– Вы скоро и сами все поймете. Но сначала расскажи мне о себе. Ты – Зелани, но что это означает в Огндариене? И почему ты не замужем за Брофи?
– Мы любим друг друга, но не женаты.
– Зелани – путь чувственности. Ты можешь передавать свою силу тому, кого любишь. – Селинор кивнул. – Вот почему Брофи сияет, как отшлифованный алмаз?
– Брофи сияет всегда.
– Да, да. Женщине вовсе не обязательно обладать магией Эффтена, чтобы осчастливить мужчину. – Он мотнул головой, отбрасывая со лба волосы. Шара искоса взглянула на брата Зимы. Больше всего ее удивило, что он чисто выбрит. Учитывая обстоятельства, она скорее ожидала бы встретить заросшего, бородатого безумца. Селинор нахмурился. – Я чувствую в тебе магию, но меня от нее не тошнит. – Взгляд его переместился на подвеску. – Ты не сестра, но носишь Камень?
– Его дала мне Беландра. На время.
– Понятно. Такой же у Брофи?
– Да.
– Теперь ясно. Это не я вас нашел, а вы меня.
– Наверное.
Некоторое время он пристально и молча смотрел ей в глаза.
Шара предпочла бы другой способ общения, но Селинор, похоже, не замечал ее смущения.
– Сестричка Бридеона всегда отличалась упрямством. Это она послала вас на север?
– Нет, так решил Брофи.
– Понятно. – И снова молчание. Он смотрел на нее так, словно задавал какие-то неслышные вопросы и получал такие же неслышные ответы. – В тебе нет порчи.
– Порчи? Как у тех существ, что вышли из моря?
– Вы их видели?
– Да. Я почувствовала их приближение еще до того, как они напали на солдат на берегу.
– Вам повезло, что им было кем заняться. Несчастные создания пропитаны злобой и ненавистью. Они противны жизни. Когда ты их видела, тебя не тошнило?
– Тошнило.
Он кивнул.
– Так и должно быть. Люди восприимчивые реагируют на них острее, чем другие. Это все оставил нам Эффтен. – Селинор сделал широкий жест рукой. – Зло, что ты чувствуешь в этом месте, всего лишь малая доля творения магов Эффтена.
– И это все из-за наследия?
Брат Зимы ответил не сразу. Шара не могла проникнуть в его мысли – Камень защищал Селинора, как защищал Беландру, Креллиса и других сестер.
– Да. Из-за наследия. Давно не слышал, чтобы ее так называли. Беландра сказала, что мы оберегаем?
– Только то, что это некое оружие огромной разрушительной силы.
– Верно. – Он вздохнул. – Ладно. Об этом потом. Расскажи мне об Огндариене. Как город? Как моя семья? Расскажи о моей семье.
– Ваша младшая сестра все еще заседает в Совете.
– И все такая же серьезная? Клянусь Переменами Года, мне так ни разу и не удалось ее рассмешить.
– Валлия не изменилась. Ученики шутят, что кончиком ее носа можно резать стекло.
Он рассмеялся.
– Да, всегда была такой. И наверняка одна, без мужчины.
– Я, по крайней мере, ничего такого не слышала. Хелена здорова, хотя и очень грустит. Все еще ждет, что вы вернетесь. Верит, что вы живы, хотя многие в Огндариене считают братьев погибшими.
– Да. – Селинор вздохнул и закрыл глаза. – Как бы я хотел вернуться.– Он снова посмотрел на Шару. – Расскажи мне о сыне.
– Ваши старшие отправились на поиски. На север. Они…
– Я знаю. Мои старшие мальчики погибли, защищая дитя. Расскажи мне о младшем. О Селидоне.
Шара облизала губы. Помедлила. И Селинор понял. Увидел правду в ее глазах. Опустил голову.
– Надо бы привыкнуть, а вот… – В глазах блеснули слезы. Он моргнул. – Ах, Шара… Но ты принесла надежду. Пусть даже недолгую… мимолетную. Увидеть вас двоих, таких молодых, ярких, счастливых… Ты не представляешь, какое это облегчение. – Он протянул руку, дотронулся до ее щеки. – Расскажи, как… как умер Селидон.
– Селидон принял испытание. – Шара запнулась, почувствовав боль брата Зимы. – Беландра считает, что его предал Креллис.
– Вот оно что.
– Вы знаете о Креллисе?
– Я знаю о нем.
– Беландра думает, что в смерти Селидона виноват он.
– Нет. Поверить в виновность Креллиса легко, но все решила слабость самого Селидона. Не важно, кто рядом с тобой на испытании, друзья или враги. Жить или умереть – зависит только от силы твоей воли. – Он снова закрыл глаза. – Испытание Камнем каждый проходит в одиночку.
Шара взяла брата Зимы за руку и попыталась забрать его боль. Селинор поднял голову. Зеленые глаза блеснули.
– Спасибо. Не знаю, что ты делаешь, но это помогает. Магия Зелани?
– Да.
– Ты ведь не из детей Перемен Года?
– Я из Фарадана, но теперь мое сердце принадлежит Огндариену.
– Понимаю. Такое со многими случается. Огндариен – особенный город, он пленил не одно сердце.
Ей не хотелось об этом говорить, но слова выскочили сами собой.
– Огндариен в осаде. Мы пришли на север за помощью.
– На чью помощь вы рассчитываете?
– Империи.
Селинор поднял брови. Настроение его моментально переменилось.
– С какой стати Огоггим будет помогать Свободному городу?
– Им нужно то, что вы бережете. Император считает, что мы можем привести его к тайнам Эффтена.
– Вот как. И вы пришли сюда, чтобы убедить меня пойти на сделку с императором?
Шара кивнула.
– Да. Без союза с Огоггимом Огндариену не продержаться. Против нас Фарадан и Физендрия.
– Понятно, – невесело протянул он.
– Я знакома с их посланником, отцом Льюлемом. Хороший человек. Если бы вы поговорили с ним, возможно, нам удалось бы заключить союз.
– Вы надеялись, что мы доверим Огоггиму хранение наследия Эффтена? Променяем его на помощь Огндариену?
Она кивнула.
Селинор помолчал, потом качнулся вперед, поднялся и протянул руку.
– Идем. Почему бы тебе самой не взглянуть на наследие? А потом скажешь, отдавать ли его империи даже ради спасения Огндариена.
Они поднялись чуть выше по склону, и Селинор остановился перед входом в пещеру.
– Там костер, – сказал он, указывая на завал из камней. Чтобы пробраться в пещеру, надо было встать на четвереньки.
Шара неуверенно посмотрела на брата Зимы.
– А что еще?
– То, что вы ищете.
Не говоря больше ни слова, он повернулся и зашагал прочь. Девушка пригнулась и попыталась заглянуть в пещеру. Темно. Внутри как будто заворочалось что-то тяжелое. Пришлось зажмуриться и отвернуться. Под каменными сводами скрывалось что-то мерзкое, отвратительное и ужасное. Это что-то уже гудело в крови, проникало в кости, подгоняло сердце. Потом из темноты донеслись слабые тренькающие звуки, напоминавшие мелодию из давно ушедшего детства. Мелодию, под которую мать укладывала ее спать.
Если ключ к спасению Огндариена там, она должна войти туда и сама все увидеть. Сглотнув кислую желчь, Шара опустилась на четвереньки и вползла в пещеру. Лаз быстро расширился, и она без труда добралась до горевшего у задней стены подземелья небольшого костра.
Сидевшая на камне смуглая темноволосая девушка в лохмотьях безостановочно крутила ручку небольшой серебряной шкатулки, которая лежала у нее на коленях.
Заслышав шаги – коридор расширился настолько, что Шара уже смогла встать, – девушка повернулась и, прищурившись, уставилась в темноту. Потом подняла свободную руку, помахала ею перед гостьей, словно хотела убедиться, что Шара не призрак, и выжала из себя улыбку.
– Ты пришла, – произнесла эта сморщенная, иссохшая хозяйка шкатулки тихим, дрожащим голосом. – Слава ветрам, небу и вечным равнинам.
Шара вступила в круг света. Ей хотелось повернуться и бежать. Бежать как можно дальше от проклятого места, но что-то более сильное, чем отвращение и страх, влекло ее к костру.
Рядом с девушкой лежал на каменном полу ребенок, по виду не старше года, с бледной кожей и розовыми губками. Девочка спала, но зрачки за тонкими, полупрозрачными веками отчаянно метались.
– Что, не такая, как ты думала? – спросила девушка, не переставая крутить ручку.
– Это она? Наследие? Она же всего лишь ребенок. Она такая…
– Нет. – Незнакомка покачала головой. – Ты не знаешь. Она – ужасная. Она – зло. Ты даже представить не можешь, какое она зло.
Шара присмотрелась к спящей девочке. Слабенькая грудь поднималась и опускалась вместе с дыханием. И эта малютка – источник того тошнотворного чувства, с которым она, Шара, боролась с того самого момента, как ступила на остров?
Она отвела взгляд от ребенка и опустилась на землю рядом с незнакомкой. У той было лицо четырнадцатилетней девочки, но в напряженных глазах затаилась нечеловеческая усталость и неизбывная печаль. Спина горбилась, как у старухи. Плечи провисли вперед. Казалось, подуй ветер, и бедняжка могла бы улететь, как осенний листок.
А вот серебряная музыкальная шкатулка сияла как новенькая. Каждая деталь ее выдавала искусство мастера. Каждая, за исключением медной ручки, тяжелой и грубоватой.
– Как тебя зовут? – спросила незнакомка.
– Шара.
– А меня Копи.
Шара кивнула. Ею овладевало странное оцепенение. Она пыталась и не могла отвести глаз от спящего младенца.
– Они сказали мне, это только на одну луну, – продолжала Копи усталым, равнодушным голосом, не переставая вертеть ручку. – Только на одну луну. Потом меня должны были сменить. Я бы стала женщиной. Мне дали бы жеребца, чтобы отправиться на нем через Пустошь. – Она всхлипнула. – Я больше не хочу быть женщиной. Я только хочу, чтобы все это кончилось. Все кончилось.
– Ты давно здесь?
– Пятнадцать лет. – Она закрыла глаза и подалась вперед. Рука, словно чужая, продолжала крутить медную ручку. Указательный палец деформировался и был покрыт шрамами. Мало того, он еще и смотрел в сторону, напоминая сухой, сломанный сучок.
Шара перевела взгляд на девочку. Маленькие губки сложились в трубочку, словно малышка пыталась напевать. И это оружие, которое ищет Опаловая империя? Если да, то зачем оно империи нужно?
Смотреть на девочку долго Шара не могла и снова обратилась к Копи.
– Кто она?
– Ребенок. Не более того. Весь ужас не в ней самой, а в ее снах.
– Тебе вряд ли больше двадцати, – прошептала Шара. Копи вздохнула.
– Тело не стареет. Но дух слабеет. С Селинором происходит то же самое. Я не знаю, кем мы стали. Не знаю, как мы выдержали.
Шара хотела помочь девушке, воспользоваться своей силой, чтобы облегчить ее боль, но не могла сосредоточиться. Чувственное возбуждение в таком месте представлялось невозможным.
– Женщины Пустоши охраняли ребенка последние три сотни лет, – говорила Копи. – Пока есть женщина, которая крутит рукоятку, шкатулка играет. И пока звучит музыка, ребенок спит.
Шара воздержалась от очевидного вопроса. Побыв рядом с младенцем, она могла без труда представить, какие ужасы пришли бы в мир с ее пробуждением.
– Я так долго тебя ждала. Ты ведь пришла, чтобы взять ее у меня?
Шара вскочила и попятилась к выходу. Голова закружилась. Стены пещеры как будто начали сближаться, закрывая выход из пещеры.
– Нет. Нет. Я… не могу…
– С того дня, как девочка проснулась, я не видела ни одной женщины. Ты первая. Пожалуйста. Я больше не могу. Ты должна ее забрать. Я не могу.
Шара представила себя через сотню лет: она сидит в темноте, крутит рукоятку и ждет смены. Она вдруг поняла, что чувствует женщина, у которой отобрали жизнь. Лишиться Брофи, никогда больше не увидеть Огндариен, не испытать всей силы дарованной ей власти? Малышка была черной бездонной ямой, падать в которую можно вечно.
– Нет. Извини, но не могу.
Шара повернулась и побежала к выходу, к свету в конце туннеля. Когда лаз сузился, она упала на колени и поползла. Наконец в глаза ударило солнце. Она остановилась, но не сразу поднялась с колен. Не хватало воздуха.
Шара опустилась на камни и лежала, пока дыхание не восстановилось, а руки не перестали дрожать. И только тогда осмелилась открыть глаза.
Вокруг расстилался безжизненный, исковерканный, изуродованный пейзаж, скрытый летучей пеленой тумана. Она села, подтянула к груди колени и опустила голову. Из пещеры доносилось чуть слышное, почти призрачное треньканье серебряных колокольчиков.
Все кончено. Все, на что они с Брофи надеялись, рухнуло. Она не могла убежать. Не могла уклониться от бремени. Не могла после всего того, чему научил ее Брофи. Она ощущала младенца как накатывающуюся сзади черную всесокрушающую волну. И как ни пытайся, куда ни беги – волна догонит везде.
Музыка приближалась. Шара оглянулась и увидела выползающую из пещеры Копи. Удерживая шкатулку под мышкой, Девушка крутила рукоятку другой. Глаза ее были пусты. Добравшись до Шары, Копи поставила серебряный ящичек рядом с ней.
– Я больше не могу. Мое время кончилось.
И она выпустила рукоятку. Шкатулка тренькнула, издав последнюю ноту, и остановилась.
В тот же миг Шара схватила злосчастный ящик и повернула рукоятку. И еще. И еще.
Музыка вернулась. Странная, резкая, неровная.
– Нет! Что ты делаешь? – закричала Шара. Копи нежно поцеловала ее в щеку.
– Мне очень жаль, сестра, – тихо сказала она. Взгляд ее задержался ненадолго на шкатулке.
Потом Копи поднялась и, пошатываясь, побрела вниз по склону, к океану. Сделав несколько шагов, она то ли всхлипнула, то ли рассмеялась, рухнула на землю и умерла.

ГЛАВА 12

Беландра сосредоточилась на дыхании, подводя тело и сознание к состоянию полной гармонии. Уловив момент, она приняла первую из основных исходных позиций комплекса Флоани и, оттолкнувшись от пола, взмыла в воздух. Дыхание осталось в норме и под контролем. В высшей точке прыжка ноги полагалось развести в стороны параллельно земле. Приземление прошло идеально, и сестра Осени плавно перешла ко второму упражнению.
Каждое последующее движение органично вырастало из предыдущего. Крутясь и поворачиваясь, Беландра кружила по комнате и закончила упражнения стойкой на одной ноге. Выйдя из состояния транса, она как будто соскочила с невидимой волны и вернулась в мир земного притяжения.
Мышцы задрожали от напряжения, и Беландра поспешила закончить танец. Ощущение непобедимости, всесилия и эйфории схлынуло, сменившись усталостью. По шее побежали струйки пота. Сестра Осени медленно опустилась на пол.
Последние две недели заключения она занималась главным образом тем, что практиковалась в искусстве медитации, которому обучалась еще ребенком. Ощущение психологической уверенности и мыслительной координации постепенно возвращалось – Беландра как никогда ясно слышала голос Каменного сердца,– но вот чувство покоя и безмятежности, о котором говорили учителя, не приходило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68