Говорят, что от пристального взгляда этих обитательниц морских глубин человек цепенеет, не в силах пошевелиться. Они смотрят не на кого-то одного, а на всех мужчин сразу. В зияющей пустоте их глаз язвящий яд. Страшно взглянуть в них, но и отвести взгляд невозможно. Глаза эти неизбежно приковывают к себе, и чувствуешь какое-то жуткое беспокойство, точно чем-то обделенный.
К счастью, Итару никогда не доводилось встречаться с подобными женщинами. Попадись такая, дешево не отделаешься. Доселе он вполне довольствовался заурядными обладательницами «милых мордашек». Взгляд у них расчетливый, настороженно пытливый, вроде бы дающий отпор, но и согласный на компромисс, словом, по их глазам было ясно, что они «всегда готовы столковаться». А во взгляде женщины на фотографии – ни малейшего намека на компромисс, и вряд ли с ней молено так просто столковаться…
– Какое-то непристойное лицо, – проговорил он. – Не сказать что красавица… Прямо-таки дикарка.
На снимке видны ее открытые плечи и ложбинка между грудей. Взлохмаченные черные волосы потно липнут к щекам и шее. Можно догадаться, что в момент съемки на ней ничего не было. Итару еще раз внимательно вгляделся в фотографию и почувствовал, как заколотилось сердце.
– Эта женщина – японка? Лицо как у уроженок Центральной Азии. Может, узбечка? Говорят, что Ян Гуйфэй была родом оттуда.
Мисудзу вырвала у него фотокарточку, сунула лицом вниз между страниц и захлопнула книгу. Заметила, что его проняло? Придав лицу серьезность, Итару вновь повернулся к невестке.
– Он думал, мне и в голову не придет открыть книгу по русской мистической философии, – сказала она, – вот и спрятал в нее эту сучку!
– Не могу поверить, что у брата такая знакомая.
– Не знаю, кто она ему – просто знакомая или любовница, пусть даже абсолютно посторонняя женщина; раз снимал Мицуру, сомнительно, чтобы он не имел к ней никакого отношения.
– С чего ты взяла, что снимал он?
Уголки глаз невестки задрожали. Плотно сжатые тонкие губы приоткрылись кривым овалом:
– Женская интуиция.
– Может быть, снимал кто-то другой и потом дал брату.
– Это еще надо доказать.
– Положим, что так. Но скорее всего, она работает в ночном клубе. Возможно, его затащил туда какой-нибудь беспутный приятель. Лично я не могу вообразить, чтобы брат якшался с подобной женщиной. Ведь он довольно-таки труслив. Из тех, кто не только досконально простукает мост, прежде чем на него ступить, но и будет стучать до тех пор, пока мост не обрушится. Куда ему совладать с женщиной, позирующей голой, да еще с таким убийственным взглядом! Сразу бросится наутек.
Наверно, тон его показался Мисудзу слишком легкомысленным; она вновь плотно сжала губы – на них едва приметно играла ирония. Выпрямившись, она повернулась лицом к письменному столу, и когда скашивала глаза на стоящего по левую руку Итару, поднималась ее правая бровь, когда же глядела направо, взметалась левая. Брови ее словно бы пытались сдержать друг друга.
– Откуда у тебя такая уверенность? Впрочем, ты так усердно рассматривал фотографию… Разве можно судить о женщине только по снимку?
– Нет, конечно. Но…
– Ты сказал, такие лица у узбечек? Значит, Мицуру соблазнила узбечка? Но ведь из твоих слов получается – он должен был броситься от нее наутек?
Итару опустил глаза и почесал затылок.
– Даже если мужчина хочет убежать, женщина ему не позволит, – продолжала она. – Разве не на этом зиждется брак? Вот, попытался от меня улизнуть, да не тут-то было! Теперь он как преступник, объявленный в розыск. А эти черные сетчатые колготы, они-то как здесь оказались?
– Сдаюсь, – пробормотал Итару, краем глаза наблюдая за невесткой.
Она подцепила кончиком шариковой ручки колготы и швырнула их на пол.
– Мерзко воняют. Наверняка она их напяливала.
Итару и сам знал, что у невестки подобных вещиц не водится. Она любила черное, но всегда надевала брюки или длинные юбки. Ей претили платья, открывающие грудь на всеобщее обозрение. В выборе одежды она бессознательно стремилась подчеркнуть свой интеллект. Худощавое тело, запахнутое в черное, наводит на мысль об аскетизме. Женщина на фотографии – образ. прямо противоположный. Невестка это заметила. В ее душе вскипал едкий отвар, настоянный на ревности и отвращении, комплексе неполноценности и чувстве превосходства.
Разумная монахиня против таинственной дикарки.
Итару подобрал с полу колготки, которые, по-видимому, надевала таинственная дикарка.
– Надо же додуматься! – сказал он, чтобы прервать тягостную паузу, и развернул колготы.
В нос ударило смешанным ароматом духов и запаха тела. В этом запахе еще сохранялась влажная теплота. Вдобавок ко всему на колготках, ровно посередине, зияла дыра размером с кулак.
– О чем только думает женщина, напяливая на себя колготы с дыркой?
На его глупый вопрос невестка только пожала плечами, выскочила из комнаты и побежала в ванную. Поняв, что шутка не получилась, Итару растерялся. Он надеялся подстегнуть в ней самолюбие, но, напротив, только ее расстроил. В любом случае надо просить прощения. Он направился вслед за ней.
Мисудзу с покрасневшими глазами гневно смотрела в зеркало на Итару, который застыл у нее за спиной, точно подобострастный слуга, ожидающий приказаний. Вероятно, она ополоснула лицо, чтобы он не увидел ее заплаканной. Щеки, по которым еще текла вода, были мертвенно-бледными. Итару, заметив, что все еще сжимает в руке колготки, торопливо затолкал их в карман.
– Я их выброшу. Для занятий философией они, кажется, ни к чему.
– Итару!.. – сказала Мисудзу сдавленным голосом, заглядывая ему в глаза. – У меня к тебе просьба.
– Какая?
Он во что бы то ни стало хотел продемонстрировать ей свою преданность. В душе он был согласен на все.
– Поедешь со мной в Осаку?
– Хочешь найти моего брата?
– Разумеется. Но не только.
– У тебя там есть еще какое-то дело?
– Если поедешь со мной, узнаешь.
– Что это может быть?
Прозрачно-бледные щеки Мисудзу покрылись легким румянцем. Ее скорбный, потускневший, косящий взгляд точно поглаживал Итару но небритым щекам.
– Пожалуйста, сейчас не спрашивай.
– Как скажешь. Так когда в Осаку?
– Может, завтра?
– Так скоро?
– Нет сил больше ждать. Я уже на пределе. Извини, что я такая взбалмошная. Ну, иди сюда, выпей пива. Ты голоден?
Итару вновь опустился на диван и залпом осушил наполненный стакан. Она вынула из холодильника и нарезала сыр, сварила сосиски, достала с полки соленые орешки. Мисудзу, суетясь, видимо, пыталась скрыть свое смятение. Когда Итару спросил:
– У тебя есть какая-нибудь зацепка для поисков? – ее смятение усилилось, она уже не могла спокойно сидеть и разговаривать. Как оказалось, зацепка есть.
– В Киото живет студенческий друг Мицуру, вчера они случайно столкнулись и перекинулись парой слов. Расстались, договорились вместе поужинать в Осаке через два дня. По словам приятеля, вид у Мицуру был какой-то странный.
– У него всегда странный вид. Куда уж больше?
– Во всяком случае, его друг встревожился и позвонил мне.
– Давай нагрянем завтра вдвоем на место их встречи.
– Но приятель Мицуру сообщил мне об этом по секрету, мы подведем его, надо как-то иначе…
– Не беспокойся. Все будет нормально. Я уж постараюсь. Могу проследить за ним и выяснить, чем он так увлечен.
– Нельзя ли обойтись без этих шпионских штучек?
– При чем здесь шпионы, я же ему родня! Мой братец должен искупить свою вину. А ты заинтересованная сторона, ты вправе наказать его. Хватит малодушничать.
Невестка прикусила нижнюю губу и, нахмурившись, задумалась. Видимо, изо всех сил пыталась решить сложное уравнение, что дало бы единственно верный ответ на ее повисшие в воздухе вопросы.
– Совсем не факт, что он живет с той женщиной. Завтра узнаем. Ты его жена, тебе нечего стесняться.
Она одним глотком допила ранее только пригубленное пиво и протяжно вздохнула. Слеза сбежала по щеке и окунулась в уголок губ. Она смахнула ее мизинцем и, словно приняв окончательное решение, сказала, глядя Итару в глаза:
– Хорошо, будь по-твоему.
Итару подумал, что на этом разговор исчерпался, сделал глубокий вдох, будто вставляя для крепости в спину воздушный столб, и хлопнул ладонями по коленям:
– Ну, тогда я пошел.
– Что ж, иди. Я думала, ты со мной поужинаешь…
Такой тяжелый разговор отбивает всякое желание поужинать один на один, тем более с женой брата. Каким бы ни был Итару толстокожим, он отказался от ее предложения. Любопытно, с какими чувствами замужняя женщина делает для постороннего мужчины то, что входит в ее обычные супружеские обязанности?
Например, всякая ли станет, как давеча Мисудзу, поминутно напоминая себе: «Он младший брат моего мужа», пускаться на откровенности, распивать вместе пиво и даже приглашать отужинать?
– Спасибо, что зашел. Мне стало намного легче.
– Правда? Рад, если смог чем-то услужить.
Он собрался наконец, откланявшись, уйти, как вдруг она сказала:
– Кстати… – и тотчас осеклась.
– А? Что? – он круто развернулся.
Мисудзу, поникнув головой, скребла ногтями ладонь.
– Нет, не стоит об этом. Извини, – смутившись, она заставила себя улыбнуться.
– Скажи, иначе я не успокоюсь.
– Пожалуйста, не рассказывай матери.
– Разумеется, – доверившись ее улыбке, Итару решил, что все решено, открыл дверь и ступил за порог.
– Не знаю, как и спросить…
Кажется, что-то еще.
– Не стесняйся.
– Если бы эта женщина захотела тебя соблазнить, ты бы пошел за ней?
В момент, когда, уходя, он уже расслабился, такой невыносимо трудный вопрос! От его ответа зависит, насколько глубоко он впустит ее в свои сокровенные мысли.
– Видишь ли, мне…
Поскольку невозможно тянуть с ответом – не мудри. Скажи то, что она хочет услышать.
– Эта женщина мне не нравится. Хочется держаться от нее подальше.
Лучше не продолжать. Слова застряли в горле.
– Мы с братом такие разные… – вот все, что он смог выговорить.
…Именно поэтому она и в самом деле меня заинтриговала. Впрочем, внешность обманчива, вполне возможно, что за ней скрывается веселая и общительная натура. А может, она из тех женщин, которые, пока молчат, кажутся таинственными красавицами, но стоит им открыть рот, превращаются в глупых, инфантильных и бесстыдных бабенок.
Рассматривая фотографию и думая о том, что эта женщина наверняка каким-то образом связана с братом, он излишне дал волю своему воображению. И в результате, сокрушался Итару, вышло дурно, дурно, только разбередил душу Мисудзу. Но если брат и вправду сблизился с этой женщиной, надо во что бы то ни стало выведать, как и почему это произошло.
Оставив за спиной темный дом, висящий в пустоте, Итару направился к станции, любуясь островками живой природы – миниатюрными садиками в ящиках, расставленных возле домов, но его все еще преследовал один наивный вопрос.
Как бы повела себя Мисудзу, не зайди он сегодня к ней? Рванула бы одна в Осаку? Или, как все эти десять последних дней, продолжала бы, упиваясь тоской, поливать цветочки в висящем над обрывом доме? Конечно, он со своей неуемной энергией подоспел как нельзя кстати, но что в действительности у Мисудзу на уме – скрыто в густом тумане.
Тупик
Видимость по всему окоему чуть ли не нулевая. Взявшись за непривычную для себя роль лоцмана, не ведая при этом ни тайного умысла старшего брата, ни желаний его жены, Итару опасался, как бы ненароком не угодить в кровавую бойню. И было предчувствие, что все ключи в руках женщины с фотографии. В любом случае надо постараться избежать лобового столкновения соперниц. Но случись даже этот, наихудший вариант развития событий, он, без сомнения, не забудет свой долг – до конца оставаться на стороне «разумной монашки» и изгнать «таинственную дикарку».
– Сестрица, не проголодалась?
Чуть за полдень они сели в Новой Иокогаме на скорый и долгое время молчали, каждый приводя в порядок свои спутанные мысли; наконец, возбужденный тележкой с едой, которая назойливо курсировала взад и вперед по вагону, Итару прервал молчание:
– Съешь что-нибудь?
– Нет, спасибо. Может, ты себе что-нибудь возьмешь?
– Лучше бы поесть. В Осаке, возможно, будет не до еды.
– Ты прав. Разве легкое что-нибудь…
Итару передал невестке суси со скумбрией и чай, себе взял пиво и рис с жареным угрем и тотчас набросился на еду. У Мисудзу, кажется, совсем не было аппетита – за то время, что Итару подчистую умял свою порцию, она одолела лишь один рисовый колобок.
– Если не хочешь, я помогу, – сказал Итару и забрал себе то, что она не осилила.
– Так что же сказала матушка?
– Тебе интересно?
– Конечно.
Вообще-то рассказывать особенно было нечего. Ведь Итару так и не выведал у невестки того, что интересовало мать. Она была уверена, что между супругами произошла серьезная ссора. И на свой лад выстроила причинно-следственную связь: не будь ссоры, брат не ушел бы из дома. Но при всей своей толстокожести Итару понимал, что проблемы, возникшие у супругов, одними логическими выкладками не разгадаешь. Это вам не детективный роман.
– Я сказал матери, что брат, бросив все, поспешил на помощь другу. Заверил, что скоро все уладится. И убедил ее, что ваши отношения здесь ни при чем, это ее успокоило.
То была ложь во спасение. В действительности он сказал матери: «Судя по всему, он ей изменил».
Мать пустилась причитать по своему обыкновению. Мол, Мисудзу с самого начала пальцем о палец не ударила, чтобы привязать мужа к семейному очагу, а Мицуру такой недотепа: раз оступившись, не сможет вернуться назад. И пошло-поехало. К счастью, Итару уже клевал носом.
Невестка не стала больше ни о чем спрашивать, достала из черной сумочки карманную книжку и начала читать с заложенной страницы. Судя по всему, она в последнее время перечитывает Дзюнъитиро Танидзаки. Итару сказал, что читал его повесть о человеке, который испытывал высшее наслаждение, когда его мучила слепая учительница игры на сямисэне; он стал ее рабом и, дабы навечно скрепить эти узы, выколол себе глаза.
– Хотел бы я взглянуть на красотку, способную внушить мужчине подобную страсть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37