Каждый нерв в теле Бена устало ныл, измотанный душевным напряжением и физическим стрессом - он бессознательно старался помочь четверке, внутренне повторяя каждый их шаг, управляя их движением как бы телепатически. В глазах гудело от напряжения, мышцы лица застыли в гримасе озабоченности. Он нехотя похвалил Карла: когда водопад остался позади, тот стремительным и четким маршем повел группу вверх по девственной скале, мимо окошек Айгервандской станции, через длинную балку, забитую снегом и льдом, которая подвела их к мощному "бараньему лбу", выпирающему из Полоски скального грунта на границе Первого и Второго Ледников. Чтобы подняться на этот отвесный лоб, потребовалось два часа отчаянных усилий. После двух безуспешных попыток Карл снял с себя рюкзак и атаковал лоб с таким акробатическим самозабвением, что удостоился аплодисментов на террасе отеля, когда наконец, взобрался на вершину. Этой краткой овации он, разумеется, услышать не мог. При страховке сверху остальные смогли залезть на лоб с относительной легкостью.
Следуя своему дневному распорядку, шапка айгерских облаков опустилась и скрыла альпинистов из виду на два послеполуденных часа. За это время Бен разогнул свою согбенную за телескопом спину и пообщался с назойливыми репортерами - в основном посредством рыка и односложных ругательств. Те Айгерские Пташки, надежды которых на получение удовольствия от созерцания оказались обманутыми, гневно протестовали, но администрация стойко отказывалась вернуть деньги, поясняя с неожиданно пробудившимся христианским смирением, что они не властны над деяниями Господа.
Двигаясь быстро, чтобы успеть пройти как можно больше до наступления сумерек, штурмовая группа поднималась сквозь туман по ледяному ущелью, соединявшему Второй Ледник с Третьим. Когда облака поднялись, Бен увидел, что они начали разбивать лагерь, безопасный, но не очень удобный, - так, по крайней мере, казалось снизу - чуть левей Утюга и ниже Привала Смерти. Уверенный, что на сегодня восхождение закончилось, Бен позволил Себе прервать невидимую зрительную нить, соединяющую его с альпинистами. Он был доволен итогами первого дня. Они оставили под собой больше половины стены. Кое-кто в первый день забирался и повыше (более того, Вашак и Форстенлахнер поднялись по северной стене за один прием в течение восемнадцати часов при идеальных погодных условиях), но никому не удавалось добиться лучшего на нехоженом пути. Отсюда и выше они пойдут по классическому маршруту, и у Бена появилось побольше уверенности в возможном успехе - при условии, что сохранится погода.
Совершенно измочаленный и немного больной от кислого комка в желудке, Бен сложил ножки телескопа и устало двинулся к террасе. Он не ел с самого утра, хотя и подкрепился шестью бутылками немецкого пива. Oн не обращал внимания на Айгерских Пташек, которые все еще стояли, сгрудившись у телескопов. Но внимание Пташек постепенно отключалось от альпинистов, которые сегодня, похоже, ничем больше не рискуют, а стало быть, ничего завлекательного больше не покажут.
- Ну разве не прекрасно?! - захлебываясь от восторга, проговорила одна из старательно накрашенных пожилых женщин своему платному спутнику, который, во исполнение долга, сжал ей руку и направил свой итальянский профиль в указанном дамой направлении.
- Эти малюсенькие крупиночки облаков! - восторженно пела женщина. Все такие розовые и золотистые в закатных лучах солнца! Ах, они очень-очень милы!
Бен посмотрел вверх и замер. Рябь облаков, похожих на пахту, быстро тянулась с юго-востока. Фён.
С яростным упорством обрушившись на несклонную к сотрудничеству швейцарскую телефонную службу, парализованный незнанием немецкого, Бен все-таки умудрился дозвониться до метеорологического центра. Он узнал, что фен вышел на Бернский Оберланд внезапно. Он продержится всю ночь, обрушит яростные бури на склоны Айгера, и под жутким прессом теплого воздуха растопится огромное количество снега и льда. Однако Бена заверили, что к полудню фен будет вытеснен устойчивым антициклоном, надвигающимся с севера. При этом вместе с антициклоном ожидается рекордное похолодание.
Бен положил трубку на рычаг и, ничего не видя перед собой, уставился на записи, сделанные для памяти на стене телефонной кабины.
Буря и таяние, а потом рекордный холод. Вся стена превратится в сплошной каток. Подъем будет невозможен. Спуск - крайне затруднителен, а если Траверс Хинтерштоссера будет забит льдом, также невозможен. Он подумал, знают ли альпинисты в своем утлом лагере, что приготовила для них айгерская погодка.
Два крошечных выступа в скале, обнаруженные ими, были не очень-то хороши для ночевки, но выше они решили не подниматься - до темноты оставалось полчаса и не хотелось рисковать остаться ночью вообще без убежища. Они устроились в том же порядке, в каком шли: Карл с Джонатаном заняли верхний выступ, а Андерль и Жан-Поль устроились на нижнем, который был чуточку пошире. Сколов снег ледорубами и вбив целую систему крючьев для развески снаряжения и самих себя, они устроились настолько уютно, насколько позволяла скаредная в этом отношении стена. К тому времени, как лагерь был разбит, первые, самые смелые звезды уже прорезали темнеющее небо. Ночь опускалась быстро - и небо усеялось яркими, холодными, равнодушными звездами. С северного склона, где находилась группа, ничто не предвещало фен, который несся на них с юго-востока.
Придав складной плитке относительную устойчивость, - точнее сказать, воткнув ее между собой и Жан-Полем, - Андерль чашку за чашкой варил тепловатый чай - вода закипала, не успев как следует нагреться. Все расположились достаточно близко друг от друга, и чашки можно было передавать из рук в руки. Они пили и молча блаженствовали. Хотя каждый и заставил себя проглотить несколько кусочков твердой пищи, клейкой и безвкусной в обезвоженных ртах, именно чай спасал от холода и утолял жажду. Плитка работала целый час, время от времени альпинисты чередовали чай с чашечкой-другой бульона.
Джонатан забрался в свой мешок на гагачьем пуху и обнаружил, что если он сейчас сможет заставить себя расслабиться, то тем самым сможет и сдержать лязг зубов. За исключением того времени, когда он действительно активно шел в гору, холод, который все они испытали после купания в ледяной воде, заставлял его постоянно дрожать, и на это впустую тратилась энергия и истощались нервы. Выступ был таким узким, что ему пришлось сесть верхом на рюкзак, чтобы, не прикладывая постоянных усилий, держаться на скале - да и то его положение было почти вертикальным. Он привязался к крюкам, вбитым позади, двумя отдельными веревками на тот случай, если Карл попытается перерезать веревку, пока он дремлет. Хотя Джонатан и предпринял эту разумную меру предосторожности, он считал себя в относительной безопасности. Те, кто были внизу, не могли легко добраться до него, а то, что он находился прямо над ними, означало, что если Карл сбросит его или обрежет обе веревки, он, падая, увлечет за собой двух остальных, а он сомневался, что Карл так уж хочет остаться на стене в одиночестве.
Если не считать собственной безопасности, больше всего Джонатана беспокоил Жан-Поль, предпринявший самые минимальные усилия для обустройства. Теперь он болтался, всем весом налегая на удерживающие его крючья, смотрел вниз, в темную долину, и с бессмысленным видом принимал протягиваемые ему чашки чая. Джонатан понял, что тут что-то весьма не так.
Веревка, которая соединяет двух людей на горе, - это нечто большее, чем вспомогательное средство, сделанное из нейлона. Это нечто органическое, передающее тончайшие сигналы о намерениях и самочувствии от одного человека к другому; это еще один орган осязания, психологическая нить, провод, по которому текут токи бессловесного общения. Рядом с собой Джонатан ощущал энергию и яростную решимость Карла, а снизу - бесцельные порывистые движения Жан-Поля - странные всплески маниакальной силы, чередующиеся с каким-то почти бессознательным ворочанием, передающим неуверенность и замешательство.
Когда наступление ночи, совпав с прекращением их физической активности, придало холоду особую пронизывающую силу, Андерль вывел Жан-Поля из прострации и помог ему забраться в спальный мешок. По заботливости, проявленной Андерлем, Джонатан понял, что и австриец тоже через веревку, соединяющую их нервные системы, почувствовал в Жан-Поле какую-то ненормальную рассредоточенность.
Джонатан нарушил тишину, крикнув вниз:
- Как дела, Жан-Поль?
Жан-Поль развернулся в своей подвесной системе и посмотрел вверх с оптимистической улыбкой. Кровь текла у него изо рта, сочилась из ушей, зрачки глаз сужены. Сильная контузия.
- Я чувствую себя прекрасно, Джонатан. Но вот что странно. Я ничего не помню, после того как камень сбил меня с опоры. Наверное, это было целое событие. Жаль, что я его проспал!
Карл и Джонатан переглянулись. Карл собирался что-то сказать, но его перебил Андерль:
- Смотрите! Звезды!
Клочья облаков стремительно пробегали между людьми и звездами, попеременно то закрывая, то открывая свет каждой звезды причудливыми волнообразными движениями. Потом все звезды внезапно исчезли.
Жуть этого эффекта усиливалась еще и тем, что на склоне не было ветра. Впервые на памяти Джонатана воздух на Айгере был неподвижен. И, что было самым зловещим, воздух был теплым.
Никто не нарушил полную тишину. Густая вязкость ночного воздуха напомнила Джонатану тайфуны в Южно-Китайском море.
Затем, сначала тихо, но все увеличиваясь в объеме, появилось гудение, похожее на звук большой динамо-машины. Казалось, гудение исходило из недр самой горы. В воздухе разнесся горьковато-сладкий запах озона. Вдруг Джонатан обнаружил, что как завороженный смотрит на клюв своего ледоруба, который лежал всего в двух футах от него. Клюв был окружен зеленоватым нимбом огней святого Эльма. Они мерцали и пульсировали, а потом, с трескучей вспышкой, ушли в скалу.
Верный до конца, тевтонской склонности подчеркивать очевидное, Карл сложил губы в слово "фен" - и в этот самый момент первый разряд грома, от которого содрогнулась вся скала, заглушил звук этого слова.
АЙГЕР, 12 ИЮЛЯ
Бен вынырнул из беспокойной дремы, как утопающий на поверхность. Отдаленный рев лавины слил воедино его бессвязный сон и ярко освещенный, какой-то нереальный вестибюль отеля. Он моргнул и посмотрел по сторонам, стараясь сориентироваться в пространстве и времени. Три часа утра. В креслах, развалившись, как брошенные манекены с вывернутыми шарнирами, спали два помятых репортера. Ночной портье переписывал данные из списка на карточки. Движения его были сонными и автоматическими. Скрип пера разносился по всему помещению. Поднимаясь с кресла, Бен с трудом отлепил ягодицы и спину от пластикового покрытия. В вестибюле было довольно прохладно - это от снов его пот прошиб.
Он потянулся, разгибая затекшую спину. Вдалеке гремел гром, и шум его усиливался шипением сходящих снегов. Бен пересек вестибюль и заглянул на пустынную террасу, безжизненную в косом свете из окна, как декорации, выставленные за кулисы. В долине больше не шел дождь - вся буря сосредоточилась в вогнутом амфитеатре Айгерванда. И даже там она постепенно теряла силу - ее вытеснял холодный антициклон с севера. К рассвету станет совсем ясно, и склон будет полностью виден. Другое дело, будет ли на нем что видеть.
С лязгом раскрылись двери лифта. Звук был необычайно громким, поскольку не был приглушен обступающими со всех сторон звуками дня. Бен обернулся и увидел, что к нему идет Анна, собранная, элегантная. Ее выдавала только косметика, наложенная не менее тридцати часов назад.
Она встала рядом с ним и поглядела в окно. Они не поздоровались.
- Похоже, немного разъясняется, - сказала она.
- Да. - Бену говорить не хотелось.
- Я только что услышала, что с Жан-Полем произошел несчастный случай.
- Только что услышали?
Она повернулась и заговорила с необъяснимой силой и яростью.
- Да, только что услышала. От молодого человека, с которым я спала. Это вас шокирует? - Она была зла на саму себя и таким образом себя наказывала.
Бен продолжал неотрывно всматриваться в ночь.
- Мне, дамочка, все равно, с кем вы трахаетесь.
Она опустила ресницы и вздохнула усталым прерывистым вздохом.
- Жан-Поль сильно пострадал?
Бен неумышленно запнулся на полсекунды:
- Нет.
Анна внимательно посмотрела в его широкое морщинистое лицо.
- Вы, разумеется, лжете.
С горы донесся еще один, более отдаленный, раскат грома. Бен хлопнул себя по затылку и отвернулся от окна. Он пошел через вестибюль. Анна направилась следом за ним.
Бен попросил портье раздобыть ему пару бутылочек пива. Портье рассыпался в извинениях, но в такой час строгие печатные инструкции не оставляли никакой возможности удовлетворить эту просьбу.
- У меня в комнате есть коньяк, - предложила Анна.
- Нет, спасибо. - Бен многозначительно посмотрел на нее и повел головой. - Впрочем, ладно. Отлично.
В лифте она сказала:
- Когда я сказала, что вы лжете, вы ничего не ответили. Это значит, что Жан-Поль сильно разбился.
Усталость от долгой вахты пропитывала: все тело Бена.
- Не знаю, - признался он. - После падения он двигался как-то странно. Не похоже, чтобы что-то сломал, но... странно. Я чувствую, что он не в порядке.
Анна раскрыла дверь своего номера, вошла и включила свет. Бен немного постоял, прежде чем войти.
- Заходите, мистер Боумен. Что же вы встали? - Она сухо усмехнулась. А, понятно. Вы, должно быть, ожидали увидеть того молодого человека, о котором я упоминала?
Она налила щедрую порцию коньяка и подошла к нему со стаканом.
- Нет, мистер Боумен. В постели, которую я делю с мужем, - никогда!
- Интересные границы вы себе ставите. Спасибо. - Он залпом выпил.
- Я люблю Жан-Поля.
- Угу.
- Я же не сказала, что я ему физически верна, я сказала, что люблю его. У некоторых женщин потребности превышают возможности их мужей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40