Но даже и без малышки, Анни все равно чувствовала бы, как это дело притягивает ее, как зовет ее Памела Бишон из того ада, где находятся неуспокоенные души жертв.– Возможно, этого дела вообще бы не было, если бы судья Эдмондс воспринял жалобу Памелы всерьез, – сказала Анни, откладывая вилку. – Зачем нужен закон о преследовании, если судьи будут отклонять все жалобы, руководствуясь принципом, что «мужик всегда останется мужиком»…– Мы уже это обсуждали, – напомнил ей Эй-Джей. – Судья Эдмондс не сомневается, что согласно этому закону скоро нельзя будет даже просто взглянуть на женщину без того, чтобы тебя не сочли преступником. Доводы Памелы в суде никак не тянули на преследование. Ренар приглашал ее на ужин, дарил подарки…– Он проколол покрышки на ее машине, перерезал телефонный кабель в доме и…– Но у нее не было доказательств, что все это сделал именно он. Ренар пригласил ее на ужин, она отказалась. Он расстроился, но между плохим настроением и неадекватной реакцией – пропасть.– Так сказал и судья Эдмондс. Он, вероятно, полагает, что мужчина и сейчас спокойно может дать женщине по голове костью мамонта и утащить ее за волосы к себе в пещеру, – с отвращением ответила Анни. – Но так ведь думает и большинство мужчин, верно?– Возражаю, ваша честь!Анни улыбнулась с искренним раскаянием.– Само собой разумеется, что ты не большинство. Прости, со мной сегодня совсем невесело. Я, пожалуй, не пойду в кино, лучше отправлюсь домой, помокну в ванне, а потом лягу спать.Эй-Джей протянул руку через стол, его пальцы проскользнули под простой золотой браслет и стали ласкать нежную кожу на внутренней стороне запястья Анни.– Это не обязательно проделывать в одиночестве, – прошептал он, его теплый взгляд обещал многое. Иногда, когда их чувства совпадали, ему удавалось это обещание выполнить.Анни убрала руку, притворившись, что ей что-то понадобилось в сумочке.– Не сегодня, Ромео. Я контужена.
Они попрощались на крохотной стоянке возле ресторана. Анни подставила Эй-Джею щеку, увернувшись от поцелуя в губы. Их расставание только добавило Анни беспокойства, которое она испытывала целый день, словно все в мире пошло наперекосяк. Она уселась за руль своего джипа, включила радио.– Вы настроились на волну радиостанции «Кейджун» и слушаете наше ток-шоу в прямом эфире. Тема нашего сегодняшнего разговора – противоречивое решение по делу Ренара. На первой линии у нас Рон из Гендерсона. Мы слушаем вас, Рон.– Я считаю безнравственным, что преступникам в суде предоставлены все права. Ведь у него в доме нашли кольцо жертвы. Негодяя надо отправить на электрический стул!– А что, если детектив подложил улику? Что будет, если мы не сможем верить людям, поклявшимся защищать нас? На второй линии Дженнифер из Байу-Бро.– Полиция набросилась на этого парня, ну, Ренара, а что, если он этого не делал? Я слыхала, что у них есть доказательства, что это дело рук Душителя из Байу, только они все скрывают. Я женщина одинокая и до смерти напугана всем этим…Анни выключила радио. Она частенько находила эту станцию, чтобы узнать общественное мнение. Но мнения по этому делу были такими разными. Одинаковыми оставались только эмоции – гнев, страх и неуверенность. Лист ожидания на установку домашней сигнализации стал очень длинным. Оружейные магазины в округе богатели, наживаясь на людском страхе.Эти чувства были Анни хорошо знакомы. Несовершенство правосудия сводило ее с ума, как и ее собственная, незначительная роль в происходящей трагедии. Дело в том, что, хотя Анни участвовала в расследовании с самого начала, ей отвели место стороннего наблюдателя. Анни понимала, что никто не пригласит ее принять участие в игре. Она оставалась просто помощником шерифа, и к тому же еще женщиной. Чтобы попасть туда, куда ей хотелось, с того места, где она находилась, надо было преодолеть немало ступеней.Ночь опустилась на город и принесла с собой влажную прохладу. Широкие полосы тумана поднимались с затона и, словно привидения, бродили по городу. На другой стороне улицы распахнулась черная разбухшая дверь бара «У Лаво», и на пороге появился Чез Стоукс. Голубой неоновый свет ярко очертил его фигуру. Мгновение он постоял на пустом тротуаре, дымя сигаретой и оглядываясь по сторонам, потом бросил окурок в сточную канаву, уселся в свой «Камаро», свернул на боковую улицу, ведущую к затону, и оставил пустое место у тротуара рядом с потрепанным черным пикапом. Это был «Форд» Фуркейда.Анни это показалось очень странным. Копы Байу-Бро всегда посещали «Буду Лаундж», а не вечно пустующий бар «У Лаво». Что-то не складывается. Именно эта мысль заставила Анни выйти из джипа. Что бы она ни говорила Эй-Джею в свое оправдание, Ник Фуркейд интересовал ее. А он обращался с ней как с чем-то неодушевленным. Детектив не обижал ее, не оскорблял и не подшучивал над ней. Анни его совершенно не интересовала.Анни, не глядя по сторонам, перешла улицу Дюма и подошла к бару. Бар «У Лаво» представлял собой подвал с синими стенами и столами и стойкой из красного дерева, почерневшего от времени. Если бы не телевизор в дальнем углу, Анни бы решила, что ослепла, такая в баре царила тьма.Фуркейд устроился в конце стойки, плечи под поношенной кожаной курткой ссутулились, он не отрывал взгляда от ряда низеньких стаканчиков, выстроившихся перед ним. Ник выдохнул струю дыма и смотрел, как он растворяется в воздухе. Он даже не повернул головы в ее сторону, но, когда Анни подошла, она сразу же почувствовала, что Фуркейд знает о ее присутствии.Она проскользнула между двумя высокими табуретами и облокотилась на стойку. Большие темные глаза Ника пристально уставились на нее. Никаких следов выпитого виски, ясный взгляд, полный пылающей ярости, которая, казалось, идет из глубин его души. Фуркейд так и не повернулся к ней лицом, и Анни видела его ястребиный профиль. Ник зачесывал черные волосы назад, но одна прядь упала на высокий лоб.– Бруссар, – напомнила ему Анни, испытывая чувство неловкости. – Помощник шерифа Бруссар. Анни. – Нервным жестом она отбросила назад волосы. – Я… гм… была сегодня у здания суда. Мы вместе свалили Хантера Дэвидсона…Взгляд Ника скользнул с ее лица на распахнутую джинсовую куртку, на тонкую белую футболку под ней, к юбке в мелкий цветочек, доходящей до середины икр, к удобным теннисным туфлям… И вернулся назад, словно приласкав.– Вы не в форме, помощник шерифа Бруссар.– Я не на службе.– Неужели?Анни моргнула от такого ответа и от едкого дыма, не слишком уверенная, как ей следует поступить.– Я была первым полицейским, прибывшим на место смерти Памелы Бишон. Я…– Я знаю, кто вы такая. Ты что же думаешь, chure, глоток виски вышиб мне мозги? – Он выгнул бровь и хмыкнул, гася сигарету в пластмассовой пепельнице, ощетинившейся множеством окурков. – Ты поступила в полицейскую академию в августе девяносто третьего, работала в департаменте полиции города Лафайетт, пришла в офис шерифа в девяносто пятом. У тебя отличный послужной список, но ты слишком часто суешь нос в чужие дела. Я-то считаю, что это не так уж и плохо, если ты собираешься сделать карьеру, а именно этого ты и добиваешься.Анни смотрела на него, раскрыв от изумления рот. За все время, что Фуркейд проработал в отделе, она не услышала от него и десяти слов. И она никак не могла представить, что он так хорошо осведомлен о ней. То, что детектив так много знал о ней, ее нервировало, и Фуркейд без труда об этом догадался.– Я должен был понять, годишься ли ты на что-нибудь или нет. А вдруг ты была знакома с Памелой Бишон? Может, вы встречались с одним и тем же парнем? Или она продала тебе дом со змеями под полом?– Вы меня подозревали? – изумилась Анни.– Я всех подозреваю, пока не найду виновного. – Он глубоко затянулся. – А тебя это беспокоит?Анни изо всех сил постаралась выглядеть бесстрастной:– Ничуть.– Нет, беспокоит, – заявил Фуркейд, стряхивая пепел в переполненную пепельницу. – И не отрицай. Послушай, неужели ты меня боишься?– Если бы я вас боялась, я бы здесь не стояла.Его губы дернулись в неискренней улыбке, и Фуркейд пожал плечами, словно говоря: «Может, да, а может, и нет». Анни почувствовала, что начинает злиться.– С чего бы мне вас бояться?Его лицо потемнело, он резким движением отодвинул низкий стакан.– А ты разве не слышала, что обо мне болтают?– Я знаю цену этой болтовне. Наполовину правда, а может, и того нет.– А как ты определяешь, в какой половине скрыта истина? – поинтересовался Ник. – В этом мире нет справедливости, – негромко заметил он. – Как насчет истинности этого высказывания, помощник шерифа Бруссар?– Я полагаю, все зависит от восприятия.– «Справедливость для одного есть несправедливость для другого… Разум одного есть сумасшествие другого». – Фуркейд отпил виски. – Это сказал Эмерсон, американский философ. Ни один репортер не скажет правды о сегодняшних событиях…– Их слова не меняют факты, – заметила Анни. – Вы нашли кольцо Памелы в доме Ренара.– Ты не думаешь, что я его туда подбросил?– Если бы вы подложили кольцо, то обязательно бы внесли его в список улик.– Верно, Анни. – Он наградил ее задумчивым взглядом. – Анни это сокращенное от какого имени?– Антуанетта.– Красивое имя. – Он снова глотнул виски. – Почему ты им не пользуешься? Она пожала плечами.– Не знаю… Все зовут меня Анни.– А я не все, Туанетта, – спокойно возразил Фуркейд.Казалось, он придвинулся ближе, и его улыбка стала шире. Анни показалось, что она чувствует исходящий от него жар, ощущает запах кожи от куртки. Она осознала, что его глаза не отпускают ее взгляд, и велела себе отступить. Но не сделала этого.– Я зашла сюда, чтобы поговорить о деле, – сказала Анни. – Или Ноблие отстранил вас?– Нет.– Я бы хотела помочь, если смогу. – Она подняла одну руку, призывая его дослушать. – Я все понимаю – ведь я всего лишь помощник шерифа, а вы детектив, да и Стоукс не захочет, чтобы я в это влезала, но…– Ты чертовски плохой игрок, Туанетта, – заметил Фуркейд. – Ты сама называешь причины, чтобы я мог тебе отказать.– Я ее нашла, – просто сказала Анни. – Я видела, что он с ней сделал. Я до сих пор это вижу. Я чувствую себя… обязанной.– Ты чувствуешь это. Тень смерти, – прошептал Фуркейд.Он протянул к ней левую руку и растопыренными пальцами почти коснулся ее. Ник медленно провел рукой у нее перед глазами, над головой, едва коснувшись подушечками пальцев ее волос. По телу Анни пробежала дрожь.– Здесь холодно, правда? – прошептал Фуркейд.– Здесь? – пробормотала Анни.– В стране теней.Она набрала уже было воздуха в легкие, чтобы сказать Фуркейду, какое он на самом деле дерьмо, но язык не слушался ее. Анни слышала, как где-то звонит телефон, до нее доносился звук работающего телевизора, но она воспринимала только Фуркейда и боль, появившуюся в его глазах.«Неужели действительно глаза – зеркало души?» – подумалось ей.– Это вы Фуркейд? – Бармен протягивал Нику телефонную трубку.Ник встал с табурета и прошел вдоль стойки. Воздух ворвался в легкие Анни, стоило ему только отойти, как будто его аура давила ей на грудь подобно наковальне. Нетвердой рукой она поднесла к губам его стакан и отпила глоток виски. Анни не сводила глаз с Фуркейда, перегнувшегося через стойку и слушавшего то, что ему говорили по телефону. Он напился, это точно. Все знали, что и абсолютно трезвый-то детектив не совсем в себе.Фуркейд повесил трубку и повернулся к ней.– Я должен идти. – Он вытащил двадцатку из бумажника и бросил на стойку. – Держись подальше от этих теней, Туанетта, – мягко предупредил ее Ник, и чувствовалось, что он знает, о чем говорит. Его пальцы коснулись лица Анни, дотронулись до краешка губ. – Иначе они высосут из тебя жизнь. ГЛАВА 4 Ник шел по бульвару, отделяющему дорогу от затона. Руки в перчатках засунуты глубоко в карманы кожаной куртки, плечи ссутулились от холодной ночной сырости. Туман поднимался от воды и проплывал мимо, словно облака, несущие ароматы водорослей и мертвой рыбы. Что-то с бульканьем и всплеском нарушило водяную гладь. Может, окунь, решивший поужинать. Или кто-то от жестокой скуки швыряет камни в воду.Остановившись около мощного дуба, он прислонился к его стволу и осмотрел берег. Ни одной живой души, ни прохожих, ни машин не было на маленьком разводном мосту в северной части затона. На восточном берегу янтарем светились окна домов. Ночной воздух потяжелел от сырости, грозившей пролиться дождем. А в дождливую ночь ничто не заставит людей без причины бродить по улицам.Он почти напился. Ник оправдывал себя тем, что пытается заглушить боль, но выпивка только сделала ее острее. Обида и ощущение несправедливости происходящего горячим огнем жгли его изнутри.Ник Фуркейд закрыл глаза, глубоко вздохнул, выдохнул, пытаясь обрести равновесие, этот глубокий всеобъемлющий покой, которого он с таким трудом добивался. Он так долго работал над тем, чтобы научиться контролировать свой гнев, но ярость все равно прорывалась сквозь его доспехи. Ник столько сил отдал этому расследованию, и вот все его надежды рухнули. Фуркейд чувствовал, как холод окружает его, пробирается внутрь. Тень смерти. Он почувствовал неодолимое желание переступить черту. И какая-то часть его существа отчаянно жаждала покориться этому желанию.Фуркейд задумался над тем, испытывала ли Анни Брусcap такое же желание, или оно ей совсем незнакомо. Вероятно, нет. Она слишком молода. Двадцать восемь лет. Он в этом возрасте был более опытным и циничным. А вот Анни… Ник видел сомнение в ее глазах, когда говорил о тенях. Заметил он и то, что молодая женщина говорит искренне, рассказывая о том, что чувствует себя обязанной Памеле Бишон.Верное средство, чтобы сохранить рассудок в отделе убийств, – это сохранять дистанцию. Ничего не принимать близко к сердцу. Не вмешиваться. Не приносить эмоции с работы домой. Не переступать черту. Ник Фуркейд никогда не умел следовать этим советам. И пресловутая черта всегда оставалась у него за спиной.Преследовали ли тени Памелу Бишон? Видела ли она приближающийся призрак смерти, чувствовала ли ее холодное дыхание на затылке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58