Выше – потолок, впереди – покрытая ржавчиной дверь. Дверь не заперта. Никто не упрекнет во сне за незаконное вторжение в чужое жилище. Если войти в комнату, вновь сменятся декорации.
– С возвращеньицем, – пробормотала она уныло, отпустила его руку, небрежно скинула мокрую пижаму, вытерев об нее испачканные ступни.
Она осталась в одних черных трусиках, голые груди косили в разные стороны. Тени глубоко врезались в обнаженное тело, освещенное бледным светом уличных фонарей, проникающим в окно. Мицуру только сейчас осознал, как она выглядит. Вздернутый нос, пухлые губы, от переносицы до самых кончиков глаз змеящиеся брови, родинка на переносице, чуть левее. Но во всем ее облике не за что ухватиться. Глаза раскрыты, но только для того, чтобы видеть сны. Эти глаза заворожили Мицуру, заставили следовать за ней.
Она продолжала стоять с отсутствующим видом.
– Где мы? – спросил Мицуру.
Ее лицо застыло, ничего не выражая. Она слышала голос Мицуру, она его видела, но, казалось, ответить может, только оставаясь внутри своего сна. Но что тогда означал ее поступок там, под сосной? И эта рука, протянутая ему на лестнице?
Она тоже пыталась вырваться из сновидения. Свет, озарявший сон, постепенно гас, и все, что она видела до сих пор, сходило на нет. Возможно, она вот-вот погрузится в пучину глубокого сна, в котором царит непроницаемая тьма. Как была голой, она легла в постель, застонав, натянула на себя одеяло и сомкнула веки. Мицуру помнит, как по ее примеру содрал с себя мокрую, грязную одежду. Но что было дальше, поглотило забвение. После нескольких часов беспамятства вспыхивает новая картина.
Комната, освещенная громадным диском солнца. На белом, обклеенном коленкором потолке неожиданно вспыхнула радуга. Определенно, это не сон, не галлюцинация. Хотя бы судя по тому, что его мучила ужасная мигрень. Он лежал на акриловом ковре, завернувшись в где-то подобранную газету и сверх того накинув на себя полотенце и женский свитер. С трудом приподняв тяжелую голову, он оглядел комнату, в глаза бросился плюшевый тюлень. Точь-в-точь та собака, поднявшаяся на холм посреди пустыни. Дальше он заметил маленькое трюмо и стерео размером с тюленя. На раскладном столике открытый пакет молока и узкая вазочка с увядшей желтой розой. На стене картина, на которой неизвестный художник изобразил женщину, спящую в пустыне. Не слишком похожа, но, скорее всего, моделью послужила та, что лежала сейчас посреди кровати, погрузившись в беспробудный сон.
Желая убраться из этой комнаты прежде, чем она проснется, он натянул лишь наполовину высохшие штаны, просунул голову в свитер. Вчера вечером было глубоко безразлично, чем все обернется, но наутро он вдруг забеспокоился, как бы не оказаться втянутым в какие-нибудь неприятности, и решил бежать как можно быстрее. Он смутно помнил, каким образом проник в квартиру, но не мог придумать оправдание своему поступку. Наверняка она не помнит, что делала после того, как вышла из квартиры, и до своего возвращения. Другими словами, для нее Мицуру всего лишь человек, противозаконно вторгшийся в ее жилище. Сможет ли он, не имевший никакой определенной цели, ну там ограбить ее или изнасиловать, дать убедительное объяснение, что делает в ее квартире? Самая лучшая стратегия, которая приходила ему в голову, это потихоньку улизнуть. Нет преступника, нет и преступления. Между ними ничего не было. Эта странная встреча должна остаться во сне под семью печатями и быть предана забвению. И все же…
Надев носки и собираясь выйти из комнаты, Мицуру не удержался и заглянул в лицо спящей. Он вдруг встревожился: а так ли уж крепко она спит? На расслабленном лице проступала слабая улыбка. С удивлением он ощутил ностальгию. Как будто повстречался с ней через пять, через десять, нет, после долгих-долгих лет разлуки. Как будто ее образ был запечатлен в глубине его памяти, такой яркий, что ему почудилось – когда-то она была его сестрой или, быть может, любовницей. Более того, у него было чувство, что пять, десять лет назад, нет, много раньше, она выглядела точно так же, как сейчас. Его спина сохраняла тепло, какой-то щекочущий, свербящий след от прикосновения ее сосков.
Или надо рассуждать так. Вчерашние события вперемежку с бредом, сон, которым он грезил на ходу, превратились на следующее утро в далекое воспоминание. Сколько же за одну ночь пролетело лет?
Секунд десять он рассматривал лицо спящей. Этого времени ей хватило, чтобы вынырнуть из глубокого сна. В тот момент, когда он уже собирался оторвать взгляд от прекрасного лица спящей, ее глаза открылись. Пригвожденный этим пронзительным взглядом, он не мог пошевельнуться. Ему недостало всего нескольких секунд, чтобы убежать.
– Ты кто?
Женщина приподнялась, оглядела комнату, заметила плюшевого тюленя, ахнула и вновь, округлившимися, как у совы, глазами, уставилась на Мицуру.
– Это моя квартира, – сказала она.
– Неужели?
Это все, что он смог выдавить. Она вдруг заметила, что ее грудь обнажена, и, торопясь прикрыться, натянула на себя одеяло.
– Это ты меня раздел?
– Нет. Ты сама сбросила мокрую пижаму. Я встретился с тобой под сосной. Я лежал там парализованный. Пришла ты и легла мне на спину. Благодаря этому я вновь смог встать на ноги. Ты привела меня сюда. Честно! На мои вопросы ты не отвечала.
Приводя в порядок то, что он помнил из прошедшей ночи, Мицуру стал терпеливо объяснять ей, точно разжевывая. Она слушала молча, но как будто начинала что-то припоминать, и, погрузив руку в топь забвения, отчаянно пыталась что-то нащупать.
– Зачем ты привела меня сюда?
Внимательно всмотревшись в его глаза, она сказала:
– Опять это со мной.
И добавила, что ей снилось, будто Мицуру заговорил с ней.
– Ну да, я приняла тебя во сне за своего старшего брата. Как если бы он где-то долго скитался, совершенно внешне переменился, стал совсем другим человеком, но все же что-то сохранил от прежнего. Поэтому я и сказала тебе: «С возвращеньицем», и впустила в свою квартиру. Но кто ты на самом деле?
– Ладно, извини, я пойду, – сказал Мицуру с тяжестью на сердце и приготовился к отступлению, как вдруг она спросила:
– Ты знал моего брата?
– Нет. Я вообще ничего не знаю.
– Подожди.
Она не отрывала от него взгляда. Ее глаза, глаза глубоководной рыбы, увлажнились. Мицуру замер в ожидании приговора.
Он думал о том, что лишь случайно забрел в ее сон, и это не дает ему повода домогаться ее наяву. Внезапно на глаза попалась фотография, стоящая на полке возле кровати. Портрет бледного юноши, подпирающего щеку ладонью. Его пустые зрачки в глубине очков чем-то напоминали ее глаза.
– Это твой брат? – прошептал Мицуру.
Она кивнула, схватила его за руку и подняла на него умоляющий взор.
– Да, эта рука!.. Я помню ее прикосновение…
В результате Мицуру полдня провел возле нее. То ли сказалась прогулка под дождем, то ли она уже прежде была простужена, только у нее начался жар. Мицуру пришлось ухаживать за ней, заняв место покойного брата.
– Надо обязательно что-нибудь поесть, иначе организму грозит отравление, – сказал он и сходил за продуктами, купив, по ее желанию, яблоки и суси «инари».
Она страшно боялась, что он под предлогом похода за покупками скроется, но Мицуру такое и в голову не приходило. Он сам себе дивился, когда с набитой продуктами сумкой наперевес радостно вбежал в ее квартиру. Он совершенно не думал о том, что его здесь удерживает. Однако был горд, что может ей чем-то услужить. Когда она сказала:
– Ты вылитый старший брат, – ему показалось совершенно естественным, что он занял место ее умершего брата. Ведь во время встреч в сновидениях подобного рода противоречия и сбои вполне позволительны.
По ее словам, брат заболел и умер пять лет назад. Было ему двадцать семь. Мицуру тоже пять лет назад было двадцать семь. Ей было девятнадцать, и, судя по всему, она относилась к своему бывшему на восемь лет ее старше брату с большей страстью, чем к возлюбленному. Потеря брата была для нее равнозначна расставанию с любовником, тоска по умершему соединилась с сердечными муками и в конце концов привела к нервному срыву. Теперь Мицуру уже не сомневался, что причиной ностальгии, которую он испытал при виде ее, без всякого сомнения, стала связь, подсознательно соединяющая людей, когда-либо страдавших нервным расстройством.
Вечером, когда наступила пора уходить, им вновь овладели чувства прошедшей ночи. Если он хочет еще раз увидеть ее, следует пойти на некоторую жертву. Он назвал свое имя и спросил, как зовут ее.
– Аои Урасима.
Подходящее имя для спящей красавицы.
Аои его не отпускала, прижималась к его спине щекой, повторяя:
– Мы должны еще увидеться, обещай!
С этого дня Мицуру жил с неотвязной мыслью: «Когда я смогу вновь ее увидеть? Где мы можем встретиться?» При мысли о ней исчезали беспокойство и уныние. О такой свободе духа Мицуру мечтал многие годы. Он обрел уверенность: с помощью Аои он способен полностью излечиться от своего гнусного душевного недуга.
Прошло два месяца, прежде чем ему удалось вновь встретиться с Аои. В первый раз он покинул ее квартиру точно в бреду, это еще полбеды, катастрофа была в том, что он вскочил в автобус, даже не спросив ее адрес и номер телефона. Все, что ему было известно, это то, что она живет в Киото, в районе Ивакура. В тот вечер, после окончания заседания научного общества, сцепившись со своими киотоскими коллегами, он услышал от кого-то:
– Тебе пора в Ивакуру, – и, бросив на прощание:
– Спасибо за совет! – впрыгнул в такси. Он не собирался никуда ехать. В машине вместе со своим обычным успокоительным, оказывающим сильное снотворное действие, он принял новое лекарство, которое ему дал его друг-врач, и с отчаяния заглотал все, что имел при себе. Действие лекарства сразу сказалось на ногах. Выйдя из машины, он не смог сделать и пары шагов, и свалился под сосной.
Спустя месяц после той ночи Мицуру вновь приехал в Киото и отыскал пригорок, на котором ему грезился потоп. Но вспомнить, как пройти к ее дому, оказалось не так просто. Бот если б возможно было снять на видео приснившийся тогда сон! Но сейчас ему никак не удавалось найти решающий ориентир, про который он мог бы с уверенностью сказать – вот дорога, вот склон, вот здание, которое я видел в прошлый раз. Три дня подряд он ездил в Ивакуру, обошел практически весь район вдоль и поперек. Чтобы иметь повод для поездки в Киото, он позвонил приятелю, которого не видел не то пять, не то десять лет, извинился за свою необязательность и возобновил знакомство. Приятель, которого он вытащил, чтобы иметь алиби для своего пребывания в Киото, терялся в догадках. Мицуру, рассеянно с ним поздоровавшись, погрузился в молчание. Когда же приятель решился спросить, нет ли у того к нему какого-либо дела, Мицуру ответил, что просто хотел повидаться. Отделавшись пустыми любезностями, он отправился на поиски Аои.
Он заходил в лавки и рестораны, даже устроил ночью засаду на том самом пригорке. Но угодил на ночную бандитскую сходку и едва унес ноги. Его прошибал холодный пот при мысли о том, что могло произойти, если бы в ту ночь появилась босоногая Аои…
Вторая встреча произошла благодаря счастливой случайности. Дождливым вечером Мицуру ждал автобуса, чтобы ненадолго вернуться в город ради поддержания алиби. В этот момент остановился автобус, идущий в противоположном направлении, и среди сошедших пассажиров он узнал Аои. Но он не окликнул ее сразу, пошел следом, постепенно сокращая расстояние. Только достоверно узнав старый серый дом, в котором провел ту ночь, он позвал ее но имени. Аои, не обернувшись, начала подниматься но лестнице. С той первой ночи прошло два месяца. Он малодушно решил, что она растерла его в порошок и спустила в канализацию. Какое-то мгновение он подумывал о том, чтобы немедля вернуться в Токио. Нет, должна же быть хоть какая-то награда за те неимоверные усилия, которые он употребил, чтобы еще раз ее увидеть! Он бросился вверх но лестнице.
Аои обернулась, посмотрела на него и тотчас воскликнула:
– Брат!
Надо было что-то сказать в свое оправдание. «Если тебе неприятно, я сейчас же уйду… Не могу забыть то, что произошло той ночью… Хочу еще разок побывать вместе с тобой во сне… Я впервые узнал, что такое любовь… Скажи, как мне поступить…» Он многое хотел ей сказать, но в тот момент потерял дар речи и только жалобно смотрел на нее снизу вверх.
– С возвращеньицем!
Аои приветливо улыбнулась. Это слово спасло Мицуру. Он смог поверить: женщина, что сейчас стоит перед ним, и виденная два месяца назад, та же самая Аои. Только подумать, в ту ночь он, хоть и но колено в бреду, ввалился в квартиру одинокой женщины! Никогда раньше не случалось ему демонстрировать такую прыть в отношениях с женским полом. Убежать, поджав хвост… Этим все исчерпывалось.
Возможно, потому, что усилия, потребовавшиеся для того, чтобы догрести до второго свидания, чем-то напоминали прохождение через утомительную бюрократическую процедуру, как только Мицуру снял ботинки в прихожей, подумал: не дал ли он маху? Не бывает, чтоб все так счастливо сходилось. Нет ли какого подвоха в том, что он смог ее найти, что она пустила его к себе? «Возвращение домой» с промежутком в два месяца все еще шло вразрез с чувством реальности.
Увидев, что он нерешительно топчется на пороге, она сказала:
– Ну же, входи, присаживайся!
В конце концов ему каким-то образом удалось переместить свое одеревеневшее тело в гостиную. Едва он присел перед старым чайным столиком, она спросила:
– Останешься на ночь?
Промычав что-то нечленораздельное в ответ, он задумался: как это понимать?
Умерший брат, временно явившийся из потустороннего мира, зашел навестить сестренку? Но я ничего не знаю о потустороннем мире. Или мне считать себя братом, впавшим в амнезию?
– Ты, кажется, любишь рис с соусом карри? А сырой мясной фарш?
– Люблю, – ответил Мицуру. Он решил, что, поедая мясной фарш с карри и прикидываясь ее братом, исподволь начнет рассказывать ей о себе. Но Аои как будто совершенно не интересовало, кто он такой в действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37