Ц Что остается одинокой женщине, мадам Мадсен? Ц сказала она. Ц У нее од
но прибежище Ц слезы…
Фрекен Иенсен сидела и плакала в своем уголке. Стало смеркаться, она подн
ялась и вышла в кухню.
Зажгла маленькую керосинку и поставила кипятить воду для чая. Расстелил
а скатерть на краешке кухонного стола и поставила хлеб и масло перед оди
нокой тарелкой.
Время от времени она впадала в задумчивость и снова перебирала в памяти
слова пастора.
Мопс последовал за ней в кухню и улегся на подстилку перед пустой миской.

Фрекен Иенсен взяла собачью миску и накрошила в нее французскую булку, р
азмоченную в теплой воде.
Потом поставила миску перед мопсом, и он стал есть, почти не шевелясь.
Фрекен Иенсен зажгла одинокую свечу и стала пить чай с бутербродами из ч
ерного хлеба Ц каждый бутерброд она разрезала ножом на изящные квадрат
ные ломтики.
Напившись чаю, фрекен Иенсен отправилась спать. Мопса она принесла в спа
льню и уложила на перинку в ногах кровати. Потом взяла школьный журнал и п
оложила у изголовья на ночной столик.
Потом заперла дверь и со свечой в руке заглянула во все углы и даже под кро
вать.
Потом разделась, отколола косы и повесила их на зеркало.
Мопс уже спал, посапывая, на своей перинке.
А фрекен Иенсен не спалось с тех самых пор, как пастор Линде произнес злоп
олучные слова.

Фру Бай возвратилась обратно на станцию. Она открыла калитку и вышла на п
латформу. Здесь было пусто и так тихо, что слышалось, как гудят телеграфны
е провода.
Фру Бай села на скамейку перед дверью, сложила руки на коленях и заглядел
ась на простор полей. Она любила посидеть вот так без всякого дела, если по
близости случался стул, скамья или ступенька.
Она глядела на простор полей Ц большие участки пахотной земли, а чуть по
дальше Ц луга. Небо было ясное, голубое. Глазу не на чем задержаться Ц ра
зве что на церквушке соседнего прихода. Ее крыша и колокольня возвышалис
ь вдалеке над плоской равниной.
Фру Бай озябла и встала. Она подошла к плетню, заглянула через него в сад, п
отом отворила калитку и вошла. Сад представлял собой треугольный клочок
земли, расположенный вдоль полотна; в передней его части тянулся огород,
в дальнем углу была лужайка с беседкой под кустом бузины, а перед ней высо
кие кусты роз.
Фру Бай осмотрела розы Ц на них еще оставались бутоны. Розы щедро цвели в
этом году Ц почти не отдыхали.
Но теперь уже скоро пора укрывать их на зиму…
И листопад уже начался. Что ж, ветру здесь есть где разгуляться…
Фру Бай вышла из сада и направилась вдоль платформы к маленькому дворику
, отгороженному дощатым забором.
Она позвала служанку Ц ей хотелось покормить голубей.
Потом взяла глиняную миску с кормом и стала скликать голубей, рассыпая з
ерна на камнях.
Фру Бай очень любила голубей. Любила еще с детства.
Она выросла в большом провинциальном городе, и там их было видимо-невиди
мо… Так, бывало, и мельтешат у дверей отцовской мастерской…
Стоит ей подумать о доме, и она слышит, как они воркуют и курлычут.
Старый дом Ц позднее, после смерти отца, они продали его и мастерскую со в
сем, что в ней было, и переехали.
Голуби слетелись к фру Бай, склевывая корм.
Ц Мария, Ц сказала фру Бай, Ц посмотри, какой жадина этот пятнистый.
Служанка Мария вышла из дверей кухни и стала что-то рассказывать о голуб
ях. Фру Бай высыпала из миски остатки зерен.
Ц Надо зажарить несколько штук к вечеру, к Баю соберутся партнеры по лом
беру, Ц сказала она.
Она поднялась на крыльцо.
Ц Как рано стало темнеть, Ц сказала она и вошла в дом. После улицы в комна
те казалось тепло и сумеречно. Фру Бай села за фортепиано и стала играть.

Она играла всегда только в сумерках и всегда одни и те же три-четыре мелод
ии, сентиментальные пьески, которые звучали у нее протяжно и монотонно и
вдобавок совершенно одинаково, так что становились похожими одна на дру
гую.
Когда фру Бай случалось остаться одной и играть в темноте, она всегда всп
оминала о родном доме. Семья была большая, и детям никогда не приходилось
скучать.
Она была самой младшей из братьев и сестер. При жизни отца она была еще так
мала; что за обедом еле дотягивалась до своей тарелки.
Отец сидел на диване без пиджака, а дети, стоя вокруг стола, усердно налега
ли на еду.
Ц А ну, сорванцы, спину прямо! Ц покрикивал отец. Сам он сутуло нависал на
д тарелкой, опершись на стол длинными руками.
Мать ходила взад и вперед, приносила, уносила…
В кухне за длинным столом обедали отцовские подмастерья.
Они гоготали и бранились так, что было слышно через дверь, а потом вдруг за
тевали потасовку Ц казалось, еще минута, и они разнесут дом на куски.
Ц Что там еще? Ц кричал отец, стукнув по столу кулаком. В кухне воцарялас
ь мертвая тишина Ц слышно было только, как кто-то потихоньку шарил под ст
олом, разыскивая упавший во время драки кусок хлеба.
Ц Головорезы! Ц ворчал отец.
После обеда он дремал на диване. Просыпался он с боем часов.
Ц Ну, ладно, пофилософствовал, и будет, Ц говорил он и, выпив кофе, уходил
в мастерскую.
После смерти отца все изменилось. Катинка поступила в институт вместе с
дочерью консула Лассона и с бургомистровой Фанни.
Семья консула иногда приглашала ее в гости…
Братья и сестры разъехались кто куда. Она осталась одна с матерью.
Это были самые счастливые годы в жизни Катинки Ц в маленьком городке, гд
е все ее знали и она знала всех. В полдень они с матерью усаживались в гост
иной, каждая у своего окна, Ц мать далее приспособила у своего окна «зерк
альце». Катинка вышивала «французской» гладью или читала.
Яркие лучи солнца просвечивали сквозь цветы на окнах и ложились на чисто
вымытый пол…
Катинка читала много книг Ц она брала в библиотеке романы о людях из выс
шего света и еще стихи, которые переписывала в альбом…
Ц Тинка, Ц говорила мать. Ц Смотри, вон идет Ида Леви. Ой, на ней желтая шл
япка…
Тинка поднимала глаза от рукоделья.
Ц У нее сегодня урок музыки, Ц говорила она.
Ида Леви проходила мимо, кивала им, и они кивали в ответ и знаками спрашива
ли у нее, собирается ли она на станцию к «девятичасовому».
Ц Как она выворачивает ноги, страх один, Ц говорила Тинка, провожая Иду
Леви взглядом.
Ц Это у нее от матери, Ц отвечала мать Тинки.
Так проходили один за другим Ц управляющий имением, два лейтенанта, упо
лномоченный и доктор. Они кланялись, а женщины в окне кивали и о каждом гов
орили несколько слов.
Они знали про каждого, куда он идет и зачем.
Они знали каждое платье и каждый цветок на шляпке. И каждый день говорили
одни и те же слова об одном и том же.
Вот мимо проходит Мина Хельмс.
Ц Смотри, Мина Хельмс, Ц говорит мать.
Ц Да. Ц Катинка провожает ее взглядом, щурясь от солнца.
Ц Ей надо бы сшить новое пальто, Ц говорит она.
Ц Бедняжка, откуда им взять денег? Ц Мать следит за Миной в зеркало… Ц Д
а, старое совсем уже обтрепалось. А может, его еще можно перелицевать. Прав
ду говорит фру Нес Ц у фру Хельмс и денег нет и руки никудышные…
Ц Вот если бы у господина уполномоченного были серьезные намерения, Ц
отзывалась Тинка.
В пять часов заходили подружки, и девушки отправлялись на прогулку. Они п
арочками прохаживались взад и вперед по улице, встречались, сбивались в
кучки, смеялись, болтали и снова расходились в разные стороны…
А по вечерам, после чая, все шли на станцию к девятичасовому поезду; теперь
девушек сопровождали матери, и прогулка проходила более чинно.
Ц Катинка, Ц говорила мать, оборачиваясь, Ц она шла впереди с фру Леви.
Ц Посмотри, господин Бай… Стало быть, он нынче свободен от дежурства…
Господин Бай проходил мимо и кланялся. Катинка отвечала на поклон и крас
нела. Подруги вечно поддразнивали ее господином Баем…
Ц Наверное, идет играть в кегли, Ц говорила фру Леви. По воскресеньям он
и ходили в церковь слушать обедню.
Все были разодеты по-праздничному и пели так, что отдавалось под сводами,
а в большие окна на хорах глядело солнце…
Сидеть в церкви рядом с Торой Берг было сущим наказанием.
Во время проповеди она то и дело шептала: «Гляди в оба, старушка», Ц и щипа
ла Тинку за руку…
Тора Берг вообще была отчаянная сумасбродка.
По вечерам в Тинкино окно сыпались камешки и пыль.
И вся улица звенела от смеха и гомона.
Ц Это Тора возвращается с вечеринки, Ц говорила Тинка. Ц Она была у доч
ери бургомистра.
По дороге домой Тора неслась по улице как угорелая, а за ней целая ватага м
олодых людей. Весь город был свидетелем того, как Тора Берг возвращается
с вечеринки.
Катинка любила Тору Берг больше всех подруг. Она восхищалась ею и, когда о
ни бывали вместе, не сводила с нее глаз. Дома она повторяла по двадцать раз
на дню:
Ц А Тора сказала…
По сути дела, она с ним была очень мало знакома. Но вечерами на прогулке ил
и в павильоне на абонементных концертах Ц раз в две недели по понедельн
икам там играл военный оркестр Ц они разговаривали друг с другом. При вс
тречах с ним Тинка вспыхивала до корней волос.
В павильоне она и познакомилась с Баем… В первый лее вечер он больше всег
о танцевал с ней.
И когда катались на коньках Ц он всегда приглашал ее кататься с ним в пар
е. Они летели по льду, как на крыльях, ей казалось, будто он несет ее на руках
… Бывал он и у них в доме.
Все подруги ее поддразнивали, и, если затевали игру в чепуху, во мнения или
в «задумай-кого-нибудъ», ей всегда намекали на Бая. И все смеялись.
И дома мать только и говорила что о нем.
Потом состоялась помолвка, и теперь куда бы она ни пошла Ц по воскресень
ям в церковь, а зимой в театр, когда приезжали актеры, словом, повсюду Ц у н
ее бывал провожатый… Потом Бай получил место, и началось хлопотливое вре
мя: готовили приданое и прочее обзаведение… Подруги помогали Катинке ме
тить белье и вообще делать все, что требует обычай…
Стояло лето, подружки стайкой сидели в беседке. Постукивала швейная маши
на, кто подрубал швы, кто закреплял узелки.
Подружки поддразнивали Тинку и смеялись, а потом вдруг вскакивали, выбег
али в сад и носились по лужайке со смехом и шутками, словно табун жеребят…

Самой тихой среди них была Тинка.
Подружки перешептывались в укромных уголках, и в доме Леви, где вышивалс
я коврик, на котором Тинка должна была стоять у алтаря, и репетировали пса
лмы, которые предстояло петь хором…
И вот настал день венчания Ц в разубранной церкви яблоку негде было упа
сть. Наверху у органа стояли все подружки. Тинка кивала, благодарила и пла
кала. Плакала в три ручья.
А потом они приехали сюда, в это тихое захолустье.
В первое время после замужества Тинка всегда была пугливо насторожена, т
очно каждую минуту ждала, что кто-то на нее накинется.
Многое оказалось для нее неожиданным, а Бай бывал иногда так груб Ц она с
традала и покорялась и была напугана и растеряна…
К тому же она чувствовала себя в этих краях чужой и никого не знала Ц ни д
уши…
Потом наступило время, когда она попривыкла и, привязчивая по натуре, даж
е стала робко льнуть к Баю.
Она приносила в контору мужа свое рукоделье и смотрела, как он сидит, скло
нившись над столом, и прядь курчавых волос спадает ему на лоб.
Она вставала, подходила, к нему и обвивала рукой его шею Ц ей хотелось тих
онько постоять возле него, подольше побыть с ним рядом.
Ц Я же пишу, детка, Ц говорил Бай.
Она склонялась ближе к нему, он целовал ее в затылок.
Ц Дай нее мне писать, Ц говорил он и целовал ее еще раз.
Ц Ах ты, писака, Ц говорила она и отходила от него.
Текли годы. Катинка свыклась со своей жизнью Ц приходили и уходили поез
да, местные жители уезжали и возвращались, они рассказывали новости и ра
сспрашивали о новостях.
Супруги Бай встречались с соседями. Чаще всего за картами у Бая, мужчины п
оочередно собирались то одни, то с женами.
А тут еще собака, и голуби, и сад, да и вообще фру Бай была не из проворных. Он
а едва успевала управляться с домашними делами Ц ей не приходилось дума
ть о том, как убить время. Она все делала медленно и копотливо; Бай прозвал
ее «тихоходом».
Детей у них не было.
После смерти матери Катинка получила свою часть наследства наличными. П
оскольку их было только двое, они жили в полном достатке и даже богато.
Бай любил хорошо поесть и часто привозил из Ольборга дорогие вина. Он нем
ного раздобрел и обленился Ц большую часть работы выполнял за него помо
щник. «Лейтенанта» он разыгрывал теперь только за порогом дома.
В городе он прижил ребенка.
Ц Черт возьми, Ц объяснял он холостяку Кьеру. Ц Даром я, что ли, старый к
авалерист… А девчонка была веселая, как воробушек…
Попав в беду, девчонка переехала в Ольборг. Ребенка отдали на воспитание
в деревню.
Так проходило время.
Теперь Катинка уже не читала так много, как в юности. Ведь книги Ц это оди
н только вымысел.
В ящике своего секретера фру Бай хранила большую шкатулку, а в ней засохш
ие цветы, ленточки и разные кисейные финтифлюшки с девизами из золотой ф
ольги. Память о клубных котильонах и о «последнем абонементе», когда в па
вильоне устраивались танцы.
Зимними вечерами она часто перебирала содержимое шкатулки и снова скла
дывала все по порядку, вспоминая, кто дал ей этот девиз, а кто этот.
Припомнив все до одного имена кавалеров, она записывала их на обороте ко
тильонных орденов.
Бай сидел у стола, попивая грог.
Ц Старая рухлядь, Ц говорил он.
Ц Пусть лежит, Бай, Ц отзывалась она. Ц Раз уж я навела порядок.
И она продолжала записывать имена котильонных партнеров.
Иногда она перечитывала стихи, которые давным-давно переписала в свой а
льбом.
В верхнем отделении секретера хранилось столовое серебро, а в ящике под
ним лежала ее свадебная фата и увядший венок из миртов.
Эти вещи она тоже вынимала, расправляла их и убирала обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19