Больно было слушать сводки, сообщавшие о кровопролитных боях под Москвой, Тихвином, Тулой, Ростовом. Отыщешь на карте названный город – и сердце сжимается от боли и обиды. Когда же мы вступим в бой, когда испытаем себя?! И вдруг радостная весть о победе под Москвой! Как посветлело у всех на душе, как мы воспрянули духом! Как жадно ловили каждое слово сводки Совинформбюро, десятки раз перечитывали названия освобожденных сел и городов! Хотелось побыстрее сесть за штурвал бомбардировщика. Однако наша очередь еще не пришла. Не хватало машин, почти непрерывно летали экипажи других запасных частей, прибывших ранее. А пока у нас две задачи: как можно быстрее изучить самолет Пе-2 и держать в боевой готовности взлетно-посадочную полосу. На партийных и комсомольских собраниях приняли решение: днем заниматься самолетом, вечером – аэродромом. Главная «очистная техника» – метла и лопата. Работали здорово, с огоньком. Хотя усталость валила с ног, но крепились. В боевых листках отмечались лучшие.
Похвала согревала, но больше всего придавало силы железное слово «Надо!». Скоростной пикирующий бомбардировщик Пе-2 внушал доверие. Машина новая, выпуска 1940 года. С двумя двигателями, цельнометаллическая. Брала до тонны бомб. По скорости – 540 км в час – Пе-2 почти не уступал истребителю противника «Мессершмитт-109Е». Дальность полета – 1200 км. Самолет располагал пятью пулеметами, которые обслуживались летчиком, штурманом и стрелком-радистом.
Самолетов Пе-2 пока было очень мало, поэтому каждая машина несла максимальную нагрузку во время учебно-тренировочных полетов. А уж о том, как берегли их, и говорить не стоит. Однажды на занятиях мы рассматривали силуэты самолетов, участвовавших в войне, изучали их краткие характеристики. До летчиков уже дошел слух о штурмовике Ил-2, который нагонял на гитлеровцев страх. На альбомном снимке штурмовик выглядел внушительно, и я не удержался от восхищения:
– Вот бы сесть на такой!
Сержант Александр Карпов, прибывший в полк с пополнением из Таганрогского училища, коротко бросил:
– Хоть на метле, лишь бы поскорее…
Тогда мы еще не знали, что нам предстоит долгая и крепкая дружба с этой замечательной машиной. Январским днем 1942 года пришло радостное сообщение. Развивая наступление после победы под Москвой, наши войска освободили мои родные места, оккупированные врагом на третий месяц войны. Достав школьную карту, я долго рассматривал район боевых действий войск Северо-Западного фронта, вчитывался в знакомые с детства названия городов
– Андреаполь, Торопец, Холм.
Ни районного центра Сережино, ни родной деревушки в глубине Псковщины на карте, конечно, не было. И в сводке о них не говорилось. Но, по моим расчетам, они должны быть освобождены. И я решил сразу же написать письмо матери. Как она? Жива ли после фашистской неволи? Отец умер осенью сорокового года, и мне даже не удалось проститься с ним. Из училища я выехал на похороны, но пока добрался до железнодорожной станции, от которой по осеннему бездорожью надо было еще идти 60 километров пешком, от отпуска остались считанные дни – как раз на обратный путь. Дал в училище телеграмму-«молнию» с просьбой продлить отпуск. Но ответа не дождался. Дозвонился по телефону до ближайшего сельсовета, вызвал туда брата Колю, объяснил ситуацию. Время было сложное, за опоздание из отпуска, даже по семейным обстоятельствам, могли строго наказать. И мы с братом решили, что лучше мне возвратиться обратно. Все равно отца уже похоронили. Потом грянула война, брат ушел на фронт. Осталась мать-старушка со своей сестрой, Марией Семеновной.
Кроме матери и отца, почти у каждого человека есть еще дорогие сердцу люди. Так дорога была мне и Мария Семеновна, моя тетя. После тяжелой болезни в раннем детстве она осталась слепой. Недостаток зрения компенсировался чутким слухом и удивительной памятью. Тетя по шагам человека определяла, кто пришел, какой у гостя характер, что у него на душе. Занималась она шитьем, вязанием, полола в огороде грядки. Эта обделенная судьбой женщина обладала большой душевной щедростью и природным проницательным умом. Я любил бывать в ее обществе, советоваться с ней. Вот и сейчас, думая о судьбе матери, тревожился и о доброй, милой тете. Я отправил два письма – матери и в сельсовет. Мать неграмотная, вряд ли сумеет сразу ответить. И не ошибся, первым пришло письмо из сельсовета. В нем была главная весть: мать и тетя живы!
А через несколько дней читал продиктованные мамой строки: «Здравствуй, сынок! Мы очень рады, что ты жив и здоров. Мы тут, пока были под немцем-супостатом, страху натерпелись, жили, как в темном погребе. Сейчас все позади, освободила нас родная армия. Напиши, где ты сейчас, скоро ли побьете всех фашистов-извергов. От Коли весточки нет, не знаю, жив ли…» Почерк детский. Представилась знакомая картина: поздний вечер, за окном метет метель. В рубленой крестьянской избе над простым обеденным столом склонилась головка дочери соседа. Под диктовку бабушки Прасковьи она старательно выводит слова. Так и слышу голос матери: «Еще, дочушка, отпиши Васе, чтобы летал пониже да потише, а фашистов бил покрепче. Домой чтобы скорей возвращался… С победой, конечно, с желанной…»
Дорогие наши мамы! Сколько еще вы потеряете сыновей, идущих тяжелым путем к победе… Не в одном еще доме прольются горькие слезы над скорбной вестью. А многие матери так и не узнают о судьбе своих детей, до последнего дня ожидая их возвращения.

НАЧАЛО БОЕВОЙ ЛЕТОПИСИ

…В конце марта, сереньким утром, во дворе школы выстроился полк. Такие построения не редкость, обычно они проводились перед разводом на занятия. Но сегодня заметно какое-то необычное оживление, особенно среди начальства. Командир полка, приняв рапорты командиров подразделений, подал команду:
– Полк, смирно! Слушай приказ!
Начальник штаба зачитал приказ. На основании указания Генерального штаба на базе 276-го ближнебомбардировочного полка создается 806-й штурмовой авиационный полк. Далее шли назначения. По мере перечисления должностей и фамилий перед строем росла шеренга командования новой части: командир, комиссар, начальник штаба, начальники служб. Затем шли подразделения. Стали в новый строй командир первой эскадрильи капитан Ширяев, левее его комиссар политрук Сатаев, заместитель командира старший лейтенант Устинов, адъютант лейтенант Таран. В первые звенья вошли Амбарнов, Вшивцев, Карпов, Польшов. Я начинал волноваться: вдруг меня нет в приказе и мне уготована иная судьба. Наконец слышу и свою фамилию. Назначен командиром третьего звена. Значит, буду вместе со всеми! Спешу сделать несколько шагов. Рядом становятся летчики звена Иван Брыляков и Григорий Панкратов. Называют вторую эскадрилью. Всего в новом поляку двадцать летчиков. Мало, конечно. В строю напротив нас осталась большая часть летчиков, все штурманы, стрелки-радисты. Чувствуется – завидуют они нам. Впрочем, никто еще из нас определенно не знал своего завтрашнего дня. Итак, 27 марта – день рождения 806-го штурмового полка. У него еще нет истории, но она будет. У него еще пет героев, но они появятся. Мы начинаем с чистого листа, а время напишет свои письмена,
На транспортном самолете летим вверх по Волге, в новый запасной авиационный полк. После приземления увидели полет двух девяток Ил-2. Дух захватило от ощущения мощи и скорости самолетов! Это летчики отрабатывают групповую слетанность перед вылетом на фронт. Значит, отсюда маршрут до него короче. Хотелось верить, что и мы здесь не засидимся. Наступила весна сорок второго года. Все надеялись, что после наших зимних удач, особенно под Москвой, враг покатится на запад. Но в мае 1942 года противник перешел в наступление на Керченском полуострове. Оставлена Тамань, шли тяжелые оборонительные бои на харьковском направлении, наши войска отходили на восток. Вести с фронтов мы воспринимали как бы «боковым зрением», отмечая главное: оставлен Севастополь, появилось воронежское направление, идут бои на Дону. Все внимание было направлено на освоение нового самолета Ил-2, Занимались от зари до зари. Уже знали, что в полете новая машина устойчива. Огонь у нее мощный, в бою живуча. Изучая самолет по деталям, мы не имели тогда возможности познакомиться с историей его создания. А она, как и вообще история штурмовой авиации, очень интересна.
Зародилась штурмовая авиация еще в период гражданской войны по инициативе В. И. Ленина. Осенью 1919 года конный корпус генерала Мамонтова прорвался в тыл войск Южного фронта. Требовалось срочно ликвидировать опасность. Вот тогда Владимир Ильич и предложил изучить вопрос о применении авиации против конницы. Такое применение оказалось эффективным. Штурмовая авиация, как особый вид ВВС нашей страны, сформировалась в 1926 году. Правда, специальных самолетов тогда не было, и для штурмовых заданий использовались истребители или модифицированные разведчики Р-5. В 1938 году известный советский авиаконструктор Сергей Владимирович Ильюшин обратился с письмом к советскому правительству, в котором обосновывал необходимость создания самолета специального назначения.
Сергей Владимирович хорошо представлял, какую трудную задачу бралось решать его опытное конструкторское бюро. Предстояло сконструировать самолет, который должен поражать живую силу и технику врага: танки, автомашины, артиллерию всех калибров, пулеметные гнезда, инженерные сооружения и так далее. Для этого необходимо, чтобы самолет был оснащен разнообразным вооружением, пулеметами, пушками, бомбами (различных калибров), а также установками для реактивных снарядов, летал очень низко над землей – на высоте от 10 до 500 метров. Но при низком полете над землей самолет будет подвергаться сильному обстрелу со стороны наземных войск врага, что вынудит его отказаться от атаки. Отсюда вытекало второе основное требование к самолету: сделать его бронированным. Однако, с одной стороны, надо было выбрать такой толщины броню, которая по своему весу не лишила бы самолет хороших маневренных и летных качеств, с другой – нужно было, чтобы броня могла защищать самолет от массового огня малокалиберного оружия противника – винтовок, пулеметов и частично – от малокалиберных пушек.
Первый образец двухместного бронированного штурмовика был построен к концу 1939 года. Во время испытания были обнаружены некоторые недочеты, требовались доработки, переделки. Поступила команда делать самолет одноместным. В декабре 1940 года началось испытание одноместного Ил-2. Он показал хорошие летные качества и был срочно запущен в серийное производство. 30 июня 1941 года впервые наша штурмовая авиация совершила налет на аэродром противника в районе Бобруйска. Как сообщало Совинформбюро, в результате этого удара были уничтожены или сильно повреждены десятки фашистских бомбардировщиков и истребителей.
Как показал первый опыт боевого применения Ил-2, С. В. Ильюшину удалось спроектировать поразительно живучий самолет, имеющий мощное бронирование и вооружение. Единая сплошная сварная броневая коробка охватывала всю носовую и среднюю часть фюзеляжа, надежно защищались летчик, двигатель, топливные баки. Броня весила 700 кг при взлетном весе. штурмовика около 6 тонн. Скорость самолета – 420 км в час. Ил-2 был вооружен двумя пушками и двумя пулеметами, имел восемь реактивных снарядов и мог брать 400 – 600 кг бомб. Фронт требовал все больше и больше таких боевых машин. Понятно было и наше нетерпение быстрее сесть в кабину штурмовика. В середине июля 1942 года на аэродромной стоянке появились двадцать новеньких одноместных Ил-2. Темно-зеленые, с запахом аэролака и бензина, они стояли, ожидая полетов. В полку уже знали – самолеты предназначены для нас. По этому поводу состоялся короткий митинг. И сразу же начались полеты.
Я подошел к своей машине, погладил ее плоскость. Здравствуй, боевой друг! Скоро мы с тобой вдвоем поднимемся в небо, пойдем в бой! Из штаба полка спешит своей скорой походкой капитан Ширяев.
– Готовим маршрут, – на ходу сообщает командир эскадрильи. – Вначале на Саратов. Вылет завтра.
Летим двумя девятками. Ведущий – командир полка майор Еськов. Волнуемся, конечно, и вполне естественно: это наш первый дальний перелет, строем же в составе девятки мы летели всего второй раз. На аэродроме под Саратовом дозаправляемся топливом, обедаем. И сразу команда – подготовить маршрут на Сталинград.
– Вот теперь кое-что проясняется, – Сергей Вшивцев подходит ко мне, достает из планшета карту. – Смотри: аэродром посадки – Гумрак. Недалеко отсюда, в излучине Дона, идут бои…
Вместе прикидываем расстояние до излучины. Что ж, возможно, отсюда будет первый боевой вылет. Аэродром в Гумраке поразил нас пустотой и какой-то сумрачной тишиной. Рассредоточив самолеты, собираемся у самолета капитана Ширяева. После полета гудит в голове, в теле чувствуется усталость. Командир эскадрильи улыбается открытой, добродушной улыбкой:
– Что носы повесили? Все идет по плану командования.
Улыбка Ширяева, его спокойный тон действуют на нас ободряюще. Появляется уверенность. Охватившее волнение понемногу утихает. Хороший у нас комэск! Настоящий боевой товарищ! Подошел командир полка, объявил:
– Ночуем здесь. Готовность к вылету с рассветом…
– А куда полетим дальше? – не выдерживает кто-то.
– С рассветом и узнаем.
Первая ночь в прифронтовой зоне. Со стороны Сталинграда виднеется багровое зарево, слышны уханье, бомбежки и яростный лай зениток. И хотя перед новым перелетом нужно было отдохнуть, уснуть удалось далеко не всем.
Утром из города возвратился командир полка, приказал:
– Подготовить маршрут на Астрахань.
Вот это новость! Мы были уверены, что наше место здесь, под Сталинградом. Ведь уже создан Сталинградский фронт. И вдруг – Астрахань, которая, по нашему мнению, являлась тогда тылом. Если бы мы могли нанести на свои полетные карты линию фронта и увидеть острые клинья немецко-фашистских армий и корпусов, то убедились бы, что Астрахань – не тыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34