— Талон? — Этот голос я тоже знал. — Здесь Маквори. Можно нам подняться на борт?
Я бросил им конец, они закрепили на нем каноэ, и я подтянул их вплотную. Маквори вскарабкался первым, за ним Жоб. Кол вместо ноги, а лез вполне проворно. Смахивает на то, что ему не раз и не два доводилось попадать на судно через борт.
Следом поднялся третий, его я никогда не видел. Приземистый, крепко сбитый, одет в оленью кожу. Выглядит на горного завсегдатая.
— Черное судно видели? — осведомился Маквори.
— Угу, — подтвердил я. — Пониже отсюда, они шли вверх. Прошмыгнули совсем близко от нас, и хорошо для нас, что прошмыгнули.
— Кто эти люди? — потребовал ответа Лебре.
Объяснения много времени не отняли, но Лебре не спускал глаз с Деревянной Ноги.
— Вот тебя я раньше видел, — заявил наконец.
— Никогда не бывал на Миссури, — возразил Жобдобва. — Перепутал ты.
Лебре глянул на парус. Он торчал тугим пузом вперед, и шли мы неплохо, несмотря на течение.
— Держись на фарватере, — приказал Ивет. — Скоро подымемся.
Повел всех вниз, там повернулся, чтобы рассмотреть одного, потом другого.
— Куда направляетесь?
— Я вот его промышляя. — Жоб ткнул в меня пальцем.
— Его? А откуда было известно, что он живой?
— Ничего мне известно не было. Говорили, что случилась большая драка, и я нашел на набережной его шляпу, так что поспрашивал, и сказали — о ту пору проходило судно. Я кумекать: с его-то везением как раз на борт угодит. Ну и тута.
— А вы?
Маквори пожал плечами.
— Я — британский офицер. Власти в этих местах у меня нет, но я хочу взять Торвиля. Он предатель и убийца.
Человек в оленьей коже сказал:
— Я — Отис Пинкни. Обо мне вы, думаю, слышали.
Лебре кивнул.
— Слышал. И добро пожаловать. Располагайтесь, как дома. Скоро рассветет, и нам следует отыскать нору.
— Маклему тоже, — ответил Пинкни. — По моим соображениям, он не захочет, чтобы весь честной народ видел его днем.
В кофейнике оставался кофе, и мы его разделили. Была вяленая говядина, мы ее отведали. Едва не последняя говядина из купленной Лебре ниже Сент-Луиса. С нынешнего дня придется перейти на бизонье мясо или антилоп, может быть, иногда будет олень.
— У меня кое-что для тебя есть, — сообщил Жобдобва, когда мы находились одни. — Шото прислал.
— Как он доведался, что я не погиб?
Жобдобва довольно выставил зубы.
— Я ему набрехал. Сказал, что ты послал меня за ними, за артиллерией, точнее сказать. — Он развязал мешок и достал винтовку Паули и пару колиэровских пистолетов.
Я взял винтовку в руки. То, что надо. Хорошее скорострельное ружье. И пистолеты вдобавок. Для каждого оружия имелись патроны.
Ко входу подошла Ивет.
— Пристаем. Папе нужна помощь.
Было уже светло. В середину реки вдавалась большая песчаная отмель, на которой росли группами кусты и небольшие деревца, перемежаясь завалами плавника. Мы забрались за островок, лежащий позади отмели, покрытый ивами и густым подлеском: было много других деревьев, включая дикую сливу. Там, в месте, где кильбот ниоткуда увидеть было невозможно, мы пришвартовались к колоссальному патриарху лесов, выброшенному рекой на берег и наполовину погребенному в песке.
Всех нас томила усталость. Каюту мы оставили Ивет и Лебре, сами же растянулись на палубе.
Когда, спустя несколько часов, я проснулся, солнце стояло высоко, и кругом было тихо. Все, кроме меня, спали. Нацепив пистолеты, я взял винтовку и сошел на берег. Поплелся по краю островка, следуя границе зарослей. Дикого винограда висело изобилие, много созрело и малины. То и дело останавливаясь, чтобы поесть, я не забывал вслушиваться в шорохи, стараясь не пропустить ни одного движения окрест.
Как-то надо определить, где находится Чарльз Мейджорибанкс, и выручить его, в случае если он в плену, как мы предполагаем. Следующим номером — разыскать судно-змею и держать под наблюдением. Если Табита больше не имеет власти над ним, придется тем или иным способом захватить пароход и отвести его обратно в Сент-Луис. И между делом умудриться разрушить замыслы Торвиля и Маклема, ведь они орудуют на пару, иначе и быть не может.
Предполуденный час тих и пасмурен. Небо закрыто тучами. Я остановился в очередной раз. Ивы возле меня близко одна к другой. Сквозь листву видно несколько оленей у кромки воды, пьют.
Какое-то время я стоял и смотрел на них. Ветер, очень слабый, дул к тому же от них ко мне. Я был хорошо укрыт, да и дикие животные редко различают неподвижного человека, так что я наблюдал за оленями без помех.
Вдруг голова одной оленухи резко вздернулась. За ней насторожились другие. В тот же миг я раскрыл глаза и навострил уши. Жду… ага, звук еле слышен, но знаком — гребок опускают в воду. Вот и каноэ. В нем четверо индейцев: мужчина, две женщины и маленький мальчик.
Они подплыли прямо ко мне, мужчина направил Нос лодки на песчаный берег, мальчик спрыгнул на сухое и потащил каноэ выше.
Очевидно, переезжавшая семья. Я вышел из-за ив к ним, и меня увидели сразу же. Застыли столбом, глядят на меня во все глаза. Я поднял руку в жесте мира и заговорил:
— Далеко заехали?
Мужчина помедлил и с расстановкой произнес:
— Далеко.
На них были мокасины из шкуры лося, окрашенные дымом в черный цвет, с декоративным швом через подъем и отогнутыми клапанами. О западных племенах я знал не так чтоб очень много, но от Батлина кое-что выведал. Такие мокасины носили индейцы омаха.
Я показал рукой на заросли.
— Много ягод. Хорошие, — потер себе живот и широко улыбнулся, раскрывая ладонь с немногими оставшимися.
Женщины занялись разведением костра. Выбрали для него участок выше по ручью, заслоненный со стороны главного русла куртиной черемухи.
Мальчик был красивый и, видимо, сообразительный. Не сводил с меня взгляда, пока я разговаривал с его отцом. Я не курил, но табак с собой носил. Предложил немного индейцу. Он взял, и мы сели рядом.
— Охота? — спросил я.
Он показал вверх по течению реки.
— Много охоты. Бизоны. Видел?
— Еще нет. — Я показал на кусты позади себя. — Там моя лодка. Много людей. Ищем мужчину. — Я описал Чарльза, как его описывали мне. — Может быть с плохим человеком… плохим белым человеком, — добавил я.
Он пыхтел трубкой.
— Большая лодка-змея. Знаешь?
— Черная, — сказал он. — Знаю.
— Будь осторожен, — предупредил я, — на ней есть хорошие люди, есть плохие люди.
— Плохие люди, — лицо его сохранило важность, но в глазах искрились огоньки, — заставляют большую змею сильно работать. Тащить на спине пароход.
Его звали, как он сказал мне, Красный Хвост. Они ехали навестить индейскую деревню на реке, которую я посчитал Канзасом.
— Много времени назад, — говорил он, пуская дым из трубки, — омаха — большой народ… большое племя. Много болезней… много атак сиу. Теперь нас немного. Девяносто воинов, может быть. Больше не так, как было. — Слова приходили к нему по мере высказывания. — Старые порядки ушли. Молодые люди не делают теперь стрел. Теперь ружья.
— Но теперь стало легче, когда есть котлы белых? Легче варить? Легче охотиться с ружьями белых? — спрашивал я.
Он посмотрел на меня.
— Легче не значит хорошо, — сказал как отрезал.
Я поднялся на ноги.
— Иду назад к моим людям, Красный Хвост. — Вытянул к нему руку. — Пусть в твоем вигваме всегда будет мясо.
Он хихикнул и пожелал мне счастливого пути.
Продолжал хихикать, идя к своему семейству, но, приблизившись к ним, обернулся и крикнул:
— Старый лагерь… где остров Боном. Выше. Несколько дней в дороге. Пришло полно людей… полно ружей. Много беды, я считаю… много.
Боном — Остров Доброго Человека. Я о нем слышал. Торопливыми шагами я направился к кильботу. Вернее, к месту, где ожидал его найти.
Его там не было.
Глава 20
Пусто!
Я вышел из-за ив и принялся осматриваться, не желая верить, что судна здесь нет.
На песке все еще виднелись мои следы — и не только мои.
Местами песок сбит полосами — без сомнения, это проделали чьи-то бегущие ноги. Трос, которым кильбот был привязан, опять перерезали. Несколько футов его до сих пор остались на дереве, конец уходит в воду.
Мне пришла идея. Я бегом кинулся назад, замедлив только, когда оказался рядом с индейской стоянкой. Но они слышали, как я несусь, и Красный Хвост с сыном встретили меня на ногах.
Ушло добрых полчаса на переговоры, и то еще хорошо. Но я выменял-таки на пистолет Фулшема и свою рубашку коноэ Красного Хвоста.
Он, конечно, сделает себе другое, не сходя с места, заодно дав сыну ценный урок.
Завершив сделку, я времени не тратил. С каноэ я всегда управлялся ловко, и сейчас, положив около себя винтовку, отправился вверх по реке, гребя быстрыми ровными движениями, держась вплотную к берегам в вяло текущей воде и пристально следя за током реки, чтобы не попасть в основную струю.
Кто-то захватил кильбот и всех, кто на нем был. Ни крови, ни трупов я не нашел.
Я глубоко погружал лопасть, и легкая лодочка летела как из пушки. Мои стремительные уверенные гребки несли меня по реке вверх со скоростью, какая выиграла бы не одну гонку. Каноэ мне издавна нравились, а это проявило себя подвижным, прекрасно сработанным. Красный Хвост — прямо художник, если это он строил.
Не успело сесть солнце, я увидел кильбот.
Миля или больше впереди. Ветерок еще веет только-только достаточно, чтобы суденышко продвигалось вперед. День клонится к закату, но еще с час светлого времени остается, может, чуть-чуть больше. Основное, кильбот здесь. Теперь выждать время.
Меркнут последние лучи. От крутых берегов вытягиваются темные тени. Тут и там громадное старое дерево нависает над водой, подобно чудовищной руке, готовой схватить, что бы ни оказалось в пределах досягаемости.
А мне хорошо. Гребля подняла настроение, — подходи, кому жить надоело! Сюртук я оставил на борту, рубашку променял, так что сидел голый до пояса. Приятно чувствовать кожей ночную прохладу.
Какой-то странный звук. Глухое бормотание, непонятно, что его издает.
Пороги? Водопад?
Тут меня осенило. Бормочет паровой двигатель, и шум сливается с плеском волн.
Я моментально вонзил лопасть гребка глубоко в воду и повернул к темноте под берегом. Едва не наткнувшись на огромное дерево-пильщика, я рванулся почти поперек течения, углядел возникшую откуда ни возьмись песчаную косу, обошел ее и пересек реку.
Теперь уже доносящийся шум ни с чем не спутаешь. Пароход сзади, плывет вверх против течения. Должно быть, сворачивал в приток. Догонит меня и пройдет мимо через пару минут. Впереди меня — и впереди них — движется кильбот. Пароход доберется до него раньше, чем смогу я.
Вот и тень, отбрасываемая речным обрывом. Надежно скрытый повисшими к воде ветвями, слежу, как судно-змея шпарит наперекор стремнине.
Здоровенный, черный, лоснящийся от водяных брызг. Большущие расширенные ноздри изрыгают искры и клубы дыма. Несется, как в атаку.
Интересно, кто там на борту.
Из иллюминаторов сверкают зловещие огни.
После того как пароход миновал меня, я отплыл от берега и двинулся вперед.
Греб, не щадя сил. Энергия взмахов несет меня со значительной быстротой. Ночной мрак — хороший покров. Сокращаю расстояние до моей цели. Наконец вижу. Оба судна бок о бок. И в неважном положении. Кильбот, кажется, застрял, а поторопившийся подойти пароход с маху въехал в мель.
Неужели Лебре, знакомый с рекой вдоль и поперек, увидел приближающийся пароход и намеренно заманил его на недостаточную глубину? Пленник он, как я предполагал, или нет?
Осторожно, чтобы не выдавать себя плеском, я подбирался ближе, прижимаясь к большому дряхлому дереву, корни которого — причудливое, напоминающее паука переплетение черных щупалец, — поднимались над уровнем воды. До меня уже долетали голоса. Я закрепил сбоку дерева каноэ, завязав шлаг с петлей на случай спешного отплытия.
Потом ждал и прислушивался.
Повелительный голос раздался откуда ни возьмись:
— Бейкер? Талон на борту там у тебя?
— Нет, нету его. Одноногий тут, Лебре и его девчонка. Никаким Талоном не пахнет.
— Только трое?
— Бриташка еще… по разговору, во всяком случае. Маквори по фамилии, сказал.
— Ага? — В тоне Маклема звучала жестокая радость. — Так я следующего из той команды имею, выходит дело?
Теперь я про всех знаю, кроме Пинкни. Про него одного не поминали.
— Будь наготове, Бейкер, не зевай. Как только будем на плаву, подберем и вас. Приготовь буксир. Потянем вас дальше.
— С этим вашим кормовым колесом?
— Оно нам погоды не сделает. Вытравим хороший трос — и вся недолга. Поглядывай теперь.
В воде недалеко от меня что-то шевельнулось. Стрелять не время. Я обнажил нож и держал его, низко опустив руку, острым лезвием кверху.
Пароходные машины начали поворачиваться, огромное колесо мощно зашлепало по воде в обратном направлении. Корпус не дрогнул.
Слежу во все глаза, что будет дальше.
Вдруг, в перерыве между отчаянными усилиями парохода вытащить себя с мелководья, тихий голос заговорил со мной:
— Талон, ты? Это Пинкни.
— Подходи, только чтобы медленно. У меня нож — сразу кишочки по реке поплывут.
Он неспешно приблизился — руки вверх, в одной ружье. Пинкни, точно. Прытко влез в каноэ, и я вложил клинок в ножны.
— Ну что, вот они все, парниша, — сказал.
Парниша я ему. Сам-то много на четыре года старше, ну, уж куда-куда — на пять.
— Задание нам готово. Что думаешь делать?
— Взять оба судна: и кильбот, и дымовоз.
— Нас захватили в плен. Лебре дали по черепу, потом я вижу, ничего не выйдет, шмыг за груз, впереди который. Улучил момент — и через борт.
Приглушив голос, я рассказал, что сообщил мне Красный Хвост. Об острове Боном.
— Знаю островок, и неплохо, — сказал Пинкни.
Придвинулся ко мне вплотную, шепча так тихо, что из-за журчания воды его почти не было слышно:
— На пароходе кто-нибудь есть?
— Наверняка я знаю только, что есть Маклем. Надеюсь, там Макейр, он боец что надо, лучше не бывает. И надеюсь, что матросом на борту один по имени Батлин.
— Что ты говоришь? Старина Калгари? Это здорово. Знаю его, как свои пять пальцев знаю. Мы вместе ставили ловушки одну зиму на Лесном озере, отсюда далеко к северу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19