От оков недуга он освободил меня,
От мучений несказанных исцелил меня.
Презирать его нельзя нам, о мой властелин
И отец, – мне в целом мире пара – он один».
Падишах такие ж мысли, как и дочь, имел.
И свое он обещанье выполнить хотел.
И искать повсюду стали Хейра в ту же ночь.
И в степи его догнали, уходящим прочь
От столицы со стадами. Будто перл нашли, –
Рады были. И мгновенно к шаху привели.
Шах сказал: «О величайший человек земли!
Молви: почему от счастья держишься вдали?»
И халат, ценой в полцарства, с своего плеча
Шах обрадованный гостю отдал сгоряча.
Одеяний и уборов множество своих,
Пояс золотой и посох в камнях дорогих.
И велел украсить город множеством завес
Редкостных, блестящих – ярче утренних небес,
А царевна, встав на кровле замка, с вышины
Видит юношу-красавца с обликом луны,
Удалого, с тонким станом и свежей весны;
Кудри – ночь, и, словно мускус, усики черны.
По желанью государя и царевны – он
Стал ей мужем. Шерр коварный этим посрамлен.
Дверь в свою сокровищницу отворил султан,
И печать на тайном свитке сокрушил султан.
И потом – блаженством вволю душу напитал,
Красоты, добра страницы без конца читал.
Был у шаха одаренный властию везир,
Муж – заботой о народе удивлявший мир.
Дочь имел. У ней, как ворон, волосы черны.
Щеки, словно кровь на снеге, у нее красны.
Щеки, кудри – ворон, на снег павший с вышины
От стрелы. Но оспа выжгла очи у луны.
Умолил везир пришельца. И была она
Хейром из слепой, убогой вновь превращена
В зрячую! И, обещанью отчему верна,
К Хейру в дом вошла как третья юная жена.
Погляди же – сколько перлов ценных просверлил
Этот лал; и трон Хосроя вскоре получил.
То у дочери везира он весь день сидел,
Находя на все согласье, что б ни захотел.
То два дня у дочки шаха – ибо ведь она
Солнце, а везира дочка перед ней – луна,
То три дня у курдской дочки, в радостях. Ведь он
Ею был от жажды, смерти, слепоты спасен.
Вот, как в нард играя, трижды мир он обыграл,
Хейру трон над полумиром рок в награду дал;
Так что царство старца-тестя с городом его
Стало частью государства нового того.
Как-то вышел Хейр-властитель на рассвете в сад,
Чтобы сердцем освежиться и утешить взгляд.
Небеса, судьбою Шерра гнусного владея,
Занесли клинок разящий над главой злодея.
С неким городским торговцем в сделку Шерр вступал
Возле сада. Чуть увидел – Шерра Хейр узнал.
Страже приказал: «Тотчас же, лишь закончит он
Разговоры там, – ко мне да будет приведен!»
В сад он снова углубился, сел невдалеке,
Курд стоял пред ним, тяжелый меч держал в руке.
Шерр пришел, морщины злобы он с чела согнал.
Хейра не узнал. Пред Хейром прах поцеловал.
Хейр спросил: «Эй, незнакомец! Как ты звался
встарь?»
И ответил Шерр: «Зовусь я – странником, о царь!
Ловок я во всех деяньях». «Имя назови! – Хейр сказал. –
Или омойся в собственной крови!»
Шерр сказал: «О царь! Хоть чашу поднеси, хоть меч
Вынь, но имени иного не могу изречь!»
Молвил Хейр: «Подлец! Душою перестань кривить,
Кто захочет, каждый может кровь твою пролить.
Знаю я – ты Шерр – гнуснейший на земле злодей!
Изверг ты, достойный клички дьявольской своей!
Ну, гляди, ублюдок ада, вспомни: это ты
Вырвал жаждущему очи за глоток воды
И в пустыне, где ни капли влаги нет, ни тени,
Без воды его покинул в тысячах мучений.
Драгоценности, одежду взял ты у него
И несчастного в пустыне бросил одного.
Знай: я – Хейр, и я тобою был лишен всего.
Только счастье Хейра живо, а твое – мертво!
Думал ты тогда в пустыне, что убил меня,
Но от смерти вседержитель защитил меня.
Так как я в беде защиту у небес нашел, –
Дали мне они корону, царство и престол.
Но хоть жив я – ты убийцей все же наречешься
Перед богом и от черной смерти не спасешься».
Шерр едва взглянул на Хейра – вмиг его узнал,
И затрепетал, и наземь перед ним упал;
Завопил: «О шах правдивый, милость сотвори!
Не гляди на злодеянья злого! Но – смотри:
Разно нас созвездья неба наименовали,
Правдою – тебя, меня же Кривдою назвали.
Мной злодейский был поступок совершен, но оп
Именем моим был раньше предопределен.
Ты же в день, когда я небом мстительным гоним,
Поступи со мной в согласьи с именем твоим!»
Вспомнил Хейр, что он зовется «добрым», и решил
Отплатить добром, – и Шерра с миром отпустил.
От меча его свободу Шерр едва обрел,
В радости из сада шаха он летел – не шел.
Но помчался кровожадный курд с мечом за ним.
Голову срубил злодею он мечом кривым.
Молвил курд: «Хоть мыслит благо добрый Хейр, но ты
Зло. Да будут двери ада злому отперты!»
Труп обшарив, в поясе он сразу отыскал
Те два лала, что Хейра Шерр в степи украл.
Взял и отдал самоцветы Хейру и сказал:
«Лалы к лалу воротились!» Шах поцеловал
Курда верного и возблагодарил его,
Теми ценными камнями одарил его.
И потом к своим зеницам пальцы приложил,
Молвил: «Мне ты самоцветы эти подарил;
Воротил глазам незрячим ты желанный свет.
За твое добро достойной платы в мире нет!»
И устроилось счастливо все, как Хейр хотел.
И народ благодеянья от него узрел,
Ибо в той стране, где правду властелин хранит, –
Тёрн плодами делается, золотом – гранит.
Серебром – железо станет, шелком – власяница.
Для добра людей у Хейра ожили зеницы.
Справедливость – нерушимый был закон его,
Потому неколебимым был и трон его.

Касыды, газели и лирические фрагменты

Спустилась ночь: Явись, Луна, в мой дом приди на миг!
Душа желанием полна, – о, погляди на миг!
Ты жизни плещущей родник, исток существованья,
Недаром я к тебе приник, – прильни к груди на миг!
Не ненавидь, не прекословь, дай мне немного счастья!
Смотри, как жадно бьется кровь, – к ней припади на миг!
Верь этим благостным слезам, и, если я отравлен,
От черной немочи, бальзам, освободи на миг!
Зачем ты пляшешь на ветру, изменчивое пламя?
Будь благовоньем на пиру и услади на миг.
Но смоль волос вокруг чела – тогры крылатый росчерк.
Я раб, султаном ты пришла, – так награди на миг!
Перевод П. Антокольского
* * *

Мне ночь не в ночь, мне в ночь невмочь, когда тебя нету со мной.
Сон мчится прочь, сон мчится прочь, беда в мой вступает покой.
Клянусь, придет свиданья час: пройти бы не мог стороной.
Клянусь я мглою кос твоих, уйдешь – и охвачен я мглой.
Не мне ль нестись к тебе одной, стремиться могу ли к другой?
Тебе ль искать подобных мне, – не тешусь надеждой пустой.
Сравнись со мной – величье ты, вглядись – никну я пред тобой.
Сравнюсь с тобой – не прах ли я? Все клады в тебе лишь одной.
Нет глаз, чтоб видеть мне твой лик, мне радости нет под луной.
Нет ног – поспеть к тебе, нет рук, чтоб с жаркой сложить их
мольбой.
Забыла ты о Низами, владея моею судьбой.
Днем гороскопы числю я, в ночь звезды слежу над собой.
Перевод К. Липскерова
* * *

От сердца всю ночь мечтал мечом отрубить тебя,
Но поднял лицо рассвет – могу ль не любить тебя?
Я душу с твоей смешал, две нити в одну сплелись.
Лишь в жизни другой решусь с другой позабыть тебя.
Вот праздник, луна моя. Я праздничной жертвой пал.
Гадаю: твой лик велит с зарей разлюбить тебя.
Чапрак ты даруешь мне, накрой им лицо мое.
О всадник! Опущен меч. Не смею губить тебя.
Дары на пирах дарят. Я жемчуг слезы моей
В очах, как в ларце, замкну, чтоб им озарить тебя.
Известен обычай твой влюбленных терзать сердца
Но сердце крови полно, боюсь обагрить тебя.
Сквозь очи я влагу лью, чтоб с новых путей твоих
И пыль Низами омыть, чтоб в сердце убить тебя.
Перевод В. Успенского
* * *

Луноликая сквозь прорезь полотна вошла ко мне.
Разрешились все сомненья, раз она пришла ко мне.
Щек бутоны увлажнились, спал покров с луны лица;
Быстро шла, страшась нескромных, и бледна вошла ко мно
Та жемчужина, чья прелесть не дает отвесть очей,
Точно с глаз моих скатилась, – так нежна пришла ко мне.
Без свидетелей на ложе мы покоились вдвоем,
Пробудясь, вбежало счастье: ведь луна зашла ко мне!
Говорит: идти хочу я, что возьмешь с меня в залог?
Я в ответ: возьму лобзанье, – ты одна вошла ко мне,
Но едва дошло до дела, в сердце пламень запылал,
От слезы, что влагой жизни, как волна, прошла по мне,
Головою Ширваншаха клясться будет Низами,
Что подруга этой ночью в чарах сна сошла ко мне.
Перевод В. Успенского
* * *

Спеши, о, спеши, без тебя умираю!
Мне помощь подай, – без нее пропадаю!
В крови мое сердце, стенаю в разлуке:
Свиданья! Тоска! Часа встречи не знаю!
Уж раз ремесло твое – быть музыкантом,
Я звуков высоких и низких желаю.
Басмой лук бровей не натягивай грозно
До самых ушей! Шли стрелу! Ожидаю.
Ты знаешь, что жить без тебя я не в силах.
Ты жизнь мою хочешь, бери же, – бросаю.
Я вижу: удачи я жаждал напрасно, –
Я вздохом последним тебя призываю.
Тебе Низами отдает свою душу,
Прими – как страдания я принимаю.
Перевод Ив. Бруни
* * *

Во влюбленных, как во львов, взором мечешь стрелы ты.
Тех, в ком львиные сердца, дней лишаешь смело ты.
Целясь стрелами ресниц, не спускаешь тетивы.
Диво! Не пустив стрелы, сердце мне задела ты.
Я, увидевши твой лик, власяницу разорвал,
Лишь похмелье – не вино шлешь мне без предела ты.
Жду чего я? Раздробить сердцем каменным своим
Сердце хрупкое мое, верно, захотела ты.
Поминаю каждый день ночь свидания с тобой.
Ах, по крови ран моих дни считать велела ты.
Ищешь розу, Низами, – тёрн мучительный прими.
От такого никогда не уйдешь удела ты.
Перевод К. Липскерова
* * *

В душе всегда базар готов для милой,
Из вздохов я соткал покров для милой.
По лалам сахарным, как сахар, таю;
Готов влачить я груз оков для милой.
Неверная нарушила обеты,
А у меня уж нету слов для милой.
Цвет гиацинта щек ее коснулся,
И не жалеет завитков для милой.
Целую днем я дверь ее и стены,
А ночью рву кошницы снов для милой.
Друзья, на помощь! Яростны нарциссы,
И раны сердца – лишь улов для милой.
Перевод О. Анненковой
* * *

В пору мне груз твой! Скажешь – немолод, – пусть!
Ношу приемлю. Путь непрополот? – Пусть!
Страсти, тобой мне внушенной, пью я хмель:
Яд примешан тобой в чистый солод – пусть!
Мной не гнушайся – ты мне дороже всех.
Если сердцем твоим правит холод, – пусть!
Молот против меня жизнью дан тебе.
Если жизни тобой дан тот молот, – пусть!
Жду я тебя, несытый. Жду, изнемог.
Пусть утоленьем кончится голод, пусть!
Ах, Низами, в саду твоем – соловей:
Роза цветет, шипом он проколот… Пусть!
Перевод И. Тарловского
* * *

О стройный мой кипарис, как роза, смеешься ты.
Я твой до конца веков, не мне достаешься ты.
А сердце полно тобой, и жизнь я вручил тебе.
Что хочешь, то делай с ней, ужель отвернешься ты?
И меч не заставит рук отнять от кудрей твоих.
Покуда моих одежд рукой не коснешься ты,
От жажды я весь сгорел, за тем и бегу к тебе.
Из сладостных уст в уста источником льешься ты.
Так пой, Низами! И пусть венец царей Ахсатан
Гордится тобой, и с ним до звезд вознесешься ты.
Перевод В. Успенского
* * *

День мой благословен, был с тобой ныне рядом я.
Рок мой благословен, твоим пьян ароматом я.
О светоч глаз моих, был господь милосерд ко мне,
Ведь твой прекрасный лик осязал жадным взглядом я,
Два мира дам за то, чтоб опять встретить мне тебя.
Знай, разлукой с тобой обессилен, как ядом, я.
Кто видел образ твой, тот не скажет, что я не прав.
Прав, что любовь к тебе своим сделал вожатым я.
Нет, не могу любовь вырвать я из груди, когда,
Как жизнь, вскормил ее. С ней живу, будто с кладом я.
С тех пор как я вкусил аромат свиданья с тобой,
Скорбь, как рубаху, рву, выбрал радость нарядом я.
Сердце мое в огне. Сердцем речь сказал Низами.
День мой благословен. Был с тобой ныне рядом я.
Перевод Сергея Спасского
* * *

Когда в уме желаний нет, ступай в кабак, на дно,
С приятелями в нард играй, с неверным пей вино.
Равна неверыо вера тех, кто слеп к чужим грехам.
Как быть? Значенье этих слов уму глупца темно.
Ты есть, но если нет ее, к чему трудишься жить?
Кольцо на двери тот же ты, оно, как ты, одно.
От разговорчивых беги, нсканья позабудь,
В кругу мужей прочувствуй то, что с милой суждено.
Тот мир и этот мир – слова. Так отрекись от них –
И сразу станешь шахом тех, чье сердце влюблено.
Перевод В. Успенского
* * *

Скорбь моя благословенна, вечно по тебе она.
Эта скорбь за все отрады мной не будет отдана.
Скорбь моя веселья лучше. Что на это молвишь ты?
Лучше бьешь ты, чем ласкаешь. Эта речь и мне странна.
Я тебе служу покорно, хоть служить и права нет.
Ты же мне помочь не хочешь, хоть вся власть тебе дана.
Без речей ты мне сказала: «Жди свидания со мной».
Может быть, не в этой жизни? Здесь надежда не видна.
Как вместить иную в сердце? Место в сердце – для тебя.
Кто с тобою схож? Ответь мне. С кем ты схожа? Ты – одна!
Перевод Ив. Бруни
* * *

Гнет страсти мне в сердце – ведь сердце мишень – вошел.
Мой крик в небеса, сквозь лазурную сень, вошел.
Нет, мне не забыть ноготка на руке твоей!
Нож в сердце мое – мучить милой не лень – вошел.
Что толку скрывать в этом мире любовь к тебе!
В тот мир уж давно слух о ней, словно тень, вошел.
Мой дух за тобой с караваном хотел брести.
Да снова в свой дом – за ступенью ступень – вошел.
Ты молвила мне: «Низами, я приду». Спеши!
Судьбою назначенный в горницу день вошел.
Перевод Ив. Бруни
* * *

Ведь я же давний твой друг, томишь зачем ты меня?
Друг верный, богом клянусь, печалишь всем ты меня.
Грущу пусть вечно, коль ты о горе спросишь моем.
Оно заботит тебя? Забудь совсем ты меня.
Люблю, горжусь я тобой, а ты стыдишься меня.
И зла ко мне, а могла б ввести в Эдем ты меня.
Твой цвет любой я приму. Петь бога? Взять ли зуннар?
Молю, скажи, увидать хотела б кем ты меня?
Ты любишь легкую грусть, а если тяжко скорблю,
В обиде ты на меня и мучишь тем ты меня.
Унизь как хочешь меня, влюблен навек Низами,
Не можешь, нет, охладить, увы, ничем ты меня.
Перевод Сергея Спасского
* * *

Пьяное счастье мое протрезвится, я верю, однажды,
Спящая крепко удача должна пробудиться однажды.
Настежь раскроются двери, и ночь завершится рассветом,
Та, что похитила сердце, к страдальцу склонится однажды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45