Джонатан пинком отшвырнул собачонку, но та приняла этот жест за проявление девичьей скромности и возобновила атаку.
- Педик, оставь доктора Хэмлока в покое. Извини, Джонатан, Педик так и не научился отличать гетеросексуалов, а подождать приглашения у него терпения не хватает.
Джонатан и не взглянув узнал густой и сладкий, как шоколад, баритон Майлза Меллафа.
АРИЗОНА, 27 ИЮНЯ
Джонатан смотрел, как холеные руки с идеально наманикюренными пальцами, обрамленные кружевными манжетами, опустились и подняли шпица. Следуя взглядом за собачонкой, Джонатан посмотрел еще выше, на лицо Майлза, загорелое и красивое, как всегда. Большие голубые глаза с поволокой лениво смотрели из-под длинных черных ресниц, а широкий лоб без единой складки венчала аккуратно уложенная копна мягких волнистых волос, откинутых на обе стороны с той внешней небрежностью, которая составляла предмет гордости парикмахера Майлза. Собачонка приложилась к щеке хозяина, и тот принял этот знак внимания, не сводя глаз с Джонатана.
- Как же ты жил все это время, Джонатан? - В глазах стояла легкая ироничная усмешка, но в них же видна была готовность в любой момент распознать готовящийся удар и стремительно его парировать.
- Майлз.
Это было не приветствие. Это было утверждение. Джонатан положил открытку Черри в карман и подождал, что Майлз предпримет дальше.
- Давненько же мы не виделись! - Майлз потупил взор и покачал головой. - Давненько. Подумать только, в последний раз мы виделись в Арле. Мы тогда только что закончили это дельце в Испании - ты, я и Анри.
При упоминании Анри Бака глаза Джонатана вспыхнули.
- Нет, Джонатан. - Майлз положил руку на рукав Джонатана. - Не подумай, что я обмолвился. Я хочу поговорить именно об Анри. У тебя есть минутка?
Почувствовав, что у Джонатана напряглись мускулы, Майлз потрепал его по руке и отдернул ладонь.
- Тут возможно только одно объяснение, Майлз. Ты неизлечимо болен, а покончить с собой у тебя пороху не хватает.
Майлз улыбнулся.
- Прекрасно сказано, Джонатан. Только совсем неверно. Выпьем?
- Давай.
Взоры всех юных дам устремились за Майлзом, шедшим впереди Джонатана по дорожкам через горбатый мостик к уединенному столику. Его невероятно красивая внешность, сила и грация его балетной походки и с безукоризненным вкусом подобранный костюм прямо-таки обрекали его на успех среди женщин, но он медленно проплывал меж ними, одаряя их своей лучезарной улыбкой, и искренне сожалея, что для них он принципиально бесполезен.
Едва они уселись, Майлз спустил с рук шпица, который весь вибрировал от напряжения, пока когти его не заскребли по камню, а тогда он завертелся как безумный и пулей устремился к бассейну, где его, скулящего, отловили три барышни в бикини, которые не скрывали своего восторга, заполучив такое "антре" к мужчине, красивее которого им в жизни не доводилось видеть. Одна из них подошла к столику, держа на руках трясущуюся и царапающуюся собачонку.
Майлз устремил свой томный взор на ее грудь, и она нервно хихикнула.
- Как его зовут? - спросила она.
- Педик, милочка.
- Какая прелесть! А почему Педик?
- А потому что он такой ранимый!
Она не поняла и поэтому повторила:
- Какая прелесть!
Майлз поманил девицу к себе и, положив руку ей на ягодицу, сказал:
- Милочка, не окажете ли вы мне огромную любезность?
Она хихикнула от неожиданного прикосновения, но не отдернулась.
- Конечно. Буду рада.
- Возьмите Педика и пойдите поиграйте с ним ненадолго.
- Да, - сказала она. Потом прибавила: - Спасибо большое.
- Вот и умничка. - Он потрепал ее по попке, показывая тем самым, что разговор окончен. Девушка ушла с площадки. Вслед за ней ушли и подруги, сгорая от нетерпения - что же там было?
- Прелестные штучки, а, Джонатан? И не вовсе уж бесполезные. Мед привлекает пчелок.
- И трутней тоже, - добавил Джонатан. У стола встал молодой официант-индеец.
- Двойной "Лафрейг" моему другу, а мне - бренди "Александр", - заказал Майлз, со значением глядя в глаза официанту.
Майлз продолжал смотреть вслед официанту, пока тот шел по дорожке над искусственными ручейками журчащей воды.
- Симпатичный мальчик.
Потом Майлз переключил внимание на Джонатана, соединив ладони, прижав указательные пальцы к губам, а большие - под подбородок. Его недвижные глаза мягко и холодно улыбались над кончиками пальцев, и Джонатан напомнил себе, как опасен может быть этот безжалостный человек, невзирая на внешний облик. С минуту оба молчали. Затем Майлз нарушил тишину звучным смехом.
- Эх, Джонатан! Тебя в молчанку никто не переиграет. Не надо мне было и пробовать, если подумать. Насчет "Лафрейга" я правильно вспомнил?
- Да.
- Ого, целый слог! Как любезно.
Джонатан полагал, что Майлз, когда понадобится, перейдет к делу, и не имел намерения помогать ему в этом. Пока не подали напитки, Майлз разглядывал мужчин и женщин около бассейна. Он сидел развалясь, в костюме из черного бархата, с высоким стоячим льняным воротником и широким ниспадающим бархатным галстуком, обутый в изящные и дорогие итальянские полуботинки. Очевидно, дела его шли прекрасно. Ходили слухи, что, уйдя из ЦИРа, Майлз пристроился в Сан-Франциско, где занимался всевозможной торговлей, по преимуществу, наркотиками.
Сколько-нибудь существенно Майлз не изменился. Высокий, в прекрасной физической форме, он столь безупречно подавал свой бескомпромиссный гомосексуализм, что простые люди никаких отклонений не замечали, а люди светские ничего не имели против. Как всегда, женщин влекло к нему целыми стаями, и с ними он вел себя столь же добродушно-снисходительно, как блистательная тетушка из Парижа, приехавшая погостить к родственникам в Небраску. Джонатан видел Майлза в самых напряженных ситуациях, когда они оба работали на ЦИР, но ни разу не замечал, чтобы у того из прически выбился хоть один волосок или примялась манжета. Анри нередко говорил, что по части хладнокровия и физической смелости он не знает равного Майлзу.
Ни Джонатан, ни Анри ничего против сексуальных особенностей своего товарища не имели - более того, они при случае и сами "употребляли" кое-кого из того роя женщин, которых Майлз притягивал, но порадовать ничем не мог. Для ЦИРа отклонение Майлза было одним из самых больших его профессиональных плюсов: оно открывало ему доступ к таким людям и таким источникам, которые были просто недоступны агенту с гетеросексуальными наклонностями, и к тому же раскрывало перед ними широкие возможности для шантажа некоторых высокопоставленных американских политиков.
Когда официант поставил напитки на стол, Майлз обратился к нему:
- Вы очень привлекательный молодой человек. И это дар Божий, за который Вы должны быть ему благодарны. Я надеюсь, что вы благодарны. А теперь бегите и займитесь вашими прямыми обязанностями.
Официант улыбнулся и отошел. Как только он оказался вне пределов слышимости, Майлз со вздохом сказал:
- Ну этот, по-моему, готов. А по-твоему?
- Если успеешь.
Майлз засмеялся и поднял бокал.
- Будь здоров! - Он задумчиво пригубил пенную смесь. - Знаешь, Джонатан, у нас с тобой одинаковый подход к любви или, если тебе так больше нравится, к гребле. Мы оба определили, что небрежно-высокомерный и деловой подход действует куда лучше, чем всякие романтические грезы и бредни, на каковую наживку ловят свою мелкую рыбешку те, кто поплоше нас с тобой. В конце концов, все хотят, чтобы с ними трахнулись. Им лишь нужно, чтобы их оберегали от чувства вины, что и дается, когда им кажется, что их взяли врасплох. И им очень приятно, когда путь к греху устлан хорошими манерами. Ты не согласен?
- Тебя, надо полагать, оберегают?
- Естественно.
- Где он?
- Позади тебя. У стойки.
Джонатан повернулся и пробежал вдоль стойки глазами. И лишь на дальнем конце он увидел блондинистую гориллу весом, должно быть, фунтов в двести двадцать. Джонатан решил, что этому типу лет сорок пять, несмотря на красноватый загар, явно полученный под лампой, и длинные выгоревшие волосы, падающие на воротник. Это был типичный бывший борец или спасатель из тех, которых Майлз таскал с собой, отчасти как телохранителей, отчасти как любовников, если не подворачивалось ничего получше.
- И это вся твоя охрана? - спросил Джонатан, возвращаясь к виски.
- Девейн очень силен, Джонатан. Он был чемпионом мира.
- Все они были чемпионами мира.
- Если Девейн действует тебе на нервы, я его отошлю.
- Он на меня не производит особо угрожающего впечатления.
- На это не надейся. Ему очень хорошо платят, ион мне полностью предан. - Майлз показал свои великолепные зубы в кинематографической улыбке и при этом водил остатками льда по кругу, по стенкам бокала, соломинкой. Потом он неуверенно, словно приноравливаясь, начал: - Тебя, наверное, удивляет, что я искал тебя и нашел, а не стал дожидаться, пока в один прекрасный день ты ко мне не подойдешь поближе и не избавишь от бремени существования.
- Твой подбор слов дает ответ на все вопросы, которые могли бы у меня возникнуть.
- Да, я устал чувствовать холод под ложечкой всякий раз, как завижу кого-нибудь, похожего на тебя. - Он улыбнулся. - Ты не представляешь себе, как губительно это сказывается на моей хваленой выдержке.
- Скоро все кончится.
- Так или иначе. И я думаю, что у меня хорошие шансы на сделку.
- И не подумаю.
- Даже не любопытно?
- Только в одном смысле. Как ты узнал, что я здесь?
- Помнишь, мы еще говаривали: цировские тайны отличаются от общеизвестного лишь тем, что общеизвестное...
- ...узнать трудней. Да, помню.
Майлз остановил на Джонатане взгляд своих больших ласковых глаз.
- Знаешь, я ведь на самом деле не убивал Анри.
- Но ты подстроил ему ловушку. Ты был его другом, и ты его продал.
- Но я непосредственно его не убивал.
- Возможно, и я тебя не убью - непосредственно.
- Лучше быть мертвым, чем таким, как Грек, которого ты опоил дурманом.
Джонатан улыбнулся с тем вкрадчиво-беззлобным видом, который всегда принимал перед схваткой.
- Я ведь непосредственно и дурмана не готовил. Заплатил за эту работу другому.
Майлз вздохнул и опустил глаза, прикрыв их длинными ресницами.
Потом он поднял взгляд и попробовал новый подход:
- А ты знаешь, что Анри был двойным агентом?
На самом деле, Джонатан узнал об этом спустя несколько месяцев после гибели Анри. Но это не имело никакого значения.
- Он был твоим другом. И моим.
- Опомнись, Джонатан. Это же был только вопрос времени: обе стороны хотели, чтобы его не стало.
- Ты был его другом.
Майлз заговорил раздраженно:
- Надеюсь, ты поймешь, если я сочту эти твои вечные рассуждения на темы морали чересчур безапелляционными для наемного убийцы?
- Он умер у меня на руках.
Майлз мгновенно смягчился.
- Я знаю. И мне искренне жаль.
- Ты помнишь, как он всегда шутил, что умрет с хорошей хохмой под занавес? В последнюю минуту он так и не придумал ничего стоящего и умер, чувствуя себя идиотом. - Джонатан явно начинал терять самообладание.
- Извини, Джонатан.
- Чудесно! Тебе очень жаль? Ты просишь извинения? Ну в таком случае, разумеется, все в полном порядке!
- Я сделал все, что мог. Я устроил Мари и детям небольшую ренту. А ты - что сделал ты? В первую же ночь вставил ей свой болт!
Рука Джонатана мелькнула над столом, и Майлза вместе с креслом развернуло в сторону от сильнейшей пощечины, нанесенной тыльной стороной ладони. И тут же блондинистый борец немедленно соскочил с табуретки бара и устремился к их столику. Майлз с ненавистью посмотрел на Джонатана глазами, полными слез, а потом, с трудом овладев собой, поднял руку, и борец замер на месте. Майлз печально улыбнулся Джонатану и кончиками пальцев отослал телохранителя назад. Экс-чемпион мира, обозленный, что его лишили добычи, с секунду гневно попыхтел, но вернулся к стойке.
В этот момент Джонатан понял, что в первую очередь ему придется поубавить прыти у телохранителя.
- Я, должно быть, сам виноват, Джонатан. Мне не следовало тебя провоцировать. Насколько я понимаю, щека у меня красная и не очень привлекательная на вид?
Джонатан сердился сам на себя, что позволил Майлзу подначить себя на преждевременные действия. Он допил "Лафрейг" и махнул официанту.
Пока официант не отошел от стола, ни Джонатан, ни Майлз не проронили ни слова. И не взглянули друг на друга, пока адреналин не снизился до нормального уровня. Майлз даже отвернулся, не желая, чтобы индеец-официант видел его пунцовую щеку.
Затем он кроткой улыбкой показал Джонатану, что прощает его. Он не вытер слезы с глаз, полагая, что они усилят его аргументацию.
- В знак примирения я дам тебе кой-какие сведения.
Джонатан не отреагировал.
- Человек, который вел со мной денежные расчеты по поводу смерти Анри - это Клемент Поуп, драконовский мальчик на побегушках.
- Сведения, конечно, полезные.
- Джонатан, скажи... А если бы Анри меня продал?
- Он никогда не поступил бы так с другом.
- Но если бы? Ты бы и его преследовал, как меня?
- Да.
Майлз кивнул.
- Так я и думал. - Он устало улыбнулся. - И это сильно портит мне дело. И все же я не собираюсь дать себя убить, принести себя в жертву твоему извращенному поклонению великим традициям дружбы. Ни рай, ни переселение душ меня не привлекают. Первое скучно, второе нежелательно. Поэтому я чувствую себя обязанным защитить свою быстротечную жизнь всеми имеющимися у меня средствами. Даже если для этого придется убить тебя, мой милый Джонатан.
- А что еще тебе остается?
- Вряд ли я пришел бы на торжище, не имея никакого товара.
На площадке появился Биг-Бен. Со своей обычной широкой улыбкой он направился было к Джонатану, но тут увидел Майлза и, переменив решение, уселся за стойку бара, уставившись на борца с заметным отвращением.
- Ты мог бы, по крайней мере, уделить мне внимание, Джонатан.
- Пришел мой друг.
- А он сознает, какую цену ему, возможно, придется заплатить за привилегию быть твоим другом?
- Мы попусту теряем время, Майлз.
На устах Джонатана вновь появилась ласковая боевая улыбка.
- Когда я ушел из ЦИРа, Джонатан, я занялся бизнесом в Сан-Франциско.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40