к чему стремились.И в конце концов мой друг дал мне совсем не тот совет, какой я рассчитывал от него получить.— Да предоставьте вы этого Юру самому себе! Девушку, разумеется, рано или поздно отыщут, поисками заняты теперь достаточно опытные люди, но лично я не стал бы расхолаживать парня. Ведь именно сейчас происходит становление его характера. Пусть ищет! Удачны будут поиски или неудачны — зависит от его ума, настойчивости, сообразительности и еще множества случайностей, но пользу ему они принесут. Слишком уж привыкли мы опекать молодежь. Родители, школа, комсомол… Танцуй от печки и потеплее закутывайся на улице… Поэтому и растут наши мальчики и девочки одуванчиками. Чуть ветер… Кто опекал первых комсомольцев, когда они становились людьми? Убежденность в своей правоте! Идеи! У парня благородные стремления, и, если он не балаболка, пусть столкнется с жизнью нос к носу. СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР Действительно, не прошло после посещения Юры и нескольких дней, как меня пригласили к Зарубиным.— Юра решил нас убить, — с места в карьер начала Анна Григорьевна. — Воспитывали восемнадцать лет, а теперь все летит насмарку.— Псу под хвост, — более образно уточнил Сергей Петрович.«Убийца» сидел за обеденным столом и хладнокровно поглядывал на родителей.— Юра решил растоптать свое будущее, — продолжала Анна Григорьевна. — Он не хочет поступать в университет!— Ничего не случится, если поступлю годом позже, — с полным спокойствием отпарировал Юра.— Ты дурак. Благоприятные обстоятельства не повторяются.— А я не ищу их!— Что же ты собираешься делать?— Работать.— Тебе нечего есть?— Мне нужны деньги.— Тебе не хватает карманных денег?— Мне нужна крупная сумма.— Непонятно.— Представь себе, я хочу одолжить деньги товарищу. Не могу я делать добро за чужой счет, тем более что многое мы понимаем по-разному.— Что же ты собираешься делать?— Я уже сказал — работать.— Где?— В СМУ. На строительстве.— Кем?— По твоей специальности.Юра весело посмотрел на мать и поводил рукой, как бы рисуя что-то в воздухе.— Художником?— Нет.— Чертежником?— Нет.— Кем же?— Маляром.— Кем?! — Надо было видеть Анну Григорьевну. Лицо ее пошло пятнами. На секунду она лишилась дара речи. — По-твоему, я — маляр?…— Если уж тебе так хочется работать, иди ко мне на завод, — предложил Сергей Петрович. — У нас есть чему поучиться и будет кому тебе помочь.Опершись кончиками пальцев о краешек стола, Юра стоял в позе прокурора.— Дорогие предки! Я вас очень люблю и уважаю. Но по некоторым вопросам у нас диаметрально противоположные понятия. Поэтому договоримся…Сергей Петрович прищурился.— Что это за тон?Но Юру не смутил окрик отца.— Давай, папа, не придираться. Суть в том, что вы с мамой — люди компромисса, а я, извини, воспитан на более высоких образцах.— Кто же это тебя воспитал?— Ты и мама. Сеяли разумное, доброе, вечное, и, представьте, посеяли, хотя сами иногда изменяли тому, что проповедовали.— Объяснись.— Я это и делаю. Вы росли и формировались в годы, когда слова часто расходились с делами…Анна Григорьевна обиделась за мужа.— А ты знаешь, что в те годы твой отец еле уцелел?— Однако уцелел? И если не пострадал, так не из-за того, что был несозвучен эпохе, а скорей из-за того, что все-таки был созвучен…— Ты обвиняешь отца?— И не думаю. Просто он продукт своего времени.— Как ты сказал?— А я продукт своего.— И, конечно, ты более совершенный продукт?— Как это для вас ни прискорбно.— Знаешь, твое самодовольство…— Не самодовольство, а историческая закономерность. Разве мы живем не в лучшие времена?— Но ты-то чем лучше папы?— Верностью принципам.— Что же это за принципы?— Коммунистические!— Мы уклонились от непосредственной темы разговора, — вернул я своих собеседников к конкретному предмету спора. — Мне тоже думается, что Юре не стоит так легко отмахиваться от университета.Юра одарил меня убийственным взглядом.— Закончим, — сказал он, оставляя за собой последнее слово. — Меня вы не переубедите, а если не перестанете, я попытаюсь получить койку в общежитии.Разговор не слишком приятный! Резкости говорили обе стороны, но особенно резок был Юра…Филистер посчитал бы спор сына с родителями явлением негативным: отцы и дети! Столкновение поколений!А я так не считаю, это был полезный разговор, в нем содержалось положительное начало, такой разговор закономерен, он должен, должен был возникнуть по тому или иному поводу.Мало сказать, что я знаком с Зарубиными, я знаю Сергея Петровича и Анну Григорьевну, они превосходные люди, умные, честные, отзывчивые, иначе они не смогли бы воспитать Юру таким, какой он есть.Прямолинейность Юры может производить неприятное впечатление, а кое-кто, возможно, назовет ее невоспитанностью. Но воспитанность — понятие условное. Когда-то воспитанностью называлось умение скрывать свои мысли и делать вид, что уважаешь людей, которых заведомо не уважаешь. Что поделать, если старшие Зарубины выросли в обществе, несвободном от ложных понятий. А Юре это не нужно. Ему не нужно притворяться, он хочет не уживаться, а жить с людьми, это разные вещи.Слишком много хорошего вложено в Юру его же родителями, школой, комсомолом, всем нашим обществом, чтобы требовать от него каких-то компромиссов. Для Юры благополучие душевное важнее благополучия материального, для него важнее слышать голос своей совести, чем внимать сентенциям о вреде табака, от кого бы они ни исходили.Будь самим собой!Только это я и могу пожелать Юре, и его счастье, что он живет в обществе, которое может позволить людям быть самими собой.А то, что он повздорил с родителями? Что ж, не всегда можно обойтись без этого, индивидуальности не только притираются друг к другу, но и сталкиваются.Зарубины — хорошие люди, и я не сомневался, что старые и молодые Зарубины в конце концов обретут взаимопонимание.Вскоре после разговора с родителями Юра вновь появился у меня.Он точно повзрослел, даже шаг его стал размашистее и тверже.— Советовались?— Советовался.— Можно? — Он придвинул стул и сел против меня с таким видом, точно пришел на урок. — Слушаю.Но я не торопился.— А как дома?— Смирились. Как и следовало ожидать. Пригрозил, что уйду в общежитие. Мама даже пришла ко мне ночью. Плакала. Жаловалась на сердце. Она на самом деле страдает стенокардией. Твердила о призвании ученого. «Когда-нибудь ты поймешь, пожалеешь». Но я не мог. Вы понимаете, я не мог сдаться…Я понимал. Впервые в жизни Юра вступил в борьбу за то, что называется идеалами. Мать твердила о призвании ученого, а сын, сам того отчетливо не сознавая, ощущал призвание быть человеком.— Где-то я промазал в своих поисках…Мне припомнилась ироническая улыбка в глазах моего друга.— Знаете, я посоветовался с одним человеком. Если иметь в виду технику раскрытия преступлений, сказал он, для начинающего ваш Юра действовал совсем не плохо. Но… все это на уровне Шерлока Холмса. Ваш подопечный начитался приключенческой литературы.Тут Юра сделал движение, желая меня прервать.— Знаю, знаю, — продолжал я. — Вы не поклонник детективов, но я передаю то, что услышал. Чем вызвано наше неуважение к детективным произведениям, как бы ни были они хороши? Тем, что их авторы недостаточно исследуют человеческие характеры. Холмс умен, образован, квалифицирован, но… не умеет проникать в тайны человеческой психики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21