Зара Деверо
Бархатистые прикосновения



Зара Деверо
Бархатистые прикосновения

Глава 1

– Летом мы собираемся отдохнуть на греческих островах. Откажись от этой работы и присоединяйся к нам!
Джереми скорчил плаксивую рожицу, как хитрый мальчуган, выклянчивающий уступку у строгой гувернантки. Возможно, это и подействовало бы на его однокурсниц и даже на кого-то из молоденьких преподавательниц, но Карен только снисходительно улыбнулась: она не собиралась выходить за рамки устоявшихся отношений. С этим симпатичным, но слабохарактерным юношей Карен объединяли чисто сексуальные утехи, а вздыхать ему вслед или мучиться ревностью она не желала.
Карен устроилась поудобнее на обитом плисом сиденье, и взглянула на своего спутника, уверенно работающего шестом. Плоскодонка плавно скользила по зеркальной глади реки, унося их в непродолжительное романтическое путешествие. Смотреть на широкоплечего белокурого парня с узкой талией, подтянутым животом и упругим задом Карен было приятно. Но это не обязывало ее влюбляться в него.
Она опустила руку в воду и спросила, прищурившись:
– Кого ты подразумеваешь под словом «мы»? Уж не Пита ли с полудюжиной таких же прихлебателей?
Джереми промолчал, притворившись, что не расслышал язвительного вопроса. Ответ ей был в общем-то и не нужен, да и ссориться с любовником напоследок не хотелось.
Вода в реке была восхитительно холодной, Карен принялась зачерпывать ее пригоршнями и с наслаждением освежать свою разгоряченную голову, чувствуя, что каштановые волосы готовы воспламениться от палящего солнца.
Годы учебы в университете промчались бурно и стремительно, насыщенные увлекательными занятиями, интересными знакомствами и развлечениями с горячими парнями. Но вот экзамены сданы, получены отличные оценки, и настало время возвращаться домой.
– У моих родителей вилла на Корфу, можно использовать ее как базовый лагерь, – сказал Джереми, погружая длинный шест в зеленую воду. Бриллиантовые капельки искрились, стекая в лодку.
Джереми прищурил светло-голубые глаза и похотливо посмотрел на Карен из-под густых ресниц. Он успел вспотеть, хотя они только начали свою прогулку. Карен заподозрила, что его тело пылает отчасти из-за того, что она промочила ситцевую юбку, забираясь в это неустойчивое суденышко, и ткань прилипла к ее голым ногам.
– Сами старики будут отдыхать в Майами, – добавил Джереми, вонзая шест в воду.
Улыбнувшись, Карен уставилась на его оттопыренную ширинку: молния на голубых джинсах готова была расстегнуться самостоятельно. Скосив глаза на темный треугольник у нее между бедрами, Джереми потерял равновесие и покачнулся.
– Стоять! – крикнула она и звонко захохотала, умиляясь тому, как он пыжится, пытаясь угодить ей.
На какие только ухищрения не шел Джереми Херст Пембертон, спортсмен, чемпион по гребле и душа студенческого городка, чтобы добиться благосклонности Карен. Он не обращал внимания на других женщин, посылал ей букеты цветов, бутылки шампанского, катал ее на своем шикарном спортивном «феррари», приглашал на уик-энд в шотландский замок отца.
От его знаков внимания веяло викторианской эпохой с ее тайными страстями, многозначительными намеками, строгими дамами-воспитательницами и краснеющими от стыда девицами. Карен быстро наскучили эти игры, и она решила его совратить. Грехопадение юноши произошло после званого ужина, устроенного одним из их университетских профессоров, супруга которого прославилась в академических кругах своим умением поддерживать светскую беседу. Улучив удобный момент, Карен увела юношу в спальню, стащила с него штаны, уложила на кровать и продемонстрировала, как ее нужно ублажать.
Поначалу Джереми ее разочаровал, хотя он и прослыл жеребцом среди однокурсников. Как выяснилось, он и понятия не имел, как следует возбуждать женщину. Не сделал успехов он на этом поприще и позже, так что ей приходилось напоминать ему, что ее не устраивает совокупление по кавалерийскому принципу: «Главное – быстрота и натиск!»
Лодка заплыла в укромный уголок под ветвями ивы. Джереми положил шест и, привязав плоскодонку канатом к дереву, подсел к Карен, чтобы без промедлений запустить пятерню ей под юбку, во влажную промежность, обтянутую крохотными трусиками, и проникнуть в расплавленную сердцевину ее женского естества. Но она сжала бедра, не готовая к такому грубому вторжению: пусть умерит свой пыл, довольно тискать ей груди и сжимать клитор, пора научиться исподволь возбуждать ее.
Сев, Карен вынула из волос бархатный обруч и, тряхнув гривой шелковистых волос, распустила их по спине и плечам.
Джереми закусил губу, залюбовавшись этой высокой и полногрудой языческой красавицей, словно бы сошедшей с полотна Россетти. Подобно экзотическому цветку, она никого не оставляла равнодушным и всегда привлекала к себе заинтересованные взоры – завистливые, осуждающие либо ненавидящие.
Джереми, многократно познавший эту непостижимую женщину плотски и испытавший погружение в опасный водоворот ее исступленных оргазмов, невольно проникался чувством, близким к религиозному трепету, всякий раз, когда смотрел в ее гипнотизирующие зеленые глаза, ощущал аромат ее кожи или подвергался изысканному сарказму, пытаясь состязаться с ней в интеллектуальном споре Карен поражала его живостью своего восприятия, глубиной познаний и уверенностью в себе. Жалости к поверженным она не испытывала.
Ему достаточно было пошевелить мизинцем, чтобы орда девиц завертелась перед ним, изнемогая от желания отдаться ему. Другие женщины тешили его мужское самолюбие, заставляли бешено пульсировать кровь, однако не пробуждали в нем настоящего ответного чувства, как Карен. Словно мощное зелье, она возбуждала в нем безрассудное желание приручить это неукротимое создание, доказать себе, что он способен им повелевать. Поражения не охлаждали его пыл, а понуждали вновь и вновь бросаться в бой и совершать подвиги.
Он выхватил из-под сиденья плед, ступил на берег и протянул Карен руку. Крона плакучей ивы изогнулась так, что образовала изумительный покров, а густая трава могла бы заменить персидский ковер. Джереми расстелил поверх нее шотландский плед. Карен с наслаждением опустилась на него и, закинув руки за голову, устремила взгляд в синее небо, просвечивающее сквозь листву.
Карен обожала лето и ненавидела дождливую осень и промозглую зиму – в ненастную пору она впадала в спячку и уныние. Сейчас же энергия сочилась из всех ее пор, рвалась наружу из кровяных сосудов, металась, словно ртуть, по нервам, воспламеняя чувственность.
Карен посмотрела на Джереми из-под густых темных ресниц: он прилег с ней рядом, подперев щеку рукой, словно бы размышляя, как ему лучше начать новый штурм. Наконец он наклонился и нежно поцеловал чувственным ртом ее шелковистую щеку. Неплохое начало! Она решила поощрить его и, порывисто обняв, поцеловала в губы Их пляшущие языки столкнулись и переплелись. Он зарычал и, навалившись на нее, прижался к ее отвердевшим соскам, готовым проткнуть ткань блузы. Ее обдало приятным теплом, лоно наполнилось соком, и воздух стал приторно-сладковатым от его аромата.
Возможно, Джереми и не был идеальным любовником, но полдень выдался настолько превосходный, что все вокруг казалось золотистым и пропитанным негой Ленивое биение волн о берег, шорох листьев, щебетание птиц и отзвуки голосов катающихся на лодках – все это таинственным образом переполняло ее вожделением, и она почувствовала сладкую тяжесть в промежности.
Если бы в этот момент Карен была одна, то она задрала бы юбку и, отодвинув трусики, стала бы играть с клитором – потирать его, поглаживать, пощипывать и подергивать, пока не довела бы себя до оргазма, столь упоительного, что ни одно соитие с мужчиной не могло бы с ним сравниться. Возможно, с женщиной все обстояло бы иначе, но она этого пока не знала, а только представляла себе успокоительные женские ласки во время мастурбации.
Она расслабилась и отдалась на волю Джереми. Он наклонился и стал сосать через ткань сосок. Наконец Карен заскрежетала зубами и, закрыв глаза, шумно задышала, остро ощущая бархатистые прикосновения его языка. Ее рука поглаживала бугор под его джинсами, ощупывала его набухший член под тканью, который слегка подрагивал, требуя, чтобы его немедленно освободили из темницы.
Осторожно, но уверенно Карен расстегнула металлическую пуговицу на талии Джереми, взялась за язычок молнии и медленно, словно бы дразня его, потянула вниз. Края ткани разошлись, я в проем вырвался, словно пружина, трепещущий упругий член Она сжала его в руке, наслаждаясь подрагиванием этою живого влажного существа, не подвластного своему хозяину и норовящего жить самостоятельной жизнью.
Он расстегнул ее блузку: под ней не было бюстгальтера, и прекрасные полные груди, изумительной формы, ослепительно белые, с отвердевшими сосками в ореоле голубеньких жилок, предстали его восхищенному взору.
Сжав одну из них правой рукой, Джереми наклонился и стал жадно сосать сосок, дразня его языком, потом уделил внимание и второму, столь же вкусному и восхитительно спелому. Карен одобрительно постанывала, млея от ласк и нарастающей боли в клиторе. Стремясь унять ее, она сжала бедра и сдавила чувствительный бугорок наружными половыми губами.
Угадав ее желание, Джереми просунул руку ей под трусы, погладил ладонью плоский живот и потянул трусы за резинку вниз. Карен помогла ему и, закончив начатое им, сама ногой отшвырнула трусики в сторону. Джереми сжал ладонью ее обнажившийся треугольник, поросший каштановыми курчавыми волосиками, и просунул палец в щель между ее набухшими и мокрыми срамными губами, где виднелся клитор. Он блестел, словно серебристо-розовая жемчужина, и трепетал от нетерпения.
Карен зажмурилась и, сжав пенис в руке, принялась двигать ею вниз-вверх, помня, однако, что ей не следует входить в раж, иначе Джереми утратит самообладание и засадит в нее свой дымящийся инструмент, не заботясь о том, чтобы удовлетворить ее. Через некоторое время она ослабила хватку и, замедлив темп движения руки, стала с замирающим сердцем ожидать признаков оргазма.
Джереми покусывал и пощипывал ее соски, неутомимо погружая палец все глубже в пахучий колодец. Время от времени он извлекал его оттуда и начинал массировать ее чувствительный бугорок в основании лобковой кости, постепенно подчиняя Карен ритму своих движений и все ближе подводя ее к той роковой грани, за которой неизбежно разверзлась бы бездна.
Волна за волной возбуждение накатывало на нее, подбрасывая ее все выше к небесам, пока наконец из ее груди не вырвался сладострастный хрип и она не зашептала, сжав член изо всей силы:
– Вот так! Еще, еще, еще! Не останавливайся, продолжай! Да! Да! Да!
Она чувствовала, что близка к вершине, что до пика осталось сделать только шаг. Горячий шквал обдал ее умопомрачительным наслаждением, и легкое покалывание пробежало у нее от пальчиков ног до головы. Ослепительное блаженство закрутило Карен в стремительном вращении, сопровождающемся чудесным жжением ее драгоценного и любимого клитора.
В следующий миг Джереми раздвинул коленом ей ноги, и его толстенный фаллос проник в ее жаркие, пульсирующие недра. Она ощутила пару мощнейших ударов по шейке матки и затем содрогание пениса. Обхватив Джереми ногами и руками, Карен забилась в конвульсии вместе с ним. Но едва накал их схватки остыл, как она выбралась из-под партнера и легла с ним рядом, прикрыв ладонью глаза.
Ощущение благости заполнило ее целиком, сладкие спазмы удовлетворения ослабли, сменившись чувством пресыщенности. Она стала четче воспринимать окружающий мир – слышать всплески волн, пение птиц, встревоженный крик шотландской куропатки, зовущей непослушных черных птенцов. Лето в Англии было в расцвете, и в Оксфорде это ощущалось особенно явственно.
Промежность и бедра Карен покрылись липким секретом, его характерный сладковатый запах смешался с резкими запахами Джереми, речных водорослей и ракушек. Все это пробудило в ее душе неожиданную тоску: ей надоело получать удовольствие исключительно от чистого секса и захотелось чего-то большего.
Поэзия, музыка, произведения великих художников несли в себе заряд какого-то иного, более глубокого, чувства. Слушая симфонию или оперу, Карен ловила себя на том, что на глаза у нее навертываются слезы, а к горлу подкатывает ком. Ни толики схожих ощущений она не испытывала во время половых сношений, хотя сексуальный опыт у нее был значительный.
Придирчивая и разборчивая в выборе партнеров, она тщательно обдумывала все качества своего очередного потенциального любовника, прежде чем отдаться ему. И все же ни одному из ее избранников не удалось затронуть струн ее души, хотя все они и насыщали ее лоно. Казалось, что на их пути в глубь ее подсознания кем-то установлена невидимая преграда. Кое-кто из мужчин даже называл ее холодной, но сказать так о ней было нельзя, и она это знала. Напротив, Карен была чересчур возбудимой и чувственной, и, возможно, именно это вынуждало ее сдерживать свои глубинные чувства. Слишком уж часто ей приходилось утешать подруг, чьи сердца разбили коварные мужчины, чтобы самой стать их жертвой.
Джереми положил голову ей на колени, она запустила пальцы в его кудри и залюбовалась причудливой игрой теней на его лице. Он нежно сжал ее запястье и, лизнув пальцы, тихо спросил:
– Ты поедешь с нами в Грецию? Она нахмурилась и отдернула руку: его легкое покусывание напоминало ласки породистого щенка.
– Нет, я же сказала! Меня ждет работа в Девоншире. Мне бы не хотелось ее терять.
– Почему ты торопишься начать работать? – спросил Джереми и, перекатившись на бок, подпер рукой голову, чтобы ему было удобнее разглядывать Карен.
– Нужно зарабатывать на жизнь, – отчетливо ответила она. – Не у всех же есть богатые родители!
– Твоих родителей бедняками не назовешь, – парировал он с легким раздражением в голосе, огорченный ее отказом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24