Во всем, что произошло, мне следует винить только себя. Я ненавидел Вальтера и всю его компанию кровавых ублюдков, но все же во мне текла кровь корсаров.
И вот сейчас он подошел и остановился рядом со мной.
— Ты что-нибудь слышишь?
— Корабль, и не одна из ваших тощих рыбацких лодок, а жирный, богатый купец из Александрии или Палермо.
У него алчно разгорелись глаза. Он облизал толстые губы.
— Они, должно быть, сильны, — пробормотал он, — нам не справиться…
— Это почему же? — Мои слова были полны презрения к его страхам. — Когда сомкнулся туман, на палубе у них находился только один человек, а половина команды почти наверняка сейчас спит. Прошлой ночью штормило, люди устали. Пока они успеют организовать сопротивление, все будет кончено…
На этот раз алчность взяла верх над осторожностью. Схватив какого-то матроса, Вальтер послал его за остальными, и по его приказу я стал осторожно сближаться с тем кораблем. Пятьдесят человек, притаившись, собрались у фальшборта.
Вода шлепала по корпусу купца, поскрипывали снасти. Мы начали убирать внутрь весла с правой стороны, и вахтенный у них на палубе, встревоженный шумом, бросился к борту. Он увидел нас и открыл рот, чтобы поднять тревогу, но тут же горло ему пронзила стрела, а затем наши люди полезли к ним на палубу. Послышались крики, лязг оружия, предсмертные вопли.
Эту минуту я выбрал, чтобы отдать концы и ускользнуть, но шанс был потерян, едва я успел принять решение: рядом со мной оказался Вальтер, и острие меча уперлось мне под ребро, словно он угадал мои намерения. Я не отважился даже шевельнуться.
Внезапная атака увенчалась полным успехом. Команда купеческого судна проснулась лишь затем, чтобы умереть; более того, этот отлично снаряженный корабль шел с богатым грузом шелка и корицы. Имелись там в обилии золотые и серебряные монеты… и ещё девушка.
Она рвалась к борту, схваченная Сервоном, гигантом-галлом, самым крупным в нашей команде. Рядом с ней какой-то пожилой человек умолял галла и спорил с ним. Она была, должно быть, не старше шестнадцати лет и очень красива. Ее глаза, расширенные от ужаса, полные страха и мольбы, взглянули прямо на меня поверх бортов обоих кораблей, взглянули — и встретились с моими глазами.
— Останови его, — потребовал я у Вальтера.
— Он захватил её. Она — его добыча.
В голосе толстяка звучала зависть, потому что ему было тошно видеть такую девушку в руках у другого. Этим следовало воспользоваться.
— И ты хочешь понапрасну потерять такую девушку? Это тебе не пастушеская дочь! Ты что, хочешь выбросить в шпигат счастливый случай? Не понимаешь, что ли? Да эта красавица стоит больше, чем вся остальная добыча! Подумай, какой выкуп отвалит за неё семья!
Там, где оказался бы бессилен любой довод, алчность победила. Галл прижимал её к фальшборту и отталкивал пожилого одной рукой. Даже на таком расстоянии было видно, что тело у неё нежное, а в одежду вплетены золотые нити.
Вальтер, жадный и завистливый, поймал свой шанс.
— Стой, Сервон! — закричал он галлу. — Тащи её сюда, и мужчину тоже!
Пожилой заметил Вальтера и перегнулся через борт:
— Мы заплатим, и хорошо заплатим, если девушка останется невредимой!
Сервон, раздосадованный, медлил, но сочувствия ни в ком не нашел, ибо зависть наравне с мыслью о выгоде настроила команду против него. Он сердито поднял девушку над бортом и швырнул к нам на палубу, туда, где мы все собрались. Мужчине он предоставил перебираться самому и ушел прочь, недовольный и разъяренный.
Наша команда уже вовсю тащила с корабля груз и припасы. Люди поспешно грабили судно, громоздя на борт тюки и бочки, опасаясь, что прежде чем будет закончен грабеж, в дело может вмешаться военный корабль.
Девушка бросила беглый взгляд в мою сторону и что-то сказала своему спутнику, который тоже поглядел на меня, — видно, поняла, что я говорил в её защиту, и это дало ей больше надежды, чем заслуживал мой поступок. Все же я улыбнулся ей и получил улыбку в ответ.
Когда всеобщее внимание было отвлечено на грабеж захваченного судна, я тихо заговорил с ней по-арабски.
— Друг, — сказал я.
Туман рассеивался, и наша шайка поспешно покинула разграбленный корабль.
Не обращая внимания на сетования Сервона, Вальтер повернулся к пленнику:
— Кто ты такой? Сколько можешь заплатить?
Мужчина был не так стар, как показался с первого взгляда, отличался хорошим сложением, имел осанку воина; волосы уже поседели, но глаза смотрели ясно. Лицо и манеры выдавали привычку повелевать. Он быстро оценил Вальтера и не ждал милосердия ни от него, ни от остальных.
— Она — дочь Ибн Шараза из Палермо, богатого и могущественного человека.
— Девушка не похожа на мавританку, — проворчал Вальтер. — Я так думаю, что ты врешь.
— Ее мать была пленница, белокурая, как ваши северные девушки. Обходитесь с ней хорошо. Если она пострадает, то в погоню за вами уйдут пятьдесят кораблей.
— Пятьдесят кораблей? За попорченную девчонку?
— Пятьдесят кораблей за честь дочери Ибн Шараза, друга и советника Вильгельма Сицилийского! — прозвучал резкий ответ.
Вальтер побледнел. В нем не было презрения к сухопутным властителям, которое обычно питали морские пираты; впрочем, и настоящий корсар призадумался бы, услышав имя Вильгельма Сицилийского, потомка норманнских завоевателей, имевшего корабли на всех морях и шпионов в каждом порту.
— Такой человек в состоянии заплатить, — согласился Вальтер, однако видно было, что он в равной мере и признает этот факт, и урезонивает свою команду.
— Доставь нас благополучно в любой испанский порт, и тебе хорошо заплатят, а то, что ты совершил, забудут.
В первом я был уверен, во втором же — нет. Такой человек и вся его порода вряд ли могут простить подобный ущерб и оскорбление. Мне вспомнился рассказ отца о молодом Юлии Цезаре, захваченном в плен пиратами. Когда выкуп за него был уплачен, он пообещал вернуться и повесить их всех, а они смеялись. Однако же Цезарь вернулся и всех их повесил; так вот, пленник был из того же теста.
Вальтер отошел в сторону, чтобы обсудить предложение с командой, а человек этот заговорил со мной:
— Ты помог нам. Я высоко ценю твою услугу.
— Мое слово здесь не много весит. Еще недавно я был прикован к веслу. Они меня не любят и не верят мне.
— Однако разбойники послушали тебя.
— Ими правит алчность и зависть. Каждый хотел бы забрать девушку себе, и потому они прислушались ко мне, когда я предложил взять за неё выкуп.
— Останься нашим другом, и получишь золота не меньше, чем весили твои цепи.
Когда человек молод, он думает не о золоте, а только о свете в девичьих очах. Но придет время, когда мне откроется, что можно иметь и то, и другое, — если есть голова на плечах.
Я никогда не видел такой красавицы. Наши северные девы крепче и сильнее, но кожа их, открытая ветру и солнцу, не такая нежная, и у них нет таких нарядов, как у нее.
Но мой отчий дом наполняли сокровища, добытые с восточных кораблей, и отец часто рассказывал о жизни в Мавританской Испании, куда я страстно желал попасть.
Наши северные замки — это холодные, продуваемые сквозняками каменные строения с узкими окнами, неуютные и неудобные; полы их устланы соломой и накопившимися за многие месяцы отбросами. Отец же принес из Мавританской Испании любовь к красоте и чистоте. И я, привыкнув к своему дому, не выносил вонючих замков знати, не имеющей ничего, кроме оружия и спеси.
Старые крестоносцы не многому научились, но купцы и бродячие певцы подхватили мавританский обычай мыться и сменять одежду вместо того, чтоб занашивать её, пока не начнет рваться прямо на теле.
Иногда путешественники привозили домой книги. Они в земле франков были большой редкостью, а те немногие, что удавалось достать, зачитывались до дыр; но читали их только в уединении из страха перед возможным неодобрением церкви.
Мой отец не был образованным человеком в том смысле, какой стал мне понятен позднее; но он имел ясный ум и наблюдательность, и, подобно большинству бретонцев своего времени, оставался больше язычником, чем христианином. Христианство, к которому отец мой, впрочем, питал глубочайшее уважение, вместе с плохим отвергло и много хорошего. Бани, например, были символом язычества, так что бани и купание подвергались проклятию, и в течение примерно тысячи лет в Европе мылись лишь немногие. Книги отвергались на том основании, что если в них повторяется сказанное в Библии, то они излишни, а если говорится то, чего в Библии нет, то они лживы.
Путешествия, всегда оказывающие просветительское влияние, открыли моему отцу более приемлемый образ жизни. Он научился по достоинству ценить сдобренные специями и приправами, искусно приготовленные яства стран Средиземноморья, как и их шелковые одежды. Первые ковры, которые увидели в Арморикеnote 4, были привезены морскими разбойниками, и многие из первых книг — тоже. Две книги, попавшие в наш дом, были написаны на латыни, а третья — на арабском языке.
Первая латинская книга оказалась трактатом Вегеция о тактике римского легиона, и во время долгого путешествия в Исландию и далее я читал и перечитывал её. Вторая — «Жизнеописания знаменитых людей» Плутарха. Арабская посвящалась астрономии, и из неё я узнал о многих приемах кораблевождения, неизвестных в северной Европе. В разных местах этого тома имелись цитаты из Корана, и их я заучил наизусть.
Зорка, наш слуга-грек, путешествовал вверх по египетской реке Нил, видел пирамиды, величественные храмы и всевозможных диковинных животных. Я не знал, насколько можно ему верить, но любил его рассказы о Требизонде, Черном море и греческих островах.
Девушка бросила на меня короткий взгляд и сказала:
— Меня зовут Азиза.
— А я — Кербушар, Матюрен Кербушар.
— Звучит смело.
— Имя моего отца — Жеан Кербушар. Так же звали и моего предка, который воевал с Цезарем.
Теперь ко мне повернулся и мужчина — в нем нарастало любопытство:
— А что знаешь ты о Цезаре?
— Он был врагом моего народа, но я читал о нем в книге Плутарха…
И, осторожно шевельнув румпелем, я добавил:
— Цезарь пытался уничтожить мое племя, потому что оно отказалось платить ему дань.
На корме появился Вальтер:
— Идем в небольшую бухту вблизи Малаги.
Он вытащил из-за пазухи карту, взятую с разграбленного корабля, и показал её мне, ткнув пальцев в некое место на берегу.
— Можешь ты привести нас сюда?
— Могу.
— Сделай это и получишь свою долю из выкупа.
Азиза не отрывала от меня глаз. Неужели боялась, что я предам её за эту награду?
Знай она, о чем я думаю, то не стала бы тревожиться, ибо никакое на свете богатство не стоило для меня и половины взгляда её очей или прелести тела под тонким нарядом.
Но я был тогда молод.
Глава 3
Когда спустилась тьма, меня разбудили и отправили на ставшее теперь уже моим место у рулевого весла. У фальшборта съежились наши пленники.
Мужчину, как я узнал, звали Редуан, он был воином, а равно и государственным мужем, занимающим высокое положение. Сейчас он тихо посапывал во сне. Азиза не издавала ни звука, и я подозревал, что она не спит.
— Смотри, куда правишь, — велел мне Вальтер. — Нас не должны обнаружить. Найди бухту, а когда откроется берег, разбудишь меня. И не вздумай делать глупостей — галл не спит, также и люди из Финнведена. Малейший намек на предательство — и ты будешь убит.
Сомневаться в его словах не приходилось, ибо трое из Финнведена были люди хладнокровные и опасные, не такие трусы, как остальные, но угрюмые и молчаливые, свирепые в битвах и не заботившиеся ни о ком, кроме самих себя. Я подозревал, что в один прекрасный день мне придется столкнуться с ними лицом к лицу.
Море было темным, вода гладкой, как стекло. Весла убрали и поставили парус, придававший кораблю небольшую скорость, еле достаточную, чтобы оно слушалось руля, но Вальтер не хотел привлекать к нам внимания лишним шумом.
Звезд не было видно. Вода журчала за бортом, мелкие светящиеся волны расходились от носа. Небо заволокли тяжелые тучи, сулящие дождь. Поскрипывали тимберсы, когда галера, медленно скользя, чуть покачивалась на волне. То там, то тут раб ворчал во сне или невнятно бормотал чье-то полузабытое имя. Звякал металл, когда оружие касалось оружия, — люди спали в полном вооружении.
…Она подошла ко мне так тихо, что я едва ли заметил бы её присутствие, если бы не запах благовоний. Легкая рука коснулась моего плеча.
— Ты должен нам помочь, Кербушар!
Ее страх придал мне силы, ибо кто же не станет сильнее от сознания, что в нем нуждаются?
Но она волновала меня и иначе, потому что на наших бретонских берегах не было таких девушек, как эта. Среди них часто попадались привлекательные, но отнюдь не такие нежные и изысканные.
— Я сделаю все, что смогу.
— Ты уже помог. Ведь это ты остановил… того человека.
— Твой спутник — мавр?
— Норманн. Он был у них большим военачальником, когда сражался против нас, но теперь стал нашим союзником.
Ее близость волновала меня, ибо я кое-что знал о женщинах, однако больше всего я боялся, что нас увидят рядом и неверно это истолкуют. Такого подозрения достаточно, чтобы швырнуть её на потеху команде, так что, когда она вернулась на свое место у фальшборта, мне стало спокойнее.
Мой опыт общения с женщинами невелик, а случаев поговорить с ними было и того меньше. Несколько раз на пустошах встречались мне девицы, которым почему-то случалось заблудиться именно там, где я привык бродить в одиночестве.
Ну, ещё однажды богатый караван остановился на привал над береговым обрывом, и одна молодая женщина спустилась в одиночестве на берег — поискать раковины. Она нашла больше, чем собиралась, и это большее, кажется, приняла и выдержала стойко, проявив активный интерес к продолжению. Довольно красивая молодая женщина, вдова торговца из Анжера, как мне потом удалось выяснить на постоялом дворе, где они остановились на ночь.
Она одна пришла на берег, где я лежал, загорая, на теплом песке, и в поисках раковин все ближе подходила ко мне, пока я не заподозрил, что её интерес к морской живности, возможно, охватывает более широкую область, чем казалось вначале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62