Хозяин перевел взгляд с меня на финнведенца, а потом поднялся на ноги одним быстрым, плавным движением. Видно, под жиром у него имелись мускулы.
— Добро пожаловать! Дубан, слишком редко ты посещаешь мой жалкий дом! — Он поклонился. — Да не уменьшится никогда твоя тень!
Эрик стоял, раскаляясь от злости, ему все это было совсем не по нраву, потому что безо всяких усилий с моей стороны ситуация вышла из-под контроля финнведенцев, и я, несомненно, намеревался сохранить такое положение.
Понятно, что они смотрят на меня с подозрением, — и правильно делают, ибо я собираюсь взять верх над этой шайкой воров — и не только ради себя, но и ради той отважной деревенской женщины, которая у меня на глазах прыгнула за борт и поплыла к берегам Испании…
— Этот человек говорит, что имеет известие для Хишама ибн Башара, — сказал Дубан и добавил, как мне показалось, предостерегая: — Я сопровождал Абу Абдаллаха, когда мы наткнулись на него у дороги. С нами был Ибн Харам.
— А-а…
Никогда я не слышал, чтобы одним коротким словом было высказано так много.
Я сделал шаг вперед. Кольцо Редуана оставалось у меня на пальце, но повернутое внутрь камнем с печатью, и вот теперь, как бы совершая приветственный жест, я раскрыл перед Хишамом ладонь. Движение было совершенно естественным, сомневаюсь, чтобы даже Дубан уловил в нем особое значение. Однако, как только взгляд Хишама упал на кольцо, он увидел все что нужно.
— Говори, — сказал он, — все, что касается меня, касается и моего друга.
— Речь идет о выкупе, о десяти тысячах динаров… Речь идет также о дочери Ибн Шараза.
Дубан опустил руку на скимитар и передвинулся так, чтобы стоять против меня и финнведенца.
— Мне нужно соблюдать осторожность, — продолжал я по-арабски, — ибо сам я тоже пленник. Этот человек и те, которые остались снаружи, посланы, чтобы сторожить меня и убить, если я их предам.
— Ложь! — насмешливо сказал Дубан.
— Подожди!.. — поднял руку Хишам.
Потом он задал несколько вопросов, и ответы мои вполне убедили его, что я знаю тех, о ком идет речь.
— Упоминал ли ты о них в присутствии Ибн Харама? — как бы между делом спросил он.
— Он ничего не сказал, — заметил Дубан. — К счастью.
Здесь плелась какая-то интрига: они явно не хотели, чтобы стало известно о пленении графа Редуана. В равной степени очевидно было, что оба они — его друзья и противники этого самого Ибн Харама с ястребиным лицом, что меня вполне устраивало.
— Нужно все сделать быстро, — заметил я. — Ибн Харам что-то заподозрил, он мог вернуться, обнаружить корабль и разузнать, в чем дело.
Хишам согласно кивнул, потом спросил:
— А будет ли ваш главарь блюсти договор о выкупе? Отпустит он пленников, когда получит деньги?
— Надеюсь, я смогу убедить его. Редуан уже сильно его обеспокоил, сказав, что он навлечет на себя гнев Вильгельма Сицилийского, но, поверь мне, о достойнейший, Вальтер не из тех, кому можно доверять: только страх заставит его сдержать слово.
— А если ты вернешься, что будет с тобой?
Я кратко объяснил свое положение на судне.
— Мне придется вернуться на борт, но я останусь там не дольше, чем до Кадиса.
Хишам с минуту помедлил:
— Мы с Дубаном должны обсудить это дело наедине. Как ты, мне кажется, догадываешься, оно может иметь последствия, далеко выходящие за пределы вопроса о выкупе… Тебя и твоих людей накормят, а мы тем временем примем решение.
Он хлопнул в ладоши. Тут же появился негр-великан и отвел нас в комнату где-то далеко в задней части дома.
Хоть я и не много странствовал и видел в своей жизни, но поведение Эрика меня очень забавляло. На море он и его братья были самыми смелыми из всей нашей пестрой команды, но тут, в доме, его смелость исчезла, и он жался поближе ко мне, не зная даже, куда ногу поставить. Странно выглядел здесь этот коренастый человек с маленькими подозрительными глазками и поредевшими белокурыми волосами.
— Они достанут золото, — объяснил я ему, — и мы вернемся на корабль ночью.
— Десять тысяч динаров! Это огромные деньги.
Мне показалось, что не вредно напомнить ему кое о чем:
— А Вальтер требовал всего-то три тысячи.
— Вальтер — дурак, — угрюмо сказал Эрик.
Когда мы поели, нам показали комнату, где можно отдохнуть, и, улегшись на разложенных там подушках, я уставился в потолок, прислушиваясь к мягкому плеску фонтана и жалея, что у меня нет времени осмотреть все кругом. Вот о таких домах рассказывал мой отец, и великолепие этого жилища превосходило все, что я мог вообразить.
Но не о том мне сейчас надо думать. Во-первых, следует освободить Азизу… и Редуана тоже. Потом нужно как-то повлиять на Вальтера, чтобы направился в Кадис. Если он это сделает, то команда — я это знал — со всем пылом бросится тратить свое золото: там за деньги можно получить все, что нужно моряку на берегу; тогда я уж придумаю, как освободить Рыжего Марка, Селима и остальных.
Вернуть свои деньги — этого мало. Вальтер отобрал у меня несколько месяцев жизни — так пусть расплачивается. Кто же, вложив деньги в дело, удовлетворится тем, что вернет только капитал? Должна получиться ещё и прибыль.
У Кадиса было много преимуществ. Это один из старейших портов мира; прежде чем как стать Кадисом, он назывался Гадес, и для финикийских кораблей был главным портом задолго до времен того, кого зовут Христом.
Если мой отец, известный корсар, разбит у берегов Кипра, то уж где-где, а в Кадисе должны об этом что-нибудь знать. Давным-давно отец научил меня искать нужные сведения там, где собираются моряки, ибо они всегда говорят об отваге и смерти, о дальних странах и чужих морях. И, конечно же, будут говорить о Кербушаре.
Первым делом — свобода, потом — деньги. Свобода без денег сделает меня просто-напросто рабом иного рода — рабом нужды в пище и крыше над головой…
Было совсем темно, когда негр пришел за нами.
— Быстрее! — прошептал он. — Времени нет.
Дубан ждал нас в небольшом помещении с каменным полом. Он был одет в черное и подал каждому из нас черный плащ. Взглянул на мой меч:
— Ты умеешь им пользоваться?
— И неплохо, — ответил я.
— Ибн Харам жаждет дорваться до власти, и у него много сторонников. Он не желает появления здесь графа Редуана или Азизы, так что меч может тебе пригодиться… Если брак Азизы будет заключен, это свяжет одну из могущественнейших семей Кордовы со столь же сильной семьей в Сицилии, и планы Ибн Харама рухнут. А он человек отчаянный.
Нас ожидали оседланные кони и вооруженный отряд. Поперек моего седла были перекинуты два кожаных мешка, сам Дубан вез ещё два.
Мы ехали по немощеной аллее, и конские копыта ступали по земле почти без шума. Небольшая калитка открылась при нашем приближении и бесшумно затворилась за нами.
По дороге Дубан сообщил мне кое-что о бедах, которые испытывала в то время Мавританская Испания.
У власти стоял Аба Йа-куб Йусуф, но многие хранили верность Альморавидам, хотя те лишились трона несколько лет назад в борьбе с берберской династией Альмохадов. Соглядатаи свергнутых Альморавидов затесались среди друзей нового халифа, и ни один человек не мог с уверенностью сказать, кто ему друг, а кто враг. Еще тлели старинные родовые распри, принесенные из Аравии или из Северной Африки, ибо арабы не умеют быстро забывать.
Междоусобная борьба в Испании для меня не имела ровно никакого значения, и мне хотелось лишь одного: чтобы голова оставалась у меня на плечах, а не была отрублена из-за какой-нибудь свары, к которой я не имею ни малейшего касательства. Моя верность принадлежит моему отцу, мне самому и моему будущему… если оно у меня есть.
…Только наши седла поскрипывали в ночи, только ветер шевелился в ветвях. Вскоре мы почувствовали запах моря, свежесть ветра, а небо как будто прояснилось.
Воины вокруг меня попробовали, легко ли выходят мечи из ножен, и поплотнее уселись в седлах, приготовившись к бою.
Запах битвы ударил и мне в ноздри, ибо я был молод, а в молодости рассчитываешь жить вечно: ты не знаешь еще, что смерть не признает возрастных границ… Много раз за последние месяцы проводила она холодными пальцами по моему плечу, но все равно оставалась для меня чем-то таким, что может случиться лишь с другими.
— Поезжай к берегу, — прошептал Дубан. — Двое из моих людей останутся при лошадях. Мы…
Они появились из тьмы внезапно — множество верховых летели сплошной стеной. Мы едва успели ощутить вспышку тревоги, как всадники уже навалились на нас в грохоте копыт, стоне терзаемой подковами земли, лязге мечей…
Глава 4
Не успели ноги мои коснуться земли, а враги уже нахлынули на нас, меня сбили и отшвырнули назад, в кусты. Я кое-как выкарабкался из кустарника с мечом в руке и тут же был атакован каким-то здоровенным бородатым парнем в кольчуге, который нацелил мне в голову свирепый удар. Больше под влиянием инерции моего движения, чем воинского искусства, я упал на одно колено и вслепую ткнул мечом снизу вверх, и острие попало ему в подмышечную впадину поднятой руки.
Бородач вскрикнул, и его рушащийся сверху топор прошел на волосок от моего черепа. Тогда он схватился за нож, но следующим взмахом кривого меча я рассек ему глотку от уха до уха, и он зашатался, схватившись за шею обеими руками.
Кто-то прыгнул на меня сзади, я споткнулся о лежащее тело и упал, сбросив с себя нападающего. Моя вытянутая рука наткнулась на мешок с золотом, и, проявив редкое присутствие духа, я схватил его, откатываясь в кусты. Боевой топор того, кто напал на меня сзади, зацепился за сучья у меня над головой, но мой скимитар вонзился противнику в живот.
Это неожиданное нападение показало, что бьюсь я вслепую и неискусно, бездумно, лишь бы уцелеть. Вокруг меня царила сумятица — неслись лошади, рубились люди, звенела сталь и кричали раненые.
Мешок с золотом привел меня в чувство: в конце концов, что мне за дело до этой драки? Это не моя битва. Я торопливо стал искать другие мешки. Они были кожаные, прочные, рассчитанные на большой вес металла, и мне удалось собрать их все.
Битва переместилась в сторону, ярдов на тридцать-сорок, где собрались Дубан и его люди. Я не видел никого из финнведенцев, и, по правде сказать, они меня мало заботили.
Шаря вокруг в поисках последнего мешка, я в конце концов нашел его, но вместе с ним обнаружил чье-то лицо и вытянутую руку. В следующий миг хозяин их вскочил и бросился на меня, но я боднул его головой в лицо, ощутил, как у него хрустнул нос, а потом двинул кулаком, как проделывали это древние греки. Он упал, а я, нашарив свой меч, забрал его и отполз в кусты, прихватив с собой золото.
Битва яростно бушевала ещё несколько минут, пока я переводил дыхание, а потом все резко оборвалось, и послышался удаляющийся топот копыт.
Я сидел тихо. Поблизости кто-то стонал, но я не двигался. Во всей этой компании у меня не было друзей. Я был один. И еще, думал я, если это золото не попадет на галеру, не будет и свободы для Редуана и Азизы.
Одежда, которую я носил с такой гордостью, была испачкана грязью, кровью и зеленью от листьев, но я сам, кажется, не пострадал — чем обязан был более удаче, нежели боевому искусству.
Размышляя о золоте, я подумал, насколько легко было бы его спрятать, а когда уляжется неразбериха и все уберутся отсюда, найти брошенную лошадь и спокойно уехать с десятью тысячами динаров. Для меня в моем положении они составили бы поистине царское состояние, но это был вопрос самоуважения. И, конечно, была ещё Азиза.
Честь может оказаться довольно хлопотной штукой, но если уж она у тебя есть, то отбросить её не так легко.
Теперь мне придется самому, без помощи Дубана, вести переговоры об освобождении Азизы и Редуана.
Один из мешков был разрублен мечом. Я завязал его, как смог, и, отыскав среди опавших листьев несколько монет, рассовал по карманам. Потом с величайшей осторожностью стал пробираться через кусты и вниз по склону. Через несколько минут я уже оказался у кромки песка.
По другую сторону песчаной полосы море лизало берег пенистыми языками волн. Я услыхал поблизости движение — кто-то брел, спотыкаясь и чуть не падая. Я поспешно зарыл мешки с золотом и выпрямился, не выпуская из рук меча.
Это шел Эрик с одним из братьев. У него был сломан нос, один глаз заплыл и не открывался. Так вот кого, значит, я боднул головой в темноте! Поддерживая его раненого брата, мы втроем, пошатываясь, добрели до воды и стали кричать.
Пришлось дожидаться; финнведенцы опустились на песок, а я нетерпеливо расхаживал взад-вперед. Наконец от корабля отчалила шлюпка. В ней находился Вальтер, потный и злой. Судя по виду, его вовсе не обрадовало наше возвращение. Ему нужно было золото, а не мы.
— Где динары? Где они?
Я остановился на расстоянии длины меча от него, но не спешил спрятать оружие в ножны.
— А где девушка? Где она? И Редуан?
— Да живы-здоровы, — ответил он нетерпеливо. — А вот золото где? Ты что, вот это принес мне обратно? Ничего, кроме крови и беды?
— Есть у меня золото. Вези их на берег.
Вальтер уставился на меня; взгляд его кипел низкой злобой.
— Ты кому служишь? Мне или им?
— Я служу самому себе, — ответил я хладнокровно, — но была заключена сделка. Они должны быть освобождены.
— Ты говоришь — золото есть, а чем ты мне это докажешь?
Сунув руку в карман под кушаком, я показал ему несколько монет:
— Вот тебе образец. Но поторопись, потому что солдаты на подходе!
— Доставь деньги на корабль, и мы освободим пленников.
Я был очень молод — но не настолько же! Я насмешливо улыбнулся:
— Ты получишь золото, когда пленники будут на берегу.
Вальтеру очень мало нравились мои слова, а сам я — ещё меньше. Не доставляла ему удовольствия и эта моя новая независимость. Он пристально смотрел на меня с минуту, мрачный от гнева, а потом пошел к шлюпке, забрав с собой финнведенцев. Я остался на берегу один.
Они, похоже, не торопились. Вот уже солнце поднялось за хмурыми тучами, и только теперь подошла шлюпка с Редуаном и Азизой. Привез их гигант Сервон, а с ним ещё дюжина пиратов, вооруженных и готовых к бою.
Когда мы двинулись от берега, я объяснил, что случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62