Позади нее ночь поглотила все пространство, фонари там не горели, и казалось, поселение обрывается в темную бездонную пропасть вроде той, через которую проходила она по узкому бревну в подземелье. Кристина стояла посреди мертвого городка, и ей было страшно. Она не стала сопротивляться этому чувству, позволила ему завладеть на мгновение телом, и когда страх вошел в пределы, позволяющие его контролировать, Кристина пошла по бугристой дороге, ведущей в неизвестность. Интуиция вновь проснулась, позволив ей безошибочно угадывать нужное направление, ту дорогу, что приведет ее к спасительной двери. К выходу, завершающему тяжелые испытания. Осталось совсем немного, шептала она, прерывая мучительную тишину звуком своего голоса. Потерпеть самую малость. И тогда все мои усилия не пройдут даром. И все-таки мир первого часа после полуночи значительно отличался от реального. Слишком много ржавчины было на окружающих дома воротах. По стеклам темных окон змеились трещины, краска на стенах облупилась и осыпалась обширными пластами, обнажая гнилое дерево и разбухшие темно-коричневые кирпичи. Словно этот мир постепенно разрушался, покрывался ржавчиной и рассыпался трухой, как и страшное подземелье, как и лес с умирающими деревьями, усыпающими землю вокруг себя сгнившей листвой. Как и Долорес, медленно умирающая в крошечной комнате. Кристину поразила дикая догадка, но прежде чем она смогла облечь мысли в слова, потрясение, вызванное острым приступом страха, начисто стерло ее из памяти. Взгляд ее упал на нечто, обнажившее в душе древнего демона страха, она с трудом удержалась от инстинктивного вскрика, отвернувшись и застыв на месте, пытаясь выкинуть из головы страшное зрелище. На подоконнике одного из окон, за стеклом, освещенным уличным фонарем, она увидела отрезанную мужскую голову c навечно застывшей печатью боли на посиневшем лице. Этот образ так сильно ее ошеломил, что несколько мгновений она перестала ориентироваться в окружающем пространстве – интуицию заглушил ужас – она бы так и осталась стоять на одном месте, если бы не холодная решимость добраться до выхода, что непоколебимым и непробиваемым ядром гнездилась в сердцевине ее личности. Сила Сатори, позволившая ей не взирая какие-либо эмоции продолжить движение. Она не смотрела больше на дома, прилегающие к узкой дороге, часто ее боковое зрение улавливало нечто странное в их окнах, нечто, пугающее до такой степени, что девушки не решалась на это смотреть. Когда она миновала главную улицу поселения, усаженную высокими кленами, ее ждало еще одно потрясение. На деревьях, среди ветвей с пожелтевшими листьями, висели изуродованные тела людей, прибитые железными костылями к широким стволам. Запах разложения и смерти витал в воздухе, Кристина побежала, не выдержав нервного напряжения и не в силах смотреть на чудовищный пейзаж. Среди убитых были как мужчины, так и женщины, но больше всего девушку потрясла маленькая ручка, торчащая из темно-желтой кленовой кроны. Ручка с розовым браслетом наручных часов, принадлежащая ребенку. Тело его надежно скрывали еще не опавшие листья, и на глазах у девушки выступили слезы от бессильной ярости к тому безумцу, кто все это сотворил. И с холодеющим страхом она вдруг осознала, что это исчадие ада следит сейчас за ней. Смотрит на нее немигающим взглядом, в котором нет ничего, кроме ненависти и ненасытного желания причинить боль. Кристина бежала изо всех сил, и когда она добралась до пологого спуска, ведущего к отелю и заброшенной земле сектантов, она услышала за спиной страшный крик, разрывающий ночную тишину и вызывающий у нее холодный озноб.
Я не остановлюсь , пронеслось у нее в голове, никакой страх, никакая угроза смерти меня не остановит. Она бежала к тому храму, около которого они были прошедшим днем вместе с Нортоном. Интуиция говорила ей, что дверь находится именно там. А еще интуиция кричала о той угрозе, что приближается к ней сзади. В паре футов от нее раздался глухой удар: нечто круглое упало на землю и покатилось по склону, оставляя темную кровавую дорожку на засохших стеблях травы. Кристина пробежала через выломанные ворота и оказалась на бывшей территории сектантов. До здания храма оставалось несколько десятков футов, и когда она добежала до темнеющей глазницы входа в башню, сзади раздался гремящий звук железа и огромная стальная бочка, из которой высыпался песок, врезалась в каменную стену едва не задев Кристину. Она ворвалась внутрь, глаза привыкли к темноте, и Кристина ошеломленно застыла, не веря глазам. Здесь была только одна дверь. Железная дверь в противоположной стене, на поверхности которой была гравюра в виде круга, поделенного на двенадцать равных частей. И в секторе, соответствующего двум часам, блестела гравюра в виде человека, запутанного в цепях. Эта дверь ведет в мир второго часа после полуночи, подумала Кристина. Это вовсе не выход. Это всего лишь дверь в очередной кошмар, из которого она уже однажды сбегала. Кристина больше не плакала. Страх куда то ушел, вместе с надеждой на то, что она навсегда покинет страшный мир снов. Она вышла из здания храма, перед ней, в тусклом лунном свете стоял хозяин этого мира: огромная фигура чуть ли не в двое выше ее, тощее тело с узлами мышц и выпирающими костями, обтянутыми темной кожей. Его лицо потеряло всякий человеческий облик: сверкающие огромные глаза рассматривали ее, тонкий рот кривился в презрительной полуулыбке, а в руках он держал обмякшее безжизненное тело человека, залитое бурыми высохшими потеками крови.
Ты хочешь, чтобы я тебя боялась, – тихо сказала Кристина, глядя ему в глаза. Она была спокойна, как никогда. Чувствуя, как глубоко внутри разгорается сила и мощь Сатори, – чтобы мой страх кормил и питал твою уродливую сущность.
Усмешка сползла с лица безумного монстра, что когда-то давно был человеком. Он зарычал, злобно оскалив клыки, поднял над собой мертвое тело и сжал его длинными огромными пальцами, пока все его кости не издали ломающийся треск. Словно сухие ветки, мгновенно ломающиеся под ногами.
Не выйдет, – покачала головой Кристина. Она уже не чувствовала себя маленькой беспомощной девочкой. Она уже не была перепуганным до смерти существом, боящимся собственной тени в темной комнате. Кристина стала той, кем была с самого рождения, но узнала об этом только сейчас, – ты захотел вечной власти и создал собственный мир. Только кем будешь властвовать, если вокруг тебя только трупы тех, кого ты убиваешь, чтобы продлить свою жалкую жизнь? Наказание твое – вечное одиночество среди умирающего мира.
Чудовище отбросило в сторону мертвое тело и с нечеловеческой яростью кинулось на нее, выбрасывая вперед руки с длинными загнутыми когтями. И когда разьяренный монстр с огромной скоростью к ней приближался, Кристина вдруг взглянула на небо. Там мерцали мириады звезд, расыпанные по черному покрывалу ночного неба, увенчатого огромным диском мягко светящейся луны. Легкий порыв ветра ударил ей в лицо, она почувствовала соленый запах моря, и услышала гул волн, бьющихся совсем недалеко.
А ведь это не твой мир, – прошептала она, без страха глядя в сверкающие ненавистью глаза монстра. Он остановился, рухнув на землю, не добежав до нее пару шагов, будто его остановила какая-то неведомая сила, – Жди тех, кто поверит страху больше, чем самому себе. Пользуйся слабостью тех, кто добровольно отдаст тебе свое право управлять собственным миром. Но меня ты не получишь.
Кристина смотрела в его глаза и видела, как ненависть в них сменяется другим чувством. Безжалостный убийца испытывал перед ней страх. Кристина ощутила, как из ее груди вырывается та сила, что так долго в ней таилась: по земле заструились длинные зеленые побеги; они вырывались из земли, оплетали каменные блоки храма, заросшие мхом, мягко окутывали тело убитого человека. Монстр завизжал, разрывая когтями свежие побеги, но их становилось все больше, маленькие зеленые почки появлялись на длинных стеблях, увеличиваясь до размеров теннисного мяча, а потом лопались, обнажая прекрасные сиреневые цветы, что поздним вечером раскрывали бутоны в далеком детстве Кристины.
Иногда, чтобы найти выход, нужно перестать его искать.
Так ей сказала Долорес. Она стояла посреди ковра из цветов, мягко колышащегося на ветру, ночной воздух заполнил чудесный аромат, а монстр, давным-давно потерявший человеческий облик, с бессильной злобой и ужасом – чувства, которые он так давно не испытывал – смотрел на ее светящееся в темноте лицо. Когда она перестала искать выход из страшного мира, когда ее душа спокойно и невозмутимо приняла неизбежность, глаза ее прозрели, и она увидела, что все это время, которое она с усилиями и страхом потратила на поиски этого выхода – все это время выход был у нее перед глазами. И она могла воспользоваться им в любое время.
Иногда наши желания нас ослепляют, – прошептала она, глядя на скорчившегося в судорогах тело чудовища, – ты хотел власти и вечной жизни. Создал для удовлетворения своих желаний целый мир. А все, что действительно было нужно – остановиться на мгновение в хаосе жизни и осознать, что внутри тебя бескрайнее пространство для радости и счастья.
Кристина смотрела в его подернутые пленкой страха глаза, видела в них свое сияющее отражение; реальность вокруг дрожала, словно растворяющийся в знойном воздухе пустынный мираж, звуки и запахи исчезали, окружающее пространство рвалось на части, будто бумага, она почувствовала сильный толчок в области спины и упала на землю, едва успев выставить руки. Когда она подняла голову, откашливаясь и морщась от боли, рядом с ней стояла кровать, ветер из открытого окна развевал тонкие шторы, и лунный свет падал на ее уставшее счастливое лицо. Кристина сидела на полу своей комнаты в особняке деда, и теперь совершенно твердо знала: мир ночных кошмаров она видела в последний раз своей жизни.

..25..

Снег непроглядной пеленой окружал машину, фары выхватывали из темноты огромные снежные хлопья, зависшие в воздухе и прилипающие к стеклу, сминаясь в плотную белоснежную массу. Кристина дремала, наслаждаясь теплотой, струящейся внутри автомобиля, так резко контрастирующей с внешней непогодой. Открывала глаза, чтобы увидеть отца, ведущего машину через лес, деревья которого медленно копили на ветвях снежные шапки. Чувство, которое она испытывала, поднималось из самых глубин души, наплывало на нее и оставляло в сердце ощущение того, как прекрасен окружающий мир, когда восприятие свободно от внутренней болтовни и каких-либо мыслей.
Пару часов назад, вечером, когда снег только лишь начинал срываться с неба, покрытого свинцовыми тучами с иссиня-черными разводами, Кристина вместе с Нортоном стояла на крыльце, смотрела на прилегающий к особняку лес.
Вот и первый снег, – произнес Нортон, зябко потирая покрасневшие от холода руки, – зря вы собрались уезжать, Кристина, здесь зимой очень красиво, природа так и просится на холст хорошему художнику.
Соскучилась по папе, – произнесла, улыбнувшись, Кристина, – да и еще хочу увидеть одного очень близкого мне человека.
Понимаю, – сказал Нортон и внимательно на нее посмотрел, – думаю, ваш поспешный отьезд каким-то образом связан с разговором с Долорес… Я прав?
Можно и так сказать, – ответила Кристина, – хотя разговор вовсе не послужил главной мотивацией, Нортон.
Надеюсь, она действительно сказала вам что-то нужное, – произнес Нортон, – в любом случае, мне очень жаль, что вы уезжаете, Кристина. Надеюсь, хотя бы летом увидеть вас снова в этом старом поместье. Вместе с вашим “очень близким человеком”.
Он подмигнул ей, и они обнялись. Позже, когда Кристина увидела вылезающего из автомобиля отца, ее радость достигла самых заоблачных высот; Генри рассмеялся, попав в крепкие объятия дочери, и едва не упал на скользкой дорожке, уже покрытой дюймовым слоем снега.
Теперь же, сидя с ним в машине и засыпая под бархатный голос Джима Моррисона из барахлящего радиоприемника, Кристина растягивала этот момент как можно дольше, избегая мыслей как о прошлом, так и о будущем. Лишь когда они проезжали мимо крутого обрыва, где открывался вид на океан, она взглянула на далекие мерцающие огни острова, проглядывающие сквозь снежную пелену и горящие где-то на самом горизонте. Земля, которая в давние времена считалась священной. Скрытая потусторонняя реальность, зовущая к себе людей, чтобы испытать их волю к жизни страшными смертельно опасными испытаниями. Долорес сказала ей о том, что сектанты допустили большую ошибку. Возможно, их ошибка заключалась в том, что один из принесенных в жертву детей остался жить, существуя одновременно в двух мирах, и кто его знает, что случится с потусторонними мирами, когда единственный выживший ребенок умрет. Когда уйдет из жизни Долорес.
Кристина отвернулась от окна, поймала на себе взгляд Генри, улыбнулась ему в ответ и уже через пару минут погрузилась в глубокий безмятежный сон.

..26..

В один из дней ранней весны, утром, в пригороде Хэмпшира, у высокого бетонного забора, обнесенного колючей проволокой, остановился автомобиль. Из него вышла девушка, постояла некоторое время у машины, потом прошлась до ворот контрольно-пропускного пункта, которые оказались все еще закрытыми, вернулась обратно и принялась ждать, выдавая напряженной позой крайнюю степень волнения. Вокруг не было ни души, лишь свежевспаханное поле с едва начавшими пробиваться из-под земли ярко-зелеными стеблями травы, полоска лесополосы на западе с белеющим вдалеке фермерским домиком и одинокая фигура часового, скучающего на охранной вышке по ту сторону забора. Через четверть часа ожидания, массивная железная дверь с привинченой над ней поблекшей табличкой “ Тюрьма общего режима юго-западного округа Хэмпшира” заскрипела, выпуская на свободу высокого брюнета в потертых джинсах и легкой курточке, едва защищающей его от утренней весенней прохлады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18