Марк Аврелий.
Размышления
------------------------------------
Перевод А.К.Гаврилов
------------------------------------
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАHИЮ
"Размышления" - это личные записи римского императора
Марка Аврелия Антонина, сделанные им в 70-е гг. II в. н. э. Они
отражают упорное стремление Марка Аврелия руководствоваться в
своем мироощущении стоическим учением. Благодаря
исключительному положению Марка Аврелия и его развившемуся
литературному дарованию этот документ, позволяющий (редчайший
случай в истории античной литературы!) наблюдать не столько
даже личную жизнь, сколько напряженную личную работу над
освоением достижений многовековой стоической традиции, стал
впоследствии одним из наиболее читаемых памятников мировой
литературы. Книги имеют свою судьбу - эта книга, можно
сказать, создана судьбой.
В настоящем издании читателю предлагается новый перевод
"Размышлений" Марка Аврелия, выполненный А. К. Гавриловым. При
ознакомлении с переводом рекомендуется постоянное обращение к
экзегетическому комментарию Яана Унта, поясняющему содержание
текста, особенно в смысле истории идей; такое обращение тем
более настоятельно, что текст насыщен специальной стоической
терминологией, которая в тексте Марка Аврелия (а следовательно,
и в переводе) не растолковывается, зато может быть отлично
разъяснена благодаря изобилию фрагментов Древней Стой, текстам
Эпиктета и др. В этой же связи читателю, приступающему к чтению
памятника, полезно предварительно ознакомиться с указателем
важнейших понятий и терминов, выявляющим те характерные слова и
словоупотребления, которые особенно остро нуждались в
комментарии.
Текстологические примечания, составленные переводчиком,
дают отчет в том, какой именно текст воспроизведен в переводе и
разъясняется в комментарии. Приняв их во внимание,
заинтересованный читатель может увереннее предпринять
сопоставление предлагаемого перевода с другими - русскими или
иностранными - переводами, что вполне естественно для этого
памятника, текстология и самый жанр которого создает множество
трудностей.
Арабские цифры в тексте "Размышлений" указывают на
экзегетический комментарий, звездочки - на текстологические
примечания. Отыскивается как то, так и другое по номеру книги и
записи в традиционной нумерации.
Статья А. И. Доватура "Римский император Марк Аврелий
Антонин" характеризует эпоху, биографические обстоятельства и
государственную деятельность римского императора
(генеалогическая таблица и хронологический указатель полезны
для быстрого обзора этого материала). В статье Яана Унта
"ДРазмышления" Марка Аврелия как литературный и философский
памятник" анализируется состав, происхождение и назначение
памятника; там же дан очерк основньк понятий стоической
философии, знакомство с которыми необходимо для адекватного
восприятия текста. Той же цели служат указатели имен и цитат и
упомянутый уже Указатель важнейших терминов, встречающихся в
тексте Марка Аврелия. Все указатели настоящего издания
составлены Яаном Унтом.
Записи Марка Аврелия неоднократно - полностью и частично
- переводились на русский язык. Истории этих переводов и
обзору перипетий русской рецепции памятника посвящена статья А.
Гаврилова "Марк Аврелий в России"; там же выясняются принципы,
положенные в основу нового перевода.
Статья "Римский император Марк Аврелий Антонин",
помещенная в настоящем томе, оказалась одной из последних работ
А. И. Доватура (1897 - 1982), который наряду с университетским
преподаванием и исследовательской деятельностью более 50 лет
занимался переводами с древних языков: переводил сам, правил
переводы других, организовывал коллективные работы. К
редактированию настоящего тома Аристид Иванович отнесся любовно
и строго: личность Марка Аврелия, по всей видимости, выдержала
испытание его дисциплинированного и критичного ума. Общая с
учителем работа теперь становится для младших участников не
только драгоценным воспоминанием, но и залогом единства в
отношении к филологическому труду.
Редакция приносит благодарность рецензентам М. Е.
Сергеенко и М. Л. Гаспарову, которые сообщили участникам ряд
полезных замечаний, а также Л. В. Андреевой (Эрмитаж), давшей
ряд советов при подборе иллюстраций. Hеизмеримо многим в смысле
техники комментирования и основных филологических приемов
настоящая книга обязана университетскому преподаванию Я. М.
Боровского и А. И. Зайцева.
ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАHИЮ
Со времени выхода в свет первого издания этой книги
коллеги и читатели высказали - письменно, устно, печатно, -
множество критических замечаний, поучительных даже тогда, когда
воспользоваться ими при переиздании было трудно. Том в целом
был с доброжелательно-критичной взыскательностью прочитан Я. М.
Боровским, сообщившим целый ряд наблюдений и советов.
Hакопились и собственные наблюдения, тем более что переводчик
работает над двуязычным изданием "Размышлений", где перевод
естественно было по возможности еще больше приблизить к
подлиннику, а текстологические замечания излагать гораздо
подробнее, чем в приложении к "Литературным памятникам".
В настоящем издании предприняты в соответствии с этим
некоторые изменения. Текст перевода был сверен и поправлен во
многих местах; принципы перевода оставлены прежними - не
потому, что они безусловны, а потому, что переводчику, если он
много лет работает над текстом, просто ничего не остается
лучше, как держаться сложившегося у него подхода к памятнику.
Текстологические примечания иногда поправлены там, где
переводчик решительно переменил свое мнение. Hаибольшее число
поправок, изменений, дополнений приходится на статью "Марк
Аврелий в России". Указатели уточнены. Статья А. И. Доватура
оставлена без изменений.
А. Гаврилов Петербург, июнь 1992 г.
ПЕРВАЯ КHИГА
1. От деда моего Вера - добронравие и негневливость.
2. От славной памяти, оставленной по себе родителем,
скромное, мужеское.
3. От матери благочестие и щедрость, воздержание не только
от дурного дела, но и от помысла такого. И еще -
неприхотливость ее стола, совсем не как у богачей.
4. От прадеда - что не пошел я в общие школы, а учился
дома у хороших учителей и понял, что на такие вещи надо
тратиться не жалея.
5. От воспитателя, что не стал ни зеленым, ни синим, ни
пармуларием, ни скутарием; еще выносливость и неприхотливость,
и чтобы самому делать свое, и не вдаваться в чужое; и
невосприимчивость к наговорам.
6. От Диогнета несуетность; неверие в россказни колдунов и
кудесников об их заклинаниях, изгнаниях духов и прочее; и что
перепелов не стал держать и волноваться о таких вещах; что
научился сносить свободное слово и расположился к философии и
слушал сперва Бакхия, потом Тандасида и Маркиана; что еще
мальчиком сочинял диалоги и пристрастился спать на шкурах и ко
всему, что прививают эллины.
7. От Рустика я взял представление, что необходимо
исправлять и подлечивать свой нрав; не свернул в увлечение
софистической изощренностью, не стал писать умозрительных
сочинений, выдумывать учительные беседы или еще, вообразив
невесть что, выступать самоистязателем да благодетелем; и что
отошел от риторики, поэзии, словесной изысканности; что не
расхаживал дома пышно одетый или что-нибудь еще в таком роде; и
что письма я стал писать простые, наподобие того, как он писал
моей матери из Синуессы; и еще что в отношении тех, кто
раздосадован на нас и дурно поступает, нужен склад отзывчивый и
сговорчивый, как только они сами захотят вернуться к прежнему;
и читать тщательно, не довольствуясь мыслями вообще; и не
спешить соглашаться с тем, кто вообще что-либо тебе говорит; и
что встретился я с эпиктетовыми записями, которыми он со мной
поделился.
8. От Аполлония независимость и спокойствие перед игрой
случая; чтобы и на миг не глядеть ни на что, кроме разума, и
всегда быть одинаковым - при острой боли или потеряв ребенка,
или в долгой болезни; на живом примере я увидел явственно, что
может один человек быть и очень напористым, и расслабившимся; и
как, объясняя, не раздражаться; и воочию увидел я человека,
который считал опыт и ловкость в передаче умозрительных
положений наименьшим из своих достоинств; у него я научился
принимать от друзей то, что считается услугой, не теряя при
этом достоинства, но и не бесчувственно.
9. От Секста благожелательность; образец дома с
главою-отцом; мысль о том, чтобы жить сообразно природе;
строгость без притворства; заботливая предупредительность в
отношении друзей; терпимость к обывателям и к тем, кто мыслит
несозерцательно; умение ко всем приладиться, так что обращение
его было обаятельнее всякой лести и в то же время внушало тем
же самым людям глубочайшее почтение; а еще постигающее и
правильное отыскание и упорядочение основоположений,
необходимых для жизни; и что никогда он не подавал малейшего
признака гнева или другой какой страсти, но был одновременно
предельно нестрастен и вместе предельно приветлив; похвалы - и
те у него были без шума, и многознания напоказ не выставлял.
10. От Александра-грамматика неосуждение - то, что он не
начинал бранить тех, кто выговаривал что-нибудь, как варвары,
или не по-столичному или неблагозвучно, а только изловчался
произнести как следует, в виде ответа, подтверждения или
встречного рассмотрения не слова уже, а дела, или с помощью
другого какого-нибудь ловкого упоминания.
11. От Фронтона, что я разглядел, какова тиранская
алчность, каковы их изощренность и притворство, и как вообще
неприветливы эти наши так называемые патриции.
12. От Александра-платоника:! не говорить никому часто и
без нужды и в письмах не писать, что я-де занят, и не извинять
себя вечно таким способом, когда в отношении тех, с кем ты
живешь, не делаешь надлежащего, ссылаясь на обступившие тебя
дела.
13. От Катула - не пренебрегать ни одним дружеским
упреком, даже если неразумно упрекают, но пытаться еще и
восстановить прежнее; также учителей восхвалять с восторгом,
как вспоминают о Домиции и Афинодоте; и к детям привязанность
подлинная.
14. От брата моего Севера любовь к ближним, истине,
справедливости; и что благодаря ему я узнал о Тразее,
Гельвидии, Катоне, Дионе, Бруте и возымел представление о
государстве, с законом, равным для всех, где признаются
равенство и равное право на речь; также о единодержавии,
которое всего более почитает свободу подданных. А еще от него
ненатужное и ровное напряжение в почитании философии; благие
дела и великая щедрость, добрые надежды и вера в дружбу друзей;
и нескрытность перед теми, кого случалось ему осуждать; и что
его друзьям не приходилось гадать, чего он хочет или не хочет,
а было это всегда ясно.
15. От Максима владение собой, никакой неустойчивости и
бодрость духа, как в прочих испытаниях, так и в болезни;
размеренность нрава, любезность, достопочтенность; как он без
сокрушения выполнял поставленные перед собой задачи; и как все
ему верили, что он как говорит, так и думает, а что делает, то
беспорочно делает. Hикогда не изумлен, не потрясен, нигде не
торопится и не медлит, не растерянный и не унылый, без готовой
улыбки или, наоборот, без гнева и подозрений;
благодетельствующий и прощающий, и нелживый; от него
представление, что невывернутый лучше, чем вправленный; и еще,
никогда не казалось, что он свысока смотрит на кого-нибудь, но
никто не осмелился бы признать себя лучше его; и какая
обходительность.
16. От отца нестроптивость, неколебимое пребывание в том,
что было обдумано и решено; нетщеславие в отношении так
называемых почестей; трудолюбие и выносливость; выслушивание
тех, кто может предложить что-либо на общую пользу, и
неуклонность при воздаянии каждому по его достоинству, умение,
когда нужно, напрячься или расслабиться; как он положил предел
тому, что связано с любовью к мальчикам; всепонимание и
разрешение друзьям даже трапезу с ним не делить, не только что
не выезжать с ним в дальний путь - всегда оставался прежним с
теми, кто был чем-нибудь задержан. Во время совещаний
расследование тщательное и притом до конца, без спешки
закончить дело, довольствуясь теми представлениями, что под
рукой; дружил бережно - без безумства и без пресыщения;
самодостаточность во всем, веселость лица; предвидение издалека
и обдумывание наперед даже мелочей, притом без театральности; и
как ограничил возгласы и всяческую лесть; всегда он на страже
того, что необходимо для державы; и при общественных затратах,
словно казначей, бережлив; и решимость перед обвинениями во
всех таких вещах; а еще то, что и к богам без суеверия, и к
народу без желания как-нибудь угодить, слиться с толпою: нет,
трезвость во всем, устойчивость, и без этого невежества, без
новшеств. Тем, что делает жизнь более благоустроенной, если по
случаю что-нибудь такое было в избытке, пользовался, без
ослепления, как и без оправданий, так что покуда есть - брал
непринужденно, а нет - не нуждался. И то, что никто о нем не
мог сказать, будто он софист, что доморощенный, что ученый, нет
- муж зрелый, совершенный, чуждый лести, способный постоять и
за свое, и за чужое. Кроме того, уважая подлинно
философствующих, прочих не бранил, но уж и не поддавался им;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15