Всех своих учеников он целенаправленно обучал лишь земледелию и счетоводству – остальные предметы игнорировал. Его учебная программа по земледелию не имела ничего общего с привычной земледельческой практикой нашего края. Он говорил, что крестьянскому труду, которым им придется заниматься, можно прекрасно научиться у родителей. Преподаватель организовал научное общество, призванное улучшить сорта сельскохозяйственных культур и породу скота и усовершенствовать ирригационные сооружения; в общество он привлек отцов и старших братьев своих учеников. На небольшом опытном участке он выращивал новые сорта и, не допуская туда учащихся, давал советы их родителям и старшим братьям. Он знакомил их с основами молочного хозяйства, с европейскими методами садоводства, обучал единственному, что было непосредственно связано с жизнью наших мест, – оригинальному способу производства растительного воска, заложившего основы богатства и процветания нашего края в последние годы перед реставрацией Мэйдзи, создал артель, занимавшуюся промышленным производством воска. Во время войны она, разумеется, развалилась. Он рассказывал ученикам об изготовлении сыра, о выращивании яблонь, а заодно и обучал предмету, не связанному с крестьянской жизнью, – способу рафинирования воска путем сливания его по каплям в воду, производству его в товарных количествах, организации системы сбыта.
Подобные уроки создали ему среди учеников репутацию зануды. Между тем горе-учитель, которого никто всерьез не принимал, восторженно поддержал выработанную в самом начале пятидесятидневной войны тактику превращения долины в запруду. Особый энтузиазм он стал проявлять с того момента, как началось сооружение плотины; когда же все жители ушли в лес, а юноши и взрослые мужчины начали партизанские действия, и вовсе превратился в слепого апологета войны.
– Я даже представить себе не мог, что вы способны на такое! – восхищался горе-учитель.
Сильно заикаясь, что раздражало тех, кто его слушал, – это, кстати, была одна из причин его непопулярности в классе, – он уговаривал стариков доверить ему хоть какую-нибудь работу, лишь бы она была на пользу войне. Однако, вспоминая, как сложилась судьба пожилого горе-учителя после окончания пятидесятидневной войны, можно заключить, что люди нашего края не позволяли ему участвовать не только в сражениях, но даже в их подготовке. Тогда горе-учитель, самодовольно ухмыляясь про себя – мол, никому и в голову не пришло бы, что мне удастся сделать такое! – приступил к осуществлению собственного плана. Когда-то для обеспечения повышенного курса обучения учеников старших классов он подготовил специальный учебник: «Руководство по международной торговой корреспонденции». И теперь, взяв за основу представленный в пособиях стиль торговой переписки на китайском, английском, французском, немецком и испанском языках, он, адресуясь к угнетенным народам, населяющим те районы, где говорят на этих языках, составил обращение, в котором рассказал о пятидесятидневной войне и призвал к совместной борьбе.
Старики долины и горного поселка, теперь военачальники укрывшейся в девственном лесу армии деревни-государства-микрокосма, как я уже говорил, заботясь о послевоенной судьбе «враждебных элементов», не только не позволили им участвовать в пятидесятидневной войне, но даже избегали прямого общения с ними. Отец-настоятель, выполняя роль посредника, выслушивал протесты, которые бурно выражали «враждебные элементы», и передавал им ответы военачальников. Именно отец-настоятель вручил старикам план распространения обращения, предложенный горе-учителем, желавшим внести посильный вклад в пятидесятидневную войну, а затем, передав ему официальный ответ, убеждал его отказаться от этой затеи. Мне рассказывал это сам отец-настоятель, когда обучал меня мифам и преданиям нашего края. Сам он высоко оценил идею горе-учителя. Это была, конечно, не американская Хартия независимости: по тону – более спокойное, по стилю – лишенное намека на индивидуальность, сухое и деловое; такие письма как раз и пишут фразами из учебника по торговой корреспонденции. А в целом разослать угнетенным народам мира призыв к солидарности – превосходная идея. В первую очередь следовало бы направить обращение в Китай, коммунистической армии, которая готовится к войне с армией Великой Японской империи. Письмо, предназначенное Соединенным Штатам – вождям индейцев. Среди них есть люди, которые уже многие годы лелеют мечту объединиться со своими азиатскими собратьями, представителями желтой расы, и свергнуть господство белых. Если говорить о нашей стране, то представители желтой расы, наиболее подходящие для осуществления их мечты, – это не верноподданные слуги Великой Японской империи, а только мы, «не поклоняющиеся чужим богам непокорные японцы», укрывшиеся в девственном лесу. Дело в том, что подданные Великой Японской империи никогда не признают индейцев своими братьями. Таким образом, говорил отец-настоятель горе-учителю, идея направить обращение, рассказывающее о войне в лесу и долине и призывающее к солидарности, именно за границу, по существу, абсолютно верна. Но здесь следует подумать о послевоенных проблемах. Эта война, после чудовищных, жестоких испытаний, скорее всего, окончится поражением нашего края. Старики из оперативного штаба полны решимости активно сражаться до тех пор, пока не наступит это заранее предусмотренное поражение. В результате его община нашего края распадется, но земля и люди не прекратят существования. В самобытной истории нашего края это всего лишь эпизод. Что в таком случае не для нас с вами – чужаков, а для тех, кто здесь родился и вырос, означало бы распространение по всему миру подобного открытого письма, полностью перечеркивающего основополагающий принцип нашего края: сохранение в тайне от внешнего мира существования здесь независимой общины? Фактически оно означало бы нарушение главного принципа, на котором зиждется вся история нашего края.
Горе-учитель считал отца-настоятеля вдохновителем своей работы по исследованию производства рафинированного воска и, рассказывая ему о полученных результатах, в свою очередь многое узнавал о самобытности деревни-государства-микрокосма. Поэтому одобрительный отзыв отца-настоятеля в адрес его идеи составить по образцам торговой корреспонденции обращение, рассказывающее о войне, вполне его удовлетворил. Вот один из примеров деятельности отца-настоятеля во время пятидесятидневной войны.
Я думаю, что, кроме того, он, несомненно, сотрудничал, хотя и тайно, со стариками в разработке военных операций. Как мог оставаться в стороне отец-настоятель, если, всю свою жизнь изучая мифы и предания деревни-государства-микрокосма, он столкнулся с событиями современной истории, с предельной остротой обнажившими ее проблемы. Однако, так же как и старики, он предвидел, что пятидесятидневная война закончится для нас поражением, и, чтобы после войны не лишиться должности настоятеля храма, ему необходимо было сохранять видимость нейтралитета по отношению к «враждебным элементам».
В забытой богом начальной школе нашей долины всегда были преподаватели со странностями. Вот и во время пятидесятидневной войны тоже работал один такой чудаковатый учитель физкультуры. На фотографии, где снят выпускной класс нашего, сестренка, старшего брата, можно его увидеть – стиснувший зубы маленький человечек с темным лицом. Больше всего он, помнится, гордился тем, что когда-то участвовал во всеяпонском соревновании бегунов на длинные дистанции среди педагогических училищ. У нас он всегда выходил на старт, напялив форму участника юношеских соревнований по марафону, и стартовал первым, высоко вскидывая ноги, видимо, чтобы продемонстрировать безукоризненную технику, но из-за больного желудка на полпути сходил с дистанции, так и не перебежав долину.
– Это только бестолочи расходуют силы понапрасну, – ворчал он, а босые юнцы с повязанными вокруг головы скрученными жгутом платками бежали не чуя под собой ног и оставляли его далеко позади.
Тем не менее он организовал специальный молодежный отряд и даже раздобыл для его членов старую военную форму. Ребят, с утра до вечера трудившихся в поле, он собирал после работы на школьном дворе и устраивал маршировки. Разумеется, члены специального отряда выходили маршировать вовсе не из преданности учителю физкультуры. Когда по велению Разрушителя жители долины начали сообща сооружать плотину, учителю физкультуры ни слова об этом не сказали, и он никак не мог понять, что происходит вокруг. А когда вся деревня как один человек ушла в лес, специальный оперативный отряд чуть ли не силой уволок его в лесной лагерь, несмотря на протесты, которые он выражал с детской непосредственностью:
– Не делайте глупостей! Что вы такое задумали?!
Предполагалось, что вместе с остальными педагогами он будет вести занятия в лесном школьном лагере. Однако учитель физкультуры, узнав, что жители ушли в лес, спасаясь от вступившей в долину армии Великой Японской империи, так и не смог осознать происходящего и только без конца обеспокоено повторял свое: «Не делайте глупостей! Что вы такое задумали?!» Убедить его, чтобы он продолжил занятия с детьми, не удалось. Опасались даже, что он убежит из лагеря и примкнет к армии Великой Японской империи. Все это привело к пустой трате сил, более необходимых для ведения военных операций; к учителю физкультуры, возмущенно выкрикивавшему: «Не делайте глупостей! Что вы такое задумали?», пришлось приставить подростков.
В начале пятидесятидневной войны поведение учителя физкультуры особых опасений не вызывало. Не имея представления о ходе войны, он воспринимал происходящее как позорное бегство жителей долины и горного поселка, спасающихся от облав, неизвестно по какой причине учиненных армией Великой Японской империи. Но однажды он заметил, что подростки, сменявшие друг друга в карауле, вооружены винтовками с выбитой на них хризантемой – гербом императора. Он поинтересовался, что это значит, и те, не в силах скрыть радость, похвастались своими боевыми успехами:
– Оружие, захваченное нами у врага. Старики решили – кто отбирал, тот и вправе себе оставить.
В ответ учитель физкультуры, побагровев, дрожащим от отчаяния голосом пролепетал, заикаясь:
– Не делайте глупостей!
В ту ночь он пытался бежать, но был ранен караулившими его подростками, которые спали с ним в одной палатке. Старики из оперативного штаба уже не могли оставить без внимания поступок этого «враждебного элемента». Его взяли под стражу, а старики устроили совет. Решение военного трибунала, сестренка, довел до сведения учителя физкультуры все тот же отец-настоятель. Он пришел к нему в палатку, служившую гауптвахтой, и сообщил, что существуют два пути его освобождения: либо, соблюдая нейтралитет, тот снова приступит к работе в школьном лагере, либо пусть сдается сам армии Великой Японской империи, оккупировавшей долину. Учитель физкультуры выбрал, конечно, второе. Было решено через пару дней за Дорогой мертвецов отпустить его на все четыре стороны. Однако, поскольку это был не первый день войны, потребовалось бы еще доказать, что он не воевал против армии Великой Японской империи. Отец-настоятель посоветовал ему объявить армии Великой Японской империи, что он бежал, захватив с собой одну из отобранных винтовок. Старики, скорее всего, не откажутся подарить ему ее на прощание.
На рассвете того дня, когда его отпустили, партизанский отряд напал на солдат армии Великой Японской империи, охранявших сооружение из бамбуковых труб, по которым в долину поступала вода. Это были те самые одетые в старую военную форму юнцы, которые проходили специальную подготовку под руководством учителя физкультуры. И поэтому, как только он в той же самой форме, да еще с офицерскими погонами, размахивая винтовкой, принадлежавшей прежде армии Великой Японской империи, понесся по склону, хорошо просматриваемому с опушки девственного леса, готовые к нападению солдаты дали по нему дружный залп.
Первым решительным действием Безымянного капитана стала операция «Охота в горах», которая проводилась в лесу за Дорогой мертвецов, но старики из штаба устроили ему достойную встречу. Бойцы патрульного отряда, с раннего утра наблюдавшие за происходящим в долине, по оживлению среди высыпавших из домов офицеров и солдат армии Великой Японской империи догадались, что замышляется крупная операция. Через хорошо организованную систему связи был дан приказ подготовить к передислокации все палатки в глубине леса. Когда действительно началось наступление и цепь противника, рассыпавшись по всему склону, стала подниматься вверх, женщины, дети и часть бойцов с палатками и утварью на плечах ушли в том же направлении, в котором наступала армия, но значительно оторвавшись от нее.
Чтобы задержать наступающего противника, на пути продвижения армии Великой Японской империи был выставлен диверсионный отряд, состоявший из команд по три человека. Отряд был сформирован из членов пожарной дружины нашего края, которые были к тому же опытными охотниками. Случалось, что из какой-нибудь деревни в нижнем течении реки в горы проникал бандит. Тогда члены пожарной дружины под командой деревенского полицейского, хотя им это бывало и не по душе (а в случае, если пропадал ребенок, то с большой охотой), отправлялись в горный лес. Дети в нашей долине часто пропадали потому, что Разрушитель накрывал их таинственной тенью. Помнишь, сестренка, как ты еще совсем девочкой ушла к Дороге мертвецов и тебя покусала дикая собака, а некоторые женщины объясняли это тем, что ты заблудилась, когда тебя накрыл огромной тенью Разрушитель. Или тот случай со мной в лесу, после которого меня прозвали хвастуном…
Диверсионный отряд, состоявший из ветеранов, имеющих опыт охоты в девственном лесу, был разбит на команды по три человека, которые именовали себя правофланговым, центровым и левофланговым и располагались в двух с половиной метрах друг от друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69