ни собственного, ни Президента.
Кай при виде Герды мрачно прогундосил, едва та вошла, держа за руку Снежную Королеву:
- Я никуда не пойду. Здесь пожрать дают. И буквы показывают
- Кай, там же бабушка! Ты помнишь бабушку?
Кай сразу встал, демонстративно обмочился и пошел, подволакивая правую ногу, а руку согнул в локте. Он перекосил лицо, придав ему выражение глупее обычного: бабушку помнил, дескать.
Снежная Королева всплеснула руками:
- Герда! Как же так? Ты бросила бабушку? И сколько же дней она одна?
- Да с недельку, - обронила Герда.
- Ты тоже здесь поживешь, - Снежная Королева пошла к телефону и с кем-то поговорила. - Квартира приватизированная? - обратилась она к Герде, отведя трубку в сторону.
- Кто ее знает, - пожала плечами Герда. Она уже помогала Каю отыскать букву "у" для затребованной фамилии.
- Ну и отлично, - Королева отдала еще несколько распоряжений и повесила трубку. - Здесь, детки, - она подошла к обоим и обняла их ледяными руками топили же плохо, труба поломалась, труба же, говорили в ЖЭКе, - здесь из вас сделают настоящих людей, всему научат. У нас хоть и холодная, да кузница. Фабрика кадров. Лучше на Фабрику Звезд? Все впереди, девонька, все у тебя впереди. Будете потом управленцами хоть куда. Вам же еще нет сорока?
И она стала пристально всматриваться в Кая, чтобы рассеять последние подозрения.
84. Солдат и черт
В одном государстве сильно озаботился царь, ибо его царевна перестала спать по ночам: металась, стонала и делала первые пробные попытки левитации. Ясно было, что в покоях орудует черт. Царя послали в аптеку: народную и гомеопатическую, но это не помогло, а резать хирурги отказывались; все же известные таблетки царевна уже выпила сразу, набравши в горсть, и только пуще разбушевалось.
Пригласили доктора из Вены, но тот все сидел, выслушивал стоны и ни черта не делал, прогнали. Тот же, уходя, со значением погрозил пальцем.
Тем временем шел по лесу один солдат, возвращался с белый свет, только что проигранной царем. Видит: сидит на пеньке дедушка. Дедушка охает, просит попить, поесть и почесать спину. Солдат от души поделился, чем мог, почесал, и дед расчувствовался: дал совет и колоду беспроигрышных карт. Между прочим, он и был тот самый черт, этот дедушка.
Явился солдат во дворец лечить принцессу.
- Буду, говорит, с чертом в карты играть на собственную бессмертную душу. Изготовьте мне для этого железного робота с крепким лбом, и чтобы в играх понимал - квейки там знал, квесты, пасьянсы, сапёра, "Цивилизацию"....
Царь впервые в жизни вымолвил:
- Будет исполнено.
Ночью, как только явился черт, солдат ему и говорит:
- А не сыграть ли нам в картишки на мою бессмертную душу? Выиграешь бери! Проиграешь - получишь щелчков от моего младшего брата, - и показал на робота, который стоял в углу и мышку компьютерную, встроенную каким-то левшой для понта, наглаживал. - И от царевны отлепишься. По рукам?
- По рукам! - восхитился черт.
- Только ты с братом играй поначалу, - велел солдат. - В группе, так сказать, юниоров. Одолеешь брата - перейдешь в высшую лигу, я за тебя сам возьмусь.
На том и порешили. Черт сражается с роботом - только звон от щелчков идет, да черту, нежити, что от них? А солдат - к царевне в опочивальню.
И с каждой ночью стало происходить улучшение. Обнаружились положительные и крайне обнадеживающие сдвиги. И сон стал лучше, и не мечется барышня, и не стонет, а только сладко вздыхает и рядом местечко трогает, где солидная вмятина на простынке, чуть теплая.
Так и победили нечистую силу воинскими традициями.
Царевна от солдата - ни на шаг. Царь махнул рукой:
- Забирай и ее, и полцарства... нет, полмира, - распорядился он (черт никуда не делся и не дремал). - А лучше бы и весь мир.
85. Соловейчик
Всем известна история о китайском императоре, который заболел, слушая механического соловья, и пустил слезу, послушав живого.
Живой соловей, воодушевленный успехом, полетел, пока не поздно, выжимать слезу из русского императора. Но это дело гораздо более сложное, не на того нарвался - уж и не вспомнишь, кто тот император был: Иван Грозный, Павел, Николай Палкин или Юрий Владимирович Андропов. Лучшее, на что он мог рассчитывать, это растроганное "пусть поет". Да на это и наплевать. Штука в том, что именно в этот момент император китайский задумал уладить в свою пользу Даманский вопрос и вообще прикупить себе северных территорий, ибо под соловья любились и размножались, и население увеличилось несказанно. Для этого он прислал русскому императору давно опостылевшего механического соловья. В знак дружбы и братства навек.
- Ишь ты! - ухмыльнулся российский правитель. - Экие умельцы! Наши-то лучше поют!
И он прислушался к трелям соловья, который как раз подоспел к его покоям.
- Ну-ка, позовите мне Левшу, - подумав, распорядился император.
Когда Левшу привели, государь повелел ему изловить соловья настоящего и сделать из него, в пику иноземному мастерству, существо полумеханическое: подковать, как обычно.
Доверчивый соловей, желая увидеть высочайшую слезу, вспорхнул на государственную ладонь и тут же был уловлен сетью.
Когда Левша, извиняясь и дыша перегаром, его подковал, соловей испросил у него маленькую булаву. Для Левши, хотя рабочий день уже закончился, задание было пустячным.
- И шпоры приделай, - пропел соловей.
Собравшись с силами, Левша присобачил шпоры и представил императору отечественного киборга.
- Ведь можем! - восхитился государь, вручая Левше целковый. - Не перевелись еще на Руси умельцы.
Но Соловей разбил булавой окно, вылетел, покружил, подобрал себе подходящий дуб и подался в разбойники. Многие годы его могучий посвист крушил и сбивал поезда и обозы, пока заезжий богатырь не сбил его дубиной, навсегда исключив затяжные полеты. А заодно богатырь вышиб из него ту идею, что свистнешь - и все тебе будет. Этого, Соловей, набрался, конечно же, от императоров.
Однако Соловей-разбойник не утратил сладкоголосости. Он умел втираться в доверие; взял себе паспорт, фамилию Соловейчик. Его наблюдали в обществе Бени Крика, Леньки Пантелеева и многих прочих отечественных законников. И слез пополам с бумажниками он выжимал теперь столько, что был совершенно доволен собой.
86. Спящий Красавец
Однажды некогда, а было то дело в стародавние времена, в благословенном городе то ли Герате, не то Астане, жил один, да продлит его годы Аллах, гордый юноша-отрок, достойный за свою красоту соловьиных трелей, хвалебных поэм и благовоний. И надо же было случиться такой беде, что правил тем же городом падишах, у которого всего красивого и замечательного было уже в великом избытке, и сам он был ясен ликом, но все ему было мало. Этот жестокий правитель, надмеваясь в сердце своем, имел обычай периодически спрашивать у своего дьявольского зеркала, изготовленного, несомненно - да пожрет их смрадный шайтан - ифритами, ипритами и маридами, не существует ли в его подданстве, да и где-либо вообще, отрока, мужа или старца, способного превзойти его красотой.
И вот, в недобрый час, то зеркало ответило, что да, есть, почти уже отрок, но еще совсем муж, с черными бровями, подобными гусеницам, персиковыми щеками и лунообразным лицом; да и принципиально гораздо достойнее его господина. Падишах пришел в ярость и повелел незамедлительно разыскать несчастного отрока; ответом же стало то, что юношу искать ни к чему, ибо он и так уже с момента отроческого возмужания, томится в гареме падишаха и с нетерпением ждет, когда до него дойдет очередь и властитель его посетит. Но падишах решил не посещать отрока, боясь быть очарованным и впасть в прелесть. Взамен он приказал взнуздать, оседлать, навьючить и сбить в караван верблюдов; с этим же караваном скорби отроку, прекрасному, как луна и солнце, надлежало отправиться в удаленные горы; там его следовало бросить на растерзание шакалам, грифам и другим, неизвестным правоверной науке гадам.
Стеная и плача всем гаремом, где преобладали голоса низкие и зычные, отрока снарядили в изгнание, и злая воля ревнивого падишаха была исполнена.
Юноша, брошенный у подножия суровых и мрачных гор, предался отчаянию, моля Аллаха поскорее прекратить или как-то иначе, вразумлением, смягчить его муки и недоумение, ибо разум отрока так и не овладел причиной столь бессердечного с ним обращения.
Наконец, он поднялся на ноги и начал скитаться среди камней в поисках трав и жидкостей; не найдя ни того, ни другого, он, однако, приметил маленькую пещерку, где уже были приготовлены спальные ложа - тщательно убранные, пристеленные персидскими ковриками, где было выткано слово "Рухнама" - но совершенно крохотные; число этих постелей было нечеловеческое: семь. Вокруг было много притираний и масел в маленьких керамических сосудах искусной выделки; сама пещера была так мала, что юноше пришлось изучать ее, стоя на четвереньках, имея позади вход; поэтому естественно ему было при звуках переливчатого и переменчивого смеха встревожиться и попытаться развернуться. Изгнаннику удалось ничего не свернуть и не нарушить порядка постелек; он уже догадался, что в пещере обитают некие феи, а именно - гурии.
Гурии, нечеловеческим числом семь, были весьма удивлены увидеть гостя, однако отнеслись к нему приветливо - попросив предварительно выйти вон, а когда выслушали душераздирающую историю его обстоятельств, объявили, что вот уже давно нуждаются в человеке для своего гарема, каковым гаремом сами же и являлись - но только не в качестве евнуха, поспешно заверили они юношу, который уже собрался задать стрекача. Впрочем, и не в качестве хозяина: во-первых, в силу некоторых геометрических препятствий; во-вторых, обладание гуриями еще нужно как-нибудь заслужить - например, геройской гибелью в местах, названий которых отрок не понял.
И вот так сложилось, что при всей неопределенности своего положения юноша остался жить при гуриях. Они жили мирно и счастливо, причем хозяйки время от времени возносились и отбывали для ублажения или предварительного, демонстрационного пока еще знакомства с какими-то мучениками. А отрок все мужал, наливался красотой; через доступные средства постигал азы бытия, да гонял шайтана.
Настал неотвратимый день, когда самолюбивый падишах озаботил дьявольское зеркало вопросом уже известного содержания. Получив безжалостные и исчерпывающие сведения, он пришел в такой гнев, что единым ударом гнутого сапога разбил зеркало, которое взорвалось и разлетелось по миру, вонзаясь злыми осколками в умы и сердца людей из различных эпох, народностей и фантазий.
Потом падишах, никому не сказавшись и уж всяко ни у кого не спросившись, переоделся дервишем, захватил корзину с яствами и отправился к подножию гор, где обитал его благочестивый соперник. Он нашел отрока близ родника, где тот следил за игрой причудливых рыб.
- Позволь мне напиться из родника, добрый человек, - спросил падишах елейным голосом.
- Изволь, - юноша посторонился, и ложный дервиш, приглатывая рыб, напился всласть.
- За твою доброту, о прекрасный юноша, - сказал падишах, - я отблагодарю тебя, я одарю тебя этим яблоком. Вот еще шербет, абрикосы, нас, маковая соломка - однако самым прекрасным и юным полагается именно яблоко.
Против такого довода юноша не сумел устоять, принял дар и, не имея привычки омывать плоды, надкусил, после чего сразу упал бездыханный. Тогда, прогнувшись и шипя, словно коварная и подлая змея, падишах пришел в полный восторг и немедленно скрылся, не думая, что гурии все видели и никогда не станут с ним знаться, чего бы он ни сделал и сколько бы подвигов ни совершил, поражая неверных бомбами со своего самолета-ковра и даже тараня их тем же ковром.
Гурии оплакали юношу - уснувшего, но не усопшего; переместили его в стеклянный гроб, откуда его должен был спасти поцелуем какой-нибудь странствующий эмир, и, призвавши на помощь маридов, перенесли в глубокое тайное подземелье, надежно спрятанное и под завязку набитое всякими спящими объектами сексуального преследования. Ибо к тому времени в мире развелось слишком много охотников до легкой лобзательной добычи; они рыскали по свету и в поисках своих имели даже наглость возмущать силы природы - обращаясь к ним напрямую, со сладострастными вопросами.
Теперь эта многолюдная усыпальница вообще недоступна, так как подходы к ней были наглухо завалены при бомбардировке подземелий Тора-Бора. Правда, поговаривают, что Террорист Номер Один все еще обитает там, развлекаясь лобзанием праведников, но не выпуская их из гробов, и те бьются там в муках. Пресыщенный, он обещает разослать яблоки для самых прекрасных руководителям несимпатичных ему государств. В первую очередь, как он сам выразился, семерым из Большой Восьмерки; на вопрос конспиративного телеканала, почему, террорист вообще повел себя странно и неожиданно процитировал христианское Писание, заявив нечто вроде: "Семь Царей, а восьмой не из их числа, и недолго ему быть".
87. Старая мельница, где все перемелется
Один литератор в чине халифа, не чуждый изысканной словесности, гулял в своем маленьком садике, который разбил прямо в лоджии, что на втором этаже, и вдруг услышал давно и прочно забытое:
- Продаем-покупаем! Продаем-покупаем!
Или это было чем-то другим? "Точу ножи"?
Литератор свесился с перил: - Чем побалуешь, любезный?
Любезный с готовностью явился в лоджию, где, узнав о занятии домовладельца, предложил ему креативную мельницу. Ты говоришь ей "Мутабор" и она сразу начинает молоть дерьмо! В колоссальных количествах! На любой вкус! Натуральное, сельскохозяйственное, без консервантов.
- Так уж и натуральное, - усомнился литератор.
Торговец сказал "Мутабор", и литератор немедленно зажал нос.
- А как же ее остановить? - спросил он.
- Очень просто: еще раз повторить: "Мутабор". Но самое главное - не засмеяться над собственным креативным дерьмом. Стоит тебе улыбнуться, и ты сразу забудешь волшебное слово.
- Ну, конечно, - отмахнулся литератор и купил мельницу. "Мутабор, повторил он про себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16