Коул с трудом различил крышу дома управляющего.
Он нажал на газ и устремился вниз к Большому Дому. Ему предстояло много дел. Подъехав к массивной входной двери, украшенной резьбой, Коул вышел из машины и потянулся. Ветерок приветливо шуршал листвой густых деревьев. Этот знакомый звук означал для него, что он — дома.
Коул погрузился в прохладу дома. Пол, выложенный испанской плиткой, блестел от света, доходившего сюда из конца коридора, ведущего в патио.
Он шел по коридору, заглядывая по пути во все комнаты, оказавшиеся пустыми, и вдруг, распахнув очередную дверь, остановился как вкопанный. Сердце пронзила резкая боль.
Посреди комнаты в манеже сидела Триша и, смеясь, разбрасывала игрушки, которые Рози, одна из женщин, обслуживающих семью, весело бросала ей назад.
Коул был лишен возможности наблюдать этот период в жизни собственного сына, и поэтому обычная домашняя сцена нагляднее, чем что-либо, показала ему, как безжалостно судьба обделила его.
Помедлив на пороге, он все же вошел.
— Привет, малышка! Хочешь обнять своего дядю Коула?
Триша обернулась и, увидев его, радостно потянулась к нему ручонками.
— Ах ты, моя милая! Я так и знал! — Он подхватил Тришу на руки и прижал к груди этот мягкий комочек. Она принялась водить пальцем по воротничку его рубашки и пуговицам. Коул поцеловал ее в макушку, ощутив неповторимый запах ребенка, смешанный с запахом детской присыпки, и чуть не разрыдался от обиды.
Триша что-то лопотала на своем непонятном языке и, вцепившись ему в нос одной рукой, хлопала его другой по щеке.
— Какая ты у нас красавица! Тебе это известно? — улыбаясь приговаривал Коул. — В один прекрасный день ты станешь настоящей сердцеедкой!
Он нехотя вернул ребенка в манеж. При этом Триша схватила резинового жирафа и запустила в него.
— Со временем при такой ловкости рук ты добьешься успехов в бейсболе, — засмеялся он.
Вернувшись в коридор, он поднялся на второй этаж, чтобы заглянуть к Кэмерону. Остановившись перед дверью его комнаты, он тихонько приоткрыл ее. Кэмерон, лежа в кровати, не отрываясь смотрел в окно.
— Ты не против моей компании? — тихо спросил Коул. Брат обернулся.
— Конечно, нет. Делать-то все равно нечего. Утром я позвонил в контору, а мне сказали, что ты запретил присылать мне бумаги.
Коул улыбнулся.
— А ты думал, я не знаю, о чем ты сразу попросишь?
Кэмерон заерзал.
— Но, по крайней мере, меня бы это отвлекло от мыслей. А так я чувствую себя совсем беспомощным.
— Насколько я понял, доктор вскоре разрешит тебе пользоваться специальной опорой для ходьбы. В этом случае дней через десять ты почувствуешь себя свободней.
— Ты говорил с Эллисон? Коул подошел к окну и стал смотреть во двор.
— Да, говорил.
— Ну как, ты получил ответы на свои вопросы?
— Не могу сказать, что они мне понравились.
— Да, ты, конечно, никак такого не ожидал. Не правда ли? Коул пожал плечами.
— Пожалуй, нет.
— Расскажи мне все по порядку. Коул подошел к легкому креслу и перенес его к огромной кровати на массивных ножках.
— У тебя и своих проблем хватает.
— Потому и прошу. Я лучше о твоих подумаю для разнообразия. Коул улыбнулся брату.
— Понимаю.
Усевшись в кресле, он откинулся на спинку и положил ноги на краешек кровати Кэмерона.
— Эллисон мне сказала, что ее отец был уволен, и им были даны сутки на сборы.
— Боже, Коул, так я был прав!
— Похоже, что так. Кроме того, она сказала, что написала мне несколько писем, не меньше дюжины. И так как я ей ни на одно не ответил, она перестала писать.
— Значит, ты этих писем не получал?
— Не получал. Мне и в голову не могло прийти, что она станет мне писать.
— А куда подевались эти письма?
— Теперь мы никогда этого не узнаем. Она помнит, что просила отца опускать их в ящик.
— Но какой смысл? Почему он их не отправлял?
— Кто знает. Он был выбит из колеи потерей работы и тем, что его вынудили уехать. Тони умер через несколько месяцев после отъезда с ранчо. Кто знает, какие мысли мучили его все это время?
— Ты собираешься поговорить с Летти?
— Собираюсь обязательно. Я попросил Эллисон приехать на ранчо на школьные каникулы.
— Она согласилась?
— Только при условии, что Летти здесь не будет.
— Ты обещал?
— Я сказал, что позабочусь о Летти. Кэмерон засмеялся.
— Ты правильно сделал, молодец, старик.
— А ты говорил с Коди?
— О чем?
— Он собирался выяснить кое-что, связанное с твоей катастрофой.
— Нет, мы с ним это не обсуждали. Уверен, в нас врезался какой-то пьяный, который теперь и не вспомнит, что случилось в тот вечер. Чем скорее это забудется, тем лучше для всех нас.
— Возможно, ты прав, — задумчиво согласился Коул, не желая до поры до времени тревожить брата подозрениями. — Ты не знаешь, где Коди?
Кэмерон вытаращил на него глаза.
— Коди сам себе хозяин, как тебе известно. Он делает все, что ему взбредет в голову. Коул со вздохом согласился.
— Я чувствую вину перед ним. Он всегда был сам по себе, а я не пытался с ним сблизиться, у меня на уме всегда была одна работа.
— Мы оба виноваты.
— Неужели Летти относилась к нему так же, как и к тебе?
— В этом можешь не сомневаться. Если ее за что-то можно уважать, так это за женское постоянство.
— Мне надо поговорить об этом с Коди.
— Желаю удачи. Может, тебе повезет больше, чем мне. Со мной он не слишком разговорчив. Но поскольку ты всегда был его кумиром, может быть, тебе он откроется.
— Что ты имеешь в виду под кумиром?
Хотя Кэмерон и улыбался губами, в глазах у него улыбки не было.
— Ты из тех людей, которые просто созданы быть кумирами.
— Что за чушь…
— И при этом — скромный. Ни одна женщина не способна устоять перед твоим сокрушительным обаянием.
Коул напрягся.
— Слушай, старик, с каждым днем ты становишься все несноснее. Я буду счастлив, когда врачи наконец поставят тебя на ноги.
— А я буду счастлив, когда ты позволишь мне наконец вернуться к работе.
— Ладно. Твоя взяла. Я позвоню и скажу, чтобы тебе присылали все, что ты хочешь. В худшем случае ты от этого снова сляжешь.
Коул поднялся и встал у кровати.
— Ну и упрям ты, старина. Считай, что ты победил.
— Иначе и быть не могло.
— Ты видел Тришу сегодня утром? Боль, исказившая при этих словах лицо Кэмерона, испугала Коула.
— Я?.. Да нет, не видел. Я еще не готов. Она так напоминает… — Он замолчал.
— Кэм, я не вправе тебе советовать, что делать, но думаю, ты совершаешь ошибку. Благодари судьбу за то, что у тебя есть дочь. И что ты можешь быть вместе с ней каждый день твоей жизни.
По глазам Кэмерона Коул понял, что до того дошел смысл его слов, — Я понимаю, что ты имеешь в виду, и знаю, что ты прав. Но всякий раз, когда я вижу Тришу, я могу думать только об Андреа.
— Делай, как считаешь нужным, — тихо сказал Коул. — Я все понимаю.
Коул вышел из комнаты Кэмерона и пошел искать Летти. Он застал ее на огороде в тот момент, когда она отчитывала рабочего за то, что он не выполнил какое-то из ее указаний.
Петиция Коллоуэй была среднего роста. Даже прибавив за последние несколько лет в весе, она осталась сухопарой. Ее темные волосы через один поседели. Она гладко зачесывала их назад, собирая в пучок на затылке. Может быть, в свое время она и была недурна собой, но годы постоянной хмурости и раздражительности оставили на ее лице неизгладимый след.
— Летти, я хочу с тобой поговорить, когда ты освободишься, — громко закричал ей Коул.
— Чего тебе так приспичило, Коул? Ты что, не видишь, я занята?
— Я вижу, что ты отвлекаешь человека от работы. Почему бы тебе не оставить его в покое? Он прекрасно обойдется без твоих нотаций.
Летти резко развернулась на каблуках и решительно направилась к нему. На ней были ее неизменные джинсы, ковбойка и ботинки, как будто она в любой момент была готова вскочить в седло. Хотя Коул не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел ее верхом.
— Он все делает не так, как я велела! — продолжала возмущаться она, подходя к Коулу.
— Альфредо снабжает нас свежими овощами Бог знает сколько лет. Вряд ли ему нужны твои указания.
— Но я велела ему, чтобы…
— Заходи и налей нам по стакану холодного чая. Я хочу с тобой поговорить.
— Это ты уже сказал. Какие уж у тебя срочные дела, что нельзя подождать? И вообще, что ты здесь делаешь? Коди сказал, что тебя не будет неделю, а может, и больше. Что делается в Остине? Эти идиоты все еще не решили, чего им надо? Не могу поверить, что…
— Летти!
— Что?
— Пусть политики разбираются без нас.
Хорошо?
Она повернулась и отправилась на кухню своей деревянной походкой.
Коул покачал головой. Хотелось бы знать, что сделало эту женщину такой злой и суровой? И она всегда была такой, сколько он ее помнил. Правда, он никогда не позволял, чтобы ее настроение переносилось на него. Подобное отношение к ней он перенял от отца — или не обращать на нее внимания, или молча терпеть.
Он прошел за ней на кухню, и она налила при нем два больших стакана чая. В это время Энджи, их повариха, резала овощи в углу.
— Как дела, Энджи? — спросил Коул. Энджи оглянулась и, увидев Коула, расплылась в улыбке.
— А, это вы, Коул. А я и не знала, что вы здесь. Не хотите ли попробовать моего свежего печенья?
Не успел он ответить, как Энджи извлекла из корзины горсть печенья и положила на тарелочку.
— Большое спасибо, Энджи. У тебя правильный подход к мужчинам.
Он услышал, как Летти фыркнула у него за спиной. Энджи поставила тарелочку с печеньем на поднос и протянула его Коулу. Коул добавил к ней стаканы с чаем и вслед за Летти вышел из кухни.
— А куда это ты со всем этим направляешься?
Обогнав ее, Коул бросил через плечо:
— Я знаю куда идти, Летти. В кабинет. Когда Летти его догнала, он уже устраивался в большом кресле возле письменного стола, задрав ноги на его блестящую поверхность.
— Коул, сними ноги со стола! Так не сидят. Боже мой…
— Хватит, Летти, — сказал он, потянувшись к печенью. — Сядь. Нам надо поговорить.
Она подошла и села на краешек кресла напротив, держась очень прямо.
— Ну давай, говори.
— Я хочу знать все о Тони Альваресе. Она замерла, уставившись на него так, будто он сказал что-то неприличное.
— Что ты сказал?
— Ты слышала.
— Зачем тебе это?
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне абсолютно все о Тони Альваресе, — повторил он, чеканя каждое слово.
— Мне нечего сказать.
— Летти, ты пятнадцать лет управляешь этим ранчо железной рукой в железной перчатке. К сожалению, я сам это допустил. Правда, меня можно понять. Я был молод, убит горем, перегружен ответственностью, пытался получить образование и не ударить в грязь лицом. А теперь я хочу услышать от тебя, Летти, чем ты объяснишь свое поведение в то время?
Она хотела было встать, но он так посмотрел на нее, что, едва приподнявшись, она медленно опустилась обратно и, казалось, приросла к своему креслу. Голосом, которого Коул у нее никогда не слышал, Летти прохрипела:
— В чем дело, Коул? Чего ты бесишься?
Скажи мне.
Он, кажется, даже уловил в вопросе сочувствие, которое когда-то от этой женщины можно было ожидать. Но на ее лице не было и тени доброты.
— Не обо мне речь, Летти, — не обращая внимания на резкую смену ее настроения, оборвал ее Коул. — Меня интересуешь ты.
Несколько мгновений она молча выдержала его пристальный взгляд, а потом опустила глаза.
— Так вот, Летти, зачем ты уволила и выгнала Тони Альвареса? Она резко подняла голову.
— Я никогда…
Он вскинул вверх руку, точно останавливая поток ненужных слов. На Летти это подействовало.
— Я хочу знать правду, Летти. Столько лет я слушал твою ложь. Пришло время сказать, как все было на самом деле.
— Не понимаю, что за муха тебя укусила…
— Летти…
Угроза, звучавшая в его голосе, заставила ее осечься.
— Через день после похорон ты вызвала Тони Альвареса в этот кабинет и велела ему убираться с ранчо. Ты сказала, что у него сутки на сборы. Так вот, я хочу знать — почему ты это сделала?
Ее подбородок слегка вздернулся.
— Какое это сейчас имеет значение? Все это было так давно.
— Мне надо это знать. И мы будем сидеть здесь до тех пор, пока я не получу ответа. А как долго — это зависит от тебя.
— Тони Альварес — дрянь. Он всегда был дрянью. Я никогда не могла понять, что Грант нашел в нем хорошего.
Коул потянулся к пачке сигарет, закурил и сказал:
— К твоему сведению, только благодаря Тони Альваресу отцу удалось живым вернуться из Кореи. Его ранили, и он был обречен, если бы Тони не вернулся за ним и не вынес его на себе. Он спас отцу жизнь.
— Ха! Эту сказку рассказал тебе Тони?
— Нет. Все это я слышал собственными ушами от отца. Тони за его геройство наградили медалью. Но на ранчо об этом никто никогда не знал. Тони заставил отца пообещать, что тот никому про это не скажет.
— Так почему же он рассказал?
— Потому что я однажды попросил его рассказать мне о Тони. Меня тогда поразили его слова о том, что, не будь Тони, никого из нас — ни меня, ни Кэмерона, ни Коди на свете не было бы. Мы бы просто никогда не появились на свет.
— Очень похоже на Гранта. Он всегда все драматизировал.
— Не у него одного были к этому склонности, Летти. Ты за эти годы наверняка устроила немало драм.
Она удивленно посмотрела на Коула.
— Коул, я никогда тебя таким не видела. Ты всегда относился ко мне с любовью и уважением. Что с тобой? Неужели на тебя так подействовало несчастье с Кэмероном? Я же…
— Итак, ты решила избавиться от Тони и Эллисон сразу после гибели отца. Зачем? Ради возможности потешиться властью над тремя несмышлеными мальчишками?
— Он нам был не нужен.
— Совсем наоборот. Когда я вернулся домой на Рождество, на ранчо царил полный хаос.
— Но ведь мы выжили!
— Дело не в том, что выжили, Летти. Я хочу выяснить, почему ты была так настроена против Тони? Почему ты едва дождалась, чтобы избавиться от него?
— Я тебе уже сказала. Он — дрянь… Он всегда припрятывал козырную карту для подходящего случая… Все флиртовал, улыбался, сверкая своими черными глазами как дьявол, — подумаешь — подарок! Мечта каждой женщины!
— Что за чушь! Тони был предан Кетлин с Эллисон. Я не знал человека более верного семье, чем он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18