Поэтому сказал жестко, вызывающе:
– Да, был обязан… Перед Лидкой, перед мамой, перед самим собой. Перед дедом, бабулей, отцом…
– Ну ладно, ладно, – смутился Петров. – Ты на меня-то не напрыгивай! Ничего я такого не сказал. Я же за тебя боюсь.
– Спасибо, па, – сказала ему Лидочка. – Мы теперь на всю жизнь одна семья. А своих закладывать – последнее дело…
Вспомнила висящего в гараже скрюченного мертвого Зайца и добавила:
– Чем бы это ни кончилось.
Какое-то время Петров испуганно пытался понять истинный смысл слов, сказанных дочерью, но тут Толик сбросил с себя плед и выпрямился на заднем сиденье:
– А еще, дядя Коля… Только вы не смейтесь. И ты, Лидуня… Я тебе не говорил… Знаете, мне прошлой ночью один пацан причудился… Приснился, наверное. Не из наших. Может, к нам его по новой кинули… Ни его статьи не знаю, ни его самого. Но уже в робе, в «прохорях» казенных… А рожа до ужаса знакомая! И никак не могу вспомнить – на кого он так похож?.. И вроде бы этот пацан называет меня полным именем, которого здесь никто и не знает, смотрит на меня так странно и говорит: «Толик-Натанчик… Ты совсем не похож на своего старшего брата… Что-то есть общее, но все другое!..» А я его будто спрашиваю: «А ты откуда его знаешь?», а он говорит: «Я его очень любил…» Дает мне две кассеты магнитофонные: «Вот, возьми… На одной он поет, а на другой стихи читает. И не бойся, нужно будет – поезжай домой и сделай все, что тебе покажется необходимым. А я здесь за тебя побуду…» Я взял Лешины кассеты и… Вот не помню – снилось мне это или… Что?.. Утром стал чистить зубы, посмотрел в зеркало и узнал того пацана! Будто бы это был я сам!!! Приснится же такое, думаю… Застилаю свою койку, а под матрасом – две кассеты заграничные!.. Я до развода отпросился на секунду в Ленкомнату, сунул одну кассетку в магнитофон – нам шефы-погранцы подарили, – а там Лешкин голос…
Из-за поворота показался высокий бетонный забор, ярко иллюминированный сильными лампами.
– Все, дядя Коля, приехали, – сказал Толик. – Разворачивайтесь. Я здесь уже сам доберусь – как говорится, задами и огородами. Спасибо вам, Николай Дмитриевич. Не вылезай из машины, Лидуня. Вот, возьми эти кассеты. Я в Ленинграде забыл их оставить. Мама выпишется – отдашь ей. Хорошо?
Лидочка развернулась в кресле лицом к Толику, встала на колени, взяла кассеты, спрятала их в карман, а потом перегнулась через спинку сиденья и, ничуть не стесняясь отца, обняла и нежно расцеловала Толика-Натанчика.
– Хотела бы я посмотреть на того пацана… – сказала Лидочка. – Иди, Толян. И ни черта не бойся – мы с тобой. До самого, самого конца…
Толик заглянул Лидочке в глаза, сказал с кривой усмешечкой:
– Все. Теперь будем ждать.
Выскользнул из машины и тут же растворился в черных высоких кустах, преграждавших путь к бетонному забору с затейливыми гирляндами колючей проволоки.
И снова, как и во фразе дочери «Чем бы это ни кончилось», в последних словах Толика подполковнику милиции Петрову послышался скрытый, пугающий, таинственный смысл.
Он прозвучал из неясного, давно забытого им мира – мира полувзрослых четырнадцатилетних, куда, при всей симпатичной видимости благодарной доверчивости, его пока не впускали…

* * *

– Хотел бы и я посмотреть на того пацана, – сказал я.
– Он перед вами, – рассмеялся Ангел.
– Об этом я уже догадался. А как вам все это удалось? Я имею в виду этот трюк с подменой – когда вы, на время отсутствия Толика, остались изображать его в колонии. Разве вы не рисковали столкновением противоречивых показаний людей, которые могли увидеть Толика в Ленинграде или по дороге туда, с утверждениями, что Толик именно в это время находился в колонии? Что само по себе уже могло вызвать кучу подозрений…
– Нет. – Ангел отрицательно покачал головой. – Тут все было чисто. Здесь мы заранее просчитали, что в Ленинграде Толика-Натанчика увидят всего лишь три человека.
– Какие еще «три»? – удивился я. – Ну, Лидочка, ее отец…
– Третий – Заяц.
– Ах да… Но вы обмолвились – «мы просчитали». Так вы не один провернули всю эту комбинацию?
– Нет, конечно. Такое мне в То Время было еще не по силам. Помните старенького Ангела-Хранителя – резидента Неба и Представителя Всевышнего в Германии того Времени? Руководителя моей Наземной Школьной практики?..
– Естественно, помню.
– Могу сейчас признаться, что тогда мне, юному Ангелу-недоучке, жалкому практикантишке, постигшему всего лишь азы «ангельского» ремесла, этот старый Ангел-Хранитель казался ни на что не годным! Что совершенно не умаляло моих искренних симпатий к нему, как к доброму и милому старику… Но оказалось, что пока я пребывал в состоянии печальной прострации – гибель Леши Самошникова и Гриши, моя маленькая и сугубо личная революция, лишение меня чина и крыльев, долгое ожидание легализационных документов, – Старик не терял времени даром! И вообще, все это Сотворил он… Потом, когда мы с ним уже расставались навсегда, он признался мне, что именно мое восстание, мой детский бунт и мое категорическое отречение от Веры во Всемогущество Всевышнего вдохнули в него те силы, которые, как ему казалось, он уже давно утратил. Старик по своим каналам связался с тогдашним Представителем Неба на Земле по Ленинграду и Ленинградской области – очень интеллигентным Ангелом-Хранителем…
– Стоп!.. Ради всего святого, простите меня, Ангел, что я прерываю вас, но вы только что сказали, что в Ленинграде был Ангел-Хранитель?!
– А как же? Шутка ли – пять миллионов человек оставить без присмотра!.. О чем вы говорите, Владим Владимыч?! Конечно! – воскликнул Ангел.
– Он существует и сейчас? – с надеждой спросил я.
– Нет… К сожалению, несколько лет тому назад новая команда Всевышнего резко сократила ассигнования на Земное Представительство, и целый ряд больших городов и даже стран лишились Его Защиты. Уйма Наземных Ангелов-Хранителей оказались вне зоны своей привычной деятельности и, честно говоря, подрастерялись. Кто-то вознесся и оказался в «резерве» Всевышнего, кто-то ушел на преподавательскую работу, а кто-то, не будем скрывать, и «перекрасил» свои крылышки! И очень успешно существует на прямо противоположном поприще. Кстати, эти не очень-то праведные успехи бывших Ангелов в определенный момент вызвали даже очень ощутимую эмиграцию с Неба на Землю. Ну, надоело квалифицированным Ангелам-Хранителям сидеть без дела на голодном пайке! Кое-кто вообще пустился во все тяжкие. Сейчас, правда, наблюдается некоторый обратный отток…
– А это чем вы объясните? – поинтересовался я.
– Изменением курса. Например, в стране бурно расцветает чуть ли не государственный клерикализм. Почти насильственно насаждаемой и достаточно воинственной Верой осуществляется гипнотическая попытка отгородить Людей от повседневных «болей, бед и обид». А такая кампания требует достаточно серьезных и профессиональных кадров. Как на Небе, так и на Земле. Отсюда и эмиграция, отсюда и реэмиграция!
– О, чтоб вас!.. Какой вы умный – прямо спасу нет! – не выдержал я.
– Не злобствуйте.
– Я не злобствую. Просто, разговаривая с вами, я постоянно слышу внутри себя попискивание моего собственного комплекса неполноценности.
– Вы сейчас сказали чушь, но это простительно – в вашем возрасте столько выпить и не спать всю ночь!.. – подивился Ангел.
– Кстати о птичках! – воскликнул я.
– Нет, – решительно ответил Ангел. – Только чай.
– Чай пейте сами.
– Владим Владимыч!..
– Сто граммов, – потребовал я. – Как сатисфакция за мою униженность!
– Хорошо! – сказал Ангел. – Сто, и вы уходите в глухую завязку! Через полтора часа Петербург.
– Уговорил, – согласился я.
– Пейте, вымогатель!
Я поднял стакан, отхлебнул. Там был действительно джин со льдом.
– Что же это вы столько льда набухали? – нахально проворчал я. – Откуда в вас эти «барменские» замашки? Явный же недолив…
– Не выдумывайте! Ровно – сто. И потом, я не вожу с собой «Книгу жалоб», – сказал Ангел. – Слушайте дальше!
– В оба уха.

* * *

– Так вот, мой Старик-Ангел, собрав остатки своих «ангельских» сил, связался с ленинградским Ангелом-Хранителем, резиденция которого находилась ни больше ни меньше, как в левом крыле Эрмитажа. Этот истинно интеллигентный старопетербургский Ангел-Хранитель по совместительству был еще и блистательным ученым-искусствоведом! Прекрасным знатоком эпохи Возрождения…
И мы стали получать подробнейшую информацию обо всех действиях Толика Самошникова и Лидочки Петровой. К несчастью, контакт с Ленинградом был установлен только после убийства Любови Абрамовны и Сергея Алексеевича. На месяц бы раньше – и можно было бы воспрепятствовать этому кошмару.
В тот день, когда Лидочка вышла из метро «Академическая» и этот подонок Заяц увязался за ней, мне наконец спустили Сверху Вниз мои долгожданные документы. Времени оставалось с гулькин нос, и мой Старик развил сумасшедшую деятельность! Он потребовал у Неба моего немедленного перемещения в Ленинград, в колонию Толика-Натанчика за счет средств Школы Ангелов-Хранителей. Он напомнил нашей крылатой финчасти, что уж коль мне, как практиканту, полагалось перемещение в оба конца – Небо – Земля и Земля – Небо, то теперь, в условиях моего Невозвращения на Небо, они обязаны взять на себя расходы за мое передвижение из одного Земного государства в другое. Что практически и было сделано.
– Мальчик мой, – сказал мне Старик-Ангел на прощание. – Лишен ли ты чина, отобраны ли у тебя крылья, поверь, это все лишь внешняя атрибутика – не больше. Ты все равно остался Ангелом. Ангелом-Хранителем! С достаточно серьезным запасом чистых и праведных профессиональных приемов и навыков, арсенал которых будет пополняться всю твою жизнь. Но это уже будет зависеть только от твоего собственного самосовершенствования, ибо ты будешь находиться вне Школы Ангелов, где тебя этому просто обучили бы… И запомни: главное – сохранить постоянное состояние внутренней Справедливости! К сожалению, мы с тобой лишены Карательных и Наказующих функций, а они очень пригодились бы тебе сейчас на Земле. Особенно в России. Попробуй, малыш, отыскать для себя некий действенный эквивалент тому, что в нашем «ангельском» просторечье называется – «Кара Небесная»…
– Простите, Учитель, но я не очень понимаю, что вы имеете в виду… – помню, тогда робко сказал я.
– Окей! – отвечает мне Старик-Ангел. – Пример: известно, что Лидочка и Толик собираются мстить Зайцу. Мы с тобой свято убеждены в Справедливости этого намерения… Так?
– Да.
– Сами принять участие в этом акте отмщения мы не имеем права. Как бы нам этого ни хотелось. Так?
– Так…
– В таком случае мы обязаны создать для Охраняемых нами условия максимальной безопасности при исполнении ими Справедливой акции возмездия. Понял?
– Да. Но как? – растерялся я.
– Проще пареной репы, – говорит мне старый Ангел-Хранитель. – Скорее всего Толику придется уехать из своего узилища в Ленинград. Никто не должен знать, что в то время, когда этот подонок Заяц будет Справедливо уходить из Жизни, Толика не было в колонии! Ибо подозрение в смерти Зайца может сразу же пасть на него… Наоборот – десятки мальчиков-заключенных, воспитатели и охранники должны будут потом на следствии подтвердить, что именно в это время Толик-Натанчик Самошников – младший брат нашего покойного Леши – находился в колонии у всех на глазах! И для этого «Толиком» станешь ты… Это не очень сложно. Сейчас я покажу тебе, как это делается!
… Так я появился в колонии. Оставаясь невидимым, день я присматривался и впитывал все, что могло бы послужить на пользу дела, а потом ночью принял облик Толика и явился в его сон. А чтобы он мне поверил, я отдал ему те две Лешины кассеты и стал ждать приезда Лидочки.
Единственное, с чем я не справился, Владим Владимыч, это с голосом Толика. Наверное, взбудораженный предстоящим перемещением в Ленинград, я не очень внимательно слушал своего Старика, и описание достижения полной идентификации голосов я прошляпил…
От этого мне приходилось хрипеть и сипеть, ссылаясь на простуду, подхваченную, наверное, в продуваемой всеми ветрами недостроенной часовне. Изображал я это так талантливо, что чуть не загремел в медпункт колонии. Еле отговорился.
А к трем часам ночи в колонии снова появился Толик. И я, к счастью, был лишен необходимости врать, что вообще-то Ангелам категорически противопоказано!

* * *

Труп Зайца обнаружили на вторые сутки.
Когда ключ подполковника Петрова от шестьдесят четвертого ремонтного бокса в гаражном кооперативе по Гжатской улице, а также его личные и тщательно протертые милицейские наручники давно лежали на своих привычных местах.
Надо сказать, тут криминальная милиция оказалась на высоте. Они сразу же отвергли версию пьяного самоубийства. Слишком очевидными были попытки представить дело именно таким образом. И разлитый бензин на полу, чтобы собачка не могла взять след, и маленькая плитка шоколада «Аленушка», найденная нераспечатанной в кармане Зайца, которой он наверняка закусывал бы ликер «Бенедиктин». И кстати, излишне протертые бутылка и колодка включения тельфера с отпечатками пальцев Зайца, сделанными явно после его смерти!.. Ибо углы наложения отпечатков не совпадали с естественными направлениями при пользовании бутылкой или колодкой еще живым человеком.
Так много блох было в этом деле! Блох много – времени мало…
Похватали всех дружков Зайца. Те в один голос рассказывали, что последние дни, после возвращения из Вырицы, Заяц ходил с большим золотым перстнем на среднем пальце правой руки. А при обнаружении трупа – перстня уже не было!..
Что за перстень? Куда он делся? Кому принадлежал раньше?!
Опрашивали всех, ктo имел доступ к ремонтному боксу номер шестьдесят четыре. Не избежал этой участи и заместитель начальника Управления «спецслужбы» милиции подполковник Николай Дмитриевич Петров.
Конечно, его никто никуда не вызывал! Вежливо позвонили прямо домой, представились, попросили разрешения зайти поболтать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36