Грэм Грин: «Наш человек в Гаване»

Грэм Грин
Наш человек в Гаване



OCR & spellcheck by HarryFan, 7 November 2000
«Наш человек в Гаване»: Правда; М.; 1986
Оригинал: Graham Greene,
“Our Man in Havana”, 1958

Перевод: Е. Голышева, Б. Изаков
Аннотация Признанный классик современной английской литературы Грэм Грин (1904-1991) определял свой роман «Наш человек в Гаване» (1958) как «фантастическую комедию». Опыт работы в британской разведке дал писателю материал, а присущая ему ирония и любовь к фарсу и гротеску позволили создать политический роман, который читается с легкостью детектива. Грэм ГринНаш человек в Гаване А грустный человек шутит по-своему. Джордж Герберт (английский поэт XVII в.) * * * Когда сочиняешь сказку, действие которой происходит в неведомом будущем, казалось бы, не нужно никого уверять, что между ее персонажами и живыми людьми нет ничего общего. И все же я хотел бы заявить, что ни один из этих персонажей не списан с натуры, что сегодня на Кубе нет такого полицейского офицера, как капитан Сегура, и уж, конечно, нет такого британского посла, как тот, которого я изобразил. Полагаю также, что не существует и начальника Секретной службы, похожего на вымышленный мною образ. Грэм Грин. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1 — Видите того негра, который идет по улице, — сказал доктор Гассельбахер, стоя у окна «Чудо-бара», — он напоминает мне вас, мистер Уормолд.После пятнадцати лет дружбы он все еще добавлял «мистер» — в этом был весь доктор Гассельбахер: дружба нуждалась в такой же медленной и глубокой проверке, как и диагноз. Когда Уормолд будет при смерти и Гассельбахер придет пощупать его слабеющий пульс, тогда, может быть, он, наконец, станет для доктора Джимом.Негр был слеп на один глаз; одна нога у него была короче другой; на голове — ветхая фетровая шляпа, а под рваной рубахой проступали ребра, словно у корабля, с которого ободрали обшивку. Он шел по краю тротуара, вдоль желто-розовой колоннады, под знойными лучами январского солнца, и считал шаги. Когда он миновал «Чудо-бар», он успел насчитать 1369. Ступал он медленно, чтобы хватало времени произносить такие длинные цифры. «Одна тысяча триста семьдесят». Негр был привычной фигурой возле Нэйшнел-сквер, где он иногда останавливался и переставал считать, чтобы сбыть какому-нибудь туристу пачку порнографических открыток. А потом снова продолжал свой счет. К концу дня он, словно непоседливый пассажир на трансатлантическом судне, знал с точностью до ярда, какой он сегодня сделал моцион.— Я напоминаю вам Джо? — спросил Уормолд. — Не вижу никакого сходства. Если не считать, конечно, хромоты. — Тем не менее Уормолд инстинктивно взглянул на себя в зеркало с надписью «Cerveza tropical» «Тропическое пиво» (исп.)

, словно испугавшись, не стал ли он по дороге из своего магазина таким же дряхлым и черным, как Джо. Лицо, которое он там увидел, только немного посерело от строительной пыли, летевшей из порта; это было его лицо — озабоченное, исчерченное морщинами лицо сорокалетнего человека, правда, моложе, чем лицо доктора Гассельбахера, однако всякий с первого взгляда сказал бы, что эти глаза погаснут раньше, в них уже лежала тень, отпечаток тревог, которые не побороть никакими патентованными средствами. Негр проковылял мимо и скрылся за углом бульвара. В этот день тут было полно чистильщиков сапог.— Я говорю не о хромоте. А вы не замечаете сходства?— Нет.— У него в жизни две задачи, — объяснил доктор Гассельбахер, — работать и считать. И он, к тому же, — англичанин.— Но я все-таки не понимаю… — Уормолд освежил рот утренней порцией «дайкири» коктейль

. Семь минут ходьбы до «Чудо-бара»; еще семь минут на обратный путь; шесть минут на дружескую беседу. Он поглядел на часы и вспомнил, что они на минуту отстают.— Я хотел сказать, что он — человек положительный, надежный, вот и все, — с раздражением ответил доктор Гассельбахер. — Как Милли?— Великолепно, — сказал Уормолд. Это был его неизменный ответ, но вполне искренний.— Семнадцатого ей будет семнадцать, а?— Да. — Он кинул беспокойный взгляд через плечо, словно кто-то за ним гнался, и снова посмотрел на часы. — Придете распить с нами бутылочку?— Не премину, как всегда, мистер Уормолд. Кто у вас будет еще?— Да я думаю, никого, кроме нас троих. Ведь Купер уехал домой, бедняга Марло все еще в больнице, а Милли, мне кажется, не очень-то дружит с этой новой компанией из консульства. Вот я и думал, что мы посидим тихонько, в семейном кругу.— Я очень польщен, что меня считают членом семьи, мистер Уормолд.— Может, закажем столик в «Насьонале»? Или вы считаете, что это… не совсем прилично?— Тут ведь не Англия и не Германия, мистер Уормолд. В тропиках девушки рано становятся взрослыми.В доме напротив с треском распахнулись ставни, а потом стали раскачиваться от морского ветерка и хлопать — клик-клак! — как старинный маятник. Уормолд сказал:— Мне пора.— Пылесосы обойдутся без вас, мистер Уормолд.Это был день горьких истин.— Как и мои пациенты без меня, — добавил доктор добродушно.— Люди болеют всегда, но покупать пылесосы они не обязаны.— Да вы и берете с них дороже.— Но получаю всего двадцать процентов. Трудно что-нибудь отложить из этих двадцати процентов.— В наш век ничего не откладывают, мистер Уормолд.— Мне нужно… для Милли. Если со мной что-нибудь случится…— В наш век никто не верит в долголетие — так стоит ли волноваться?— Все эти беспорядки плохо отзываются на торговле. Кому нужен пылесос, если не работает электричество?— Я мог бы одолжить вам небольшую сумму, мистер Уормолд.— Нет, что вы! До этого еще не дошло. Меня тревожит не сегодняшний день и даже не завтрашний, я беспокоюсь за будущее.— Ну, тогда уж вовсе нечего волноваться. Мы живем в атомный век, мистер Уормолд. Нажмут кнопку — и нас нет. Еще рюмочку, прошу вас!— Да, вот новость! Знаете, что сделала фирма? Прислала мне пылесос «Атомный котел»!— Не может быть! Вот не знал, что наука пошла так далеко!— Конечно, в нем нет ничего атомного — он просто так называется. В прошлом году был «Турбореактивный», в этом — «Атомный». А втыкать вилку в штепсель нужно, как и раньше.— Стоит ли тогда волноваться? — снова, как лейтмотив, повторил доктор Гассельбахер, уткнувшись в рюмку.— Они не понимают, что такое название может иметь успех в Америке, а не здесь, где духовенство без конца обличает науку, которую обращают во зло людям! Мы с Милли в воскресенье ходили в собор — вы же знаете, как она любит, чтобы я ходил к обедне: все еще надеется, что наставит меня на путь истинный. Ну вот, отец Мендес и описывал там полчаса действие водородной бомбы. Те, говорил он, кто верит в рай на земле, превращают эту землю в ад; и довольно убедительно он все это говорил, очень понятно. И как, по-вашему, я чувствовал себя в понедельник утром, когда мне пришлось украсить витрину новым пылесосом «Атомный котел»? Ничуть бы не удивился, если бы кто-нибудь из окрестных головорезов побил мне стекла. Тут еще их союзы — «Католическое действие», «Христос — „царь небесный“ и вся эта дребедень. Прямо не знаю, что и делать, Гассельбахер!— Продайте один пылесос отцу Мендесу для епископского дворца.— Его вполне устраивает наш «Турбо». Отличная машина. Да и эта, конечно, неплохая. Усовершенствованный наконечник для книжных полок. Вы же знаете, я не стал бы продавать плохие вещи.— Знаю, мистер Уормолд. А название переменить нельзя?— Не позволят. Они им гордятся. Уверены, что ничего лучше и не придумаешь после той знаменитой их рекламы: «Все выбивает, пыль поглощает, пол подметает». Понимаете, они продают с моделью «Турбо» воздухоочистительный фильтр. Ничего не скажешь — здорово сделано, но вот вчера пришла какая-то женщина, посмотрела «Атомный котел» и спросила, может ли фильтр такого размера поглотить все радиоактивные частицы? А как насчет стронция-90? — спросила она.— Насчет стронция-90 я могу вам выдать медицинскую справку.— Неужели вы никогда не волнуетесь?— У меня против треволнений есть свое секретное оружие, мистер Уормолд. Меня интересует жизнь.— Меня тоже, но…— Вас интересуют люди, а не жизнь, а люди умирают, бросают нас… простите: я не хотел намекать на вашу жену. А если вас интересует сама жизнь, она вам никогда не изменит. Меня интересует плесень на сыре. Вы не любите решать кроссворды, мистер Уормолд? Я люблю, но он», как люди: всегда приходят к концу. Я могу покончить с любым кроссвордом в течение часа, а вот мое исследование плесени на сыре никогда не будет завершено, хотя человек и мечтает, что в один прекрасный день… Как-нибудь я покажу вам мою лабораторию.— Мне пора, Гассельбахер.— Вам надо больше мечтать, мистер Уормолд. В наш век лучше не смотреть в лицо действительности.
Когда Уормолд пришел в свой магазин на улице Лампарилья, Милли еще не вернулась из американской школы, где она училась, и, хотя он увидел сквозь дверное стекло две фигуры, ему показалось, что в магазине пусто. Еще как пусто! И будет пусто, пока не появится Милли. Когда бы он ни вошел в магазин, у него тоскливо сосало под ложечкой, словно где-то внутри работал пылесос. И ощущение пустоты не могли заполнить покупатели, особенно такой, как вон тот, что сейчас стоял у прилавка, слишком лощеный для Гаваны; он читал английскую брошюру об «Атомном котле», подчеркнуто игнорируя приказчика. Лопес — человек горячий и не любит, когда его зря отрывают от испанского издания «Конфиденшл», Он злобно поглядывал на незнакомца и не старался заинтересовать его своим товаром.— Buenos dias добрый день (исп.)

, — сказал Уормолд. Он смотрел на всякого незнакомого человека, вошедшего в магазин, с подозрением. Десять лет назад в магазин зашел какой-то человек, сделал вид, будто он покупатель, и ничего не подозревавший Уормолд продал ему шерстяные очесы для полировки машины. Тот был ловким пройдохой, ну а этот… трудно представить себе кого-нибудь менее похожего на покупателя пылесоса, чем незнакомец, который стоял здесь сейчас. Высокий, элегантный, в легком сером костюме и очень дорогом галстуке — от него так и пахло морским курортом и кожаным креслом из какого-нибудь клуба для избранных; так и казалось — он сейчас откроет рот и скажет: «Посол вас скоро примет». Таким людям не приходится самим избавляться от пыли — за них это делает море или камердинер.— Не понимаю я вашей тарабарщины, — ответил незнакомец. Вульгарное словечко как-то сразу испортило элегантный костюм, словно он выпачкал его яйцом за завтраком. — Вы ведь англичанин?— Да.— Я хочу сказать — настоящий англичанин? По паспорту и все такое?— Да, а в чем дело?— Всегда лучше иметь дело с английской фирмой. Знаешь, на каком ты свете, понятно?— Что вам угодно?— Да прежде всего мне хотелось тут у вас немножко оглядеться. — Он говорил так, словно попал в книжную лавку. — Никак не мог втолковать этому типу…— Вас интересует пылесос?— Ну, я бы не сказал, что он меня интересует.— Вы хотите купить пылесос?— Вот-вот, старина, вы попали в самую точку. — Уормолд решил, что незнакомец так разговаривает потому, что тон этот, по его мнению, подходит к магазину на улице Лампарилья; развязность никак не соответствовала внешнему виду покупателя. Трудно подражать искусству святого Павла — говорить с каждым на его языке, не меняя при этом костюма.Уормолд деловито сказал:— Вы не найдете ничего лучшего, чем «Атомный котел».— Я заметил тут один, который называется «Турбо».— И это очень хороший пылесос. У вас большая квартира?— Да нет, я бы не сказал, что большая.— Тут, как видите, имеется два набора щеток — вот этот для натирки, а тот для полировки; нет, простите, кажется, наоборот. У «Турбо» энергия воздушная.— Как это?— Ну, он… тут так сказано: с воздушной энергией.— А вот та штучка, она для чего?— Это двусторонний наконечник для ковров.— Не может быть! Очень интересно. А почему двусторонний?— Вы толкаете от себя, а потом тянете к себе.— Ну до чего только не додумаются! — сказал незнакомец. — И много вы их продаете?— Я здесь единственный агент.— Все важные лица непременно хотят купить «Атомный котел»?— Или «Турбореактивный».— И правительственные учреждения тоже?— Конечно. А что?— То, что годится для учреждения, сойдет и для меня.— Может, вы предпочитаете нашу «Малютку-не-надрывайся»?— В каком смысле — не надрывайся?— Полное название пылесоса: «Малютка-не-надрывайся. Малый комнатный пылесос с воздушной энергией».— Опять с воздушной энергией?— А я тут при чем?— Не петушитесь, старина!— Лично мне ужасно не нравятся слова «Атомный котел», — сказал Уормолд с неожиданным жаром. Он вдруг встревожился. Ему пришло в голову, что незнакомец — инспектор главной конторы в Лондоне или Нью-Йорке. Что же, тогда они услышат от него всю правду.— Я вас понимаю. Да, неважно придумано. Скажите, а вы осматриваете машины?— Каждый квартал. Бесплатно весь гарантийный срок.— Вы лично?— Нет, это делает Лопес.— Вот этот мрачный тип?— Сам я не очень-то разбираюсь в технике. Стоит мне притронуться к какой-нибудь из этих штук, и они почему-то перестают работать.— А машиной вы правите?— Да, но если с ней что-нибудь случается, я зову дочь.— Ах да, у вас есть дочь. А где она?— В школе. Разрешите, я вам покажу эту быстродействующую соединительную муфту. — Но стоило Уормолду взять ее в руки, как она тут же перестала соединять. Он нажимал на нее, поворачивал туда и сюда. — Дефектная деталь, — пробормотал он в полном отчаянии.— Дайте я попробую, — предложил незнакомец, и соединение произошло мгновенно. — Сколько лет вашей дочери?— Шестнадцать, — сказал он и разозлился на себя за то, что ответил.— Ну что ж, мне, пожалуй, пора двигаться, — сказал незнакомец. — Рад был с вами поболтать.— Может, хотите посмотреть пылесос в действии? Лопес вам продемонстрирует.— Сейчас нет. Мы еще увидимся — здесь или в другом месте, — заявил незнакомец с какой-то дерзкой самоуверенностью и вышел из магазина прежде, чем Уормолд догадался сунуть ему фирменную карточку. На площади, в конце улицы Лампарилья, он растворился в полуденном свете Гаваны, среди толпы сутенеров и продавцов лотерейных билетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26